Ненависть в её глазах ежеминутно сменялась отрешенностью, растерянностью и отчаянием. От слез Анжелы внутри что-то надломилось. Он не хотел больше видеть это существо, не мог терпеть рядом ни минуты: она была слишком похожа на женщину, которая когда-то дарила вдохновение.
— Избавь меня от своих рыданий, — брезгливо процедил Демьян, — ты знаешь, что будет, если я официально признаю твою вину. Если захочу сделать среди измененных — мало тебе не покажется, в мире людей будет немногим проще. В лучшем случае ты отправишься в тюрьму, моя дорогая.
Доверие — чересчур хрупкая ценность, чертовски болезненно собирать его осколки. Анжела долгие годы была для него музой, возлюбленной, впоследствии — сутью их близости. Стала настолько родной, так глубоко проросла в него корнями, что порвать это не представлялось возможным. Нынче он выдирал её из души и сердца, но отрава безумия просочилась и в его кровь.
— Уходи, — резко произнес он, чувствуя, как дрожит голос, — убирайся!
Покушение на него.
Обрывки мыслей и разговоров со Звоновским сыпались в разум клочьями шлаков. Грязная работа. Его хотели не убить, а напугать. Демьян прикрыл глаза, понимая, что не готов узнать об этом сегодня. Выдержка шла трещинами и осыпалась битым стеклом полностью уничтоженного человека. Оставайся он измененным, наверное, было бы легче. А может и нет. Он всегда выбивался за рамки их варварского племени. Чувствовал тоньше, жил иначе.
Анжела перестала плакать, только всхлипывала и часто моргала. Поднялась и медленно, словно под внушением, побрела к двери. Она оглянулась лишь однажды, с надеждой вглядывалась в его лицо. Возможно, все ещё надеялась на прощение.
— Вон!
За захлопнувшейся дверью снова наступила тишина. Оставаться наедине с ней было невыносимо, и Демьян поднялся в комнату памяти. Телохранитель следовал за ним неотступной тенью.
Рояль неподвижным призраком застыл у стены, рядом с портретом той, чья гибель заставила его отказаться от музыки. Улыбка — сияющая, настоящая, живая. Полина олицетворяла звучание жизни. Cant détaché47, напевное, манящее, светлое. Он хотел защитить её от Смерти, но сделал только хуже.
Аккорды отозвались в кисти растянутой, словно на дыбе, болью, музыка сорвалась на сиплую фальшь. Отказавшись от звучания, он с головой ушёл в театр, но то была нечестная замена. Демьян отвернулся от волшебства, а оно отвернулось от него.
Волчья квинта48.
Ему самому уже ничего не сыграть. Мысль об этом была горька, как желчь.
Демьян вернулся в кабинет и подошел к бару. Плеснул в бокал коньяка, добавил льда.
— Не беспокоить, — бросил телохранителю.
Он пил, чтобы напиться: один бокал за другим. Выдержанный коньяк растворялся в одуряющем мареве хмеля, как дешёвое трактирное пойло. Только когда действительность поплыла смазанным фоном, остановился, чтобы швырнуть пустой бокал в стену.
Звон разбитого стекла слышался сквозь звенящий шум в ушах, ржавое пятно перед глазами маячило кровавой кляксой.
— Пошёл вон! — рявкнул он на приоткрывшуюся дверь, криво усмехнулся. — Твои правнучки — тупые проститутки, Полина, — пробормотал в алкогольном дурмане, здоровой рукой вцепившись в волосы.
Легче не становилось, только хуже. Какого черта он подпустил к себе чувствующую? Это она во всем виновата! Его выдержки хватило бы на дюжину подобной мерзости, но Стрельников приволок Оксану — и вот итог.
Рывком распахнув дверь, даже не почувствовав боли, Демьян нетвердым шагом вышел из кабинета. Оттолкнул руку телохранителя, поднимаясь по лестнице, каким-то чудом удержался на ногах. В личной гостиной долго стоял перед сейфом, опираясь о резную дверцу шкафа, глядя на отражение в зеркальной стене, на расплывающееся перед глазами свадебное фото с Анжелой.
На смену гневу вернулась усталость — застарелая, покрытая ржавчиной, памятная, когда будучи загнанным «отцом» молодым измененным, он готовился принять смерть. Навзничь рухнув на кровать в спальне, Демьян отключился сразу, как в омут канул.
Его разбудили яркие солнечные лучи. Вчера вечером он забыл задернуть шторы, и дневной свет заливал комнату. Многовековые рефлексы все ещё были живы: солнце неосознанно воспринималось, как угроза. Усмехнувшись, Демьян надел очки и поднялся.
Обманчиво-высокое небо и искры тепла на верхушках деревьев. Ветер быстро гнал светлые облака, утяжеленные свинцовой сердцевиной. День обещал быть холодным.
Похмельный туман понемногу таял. В душе Демьян сбросил остатки вчерашнего наваждения. Так всегда бывает: проходит ночь, и ты понимаешь, что готов идти дальше. До той минуты, пока не прервется нить пульса и дыхание.
После неудачной попытки завязать галстук, Демьян мысленно выругался. Отшвырнул его в сторону, повернулся к шкафу и достал пиджак. Пальцы правой руки уже слушались, но врач запретил лишний раз напрягать руку. Да у него и не получилось бы при всём желании — любые нагрузки выходили боком. Хорошо хоть утягивающую повязку с груди недавно сняли, и нынче он не напоминал себе закованного в доспехи увальня.
Он позвонил Звоновскому и попросил привезти к нему Ванессу после обеда. В этом деле тоже стоило поставить точку.
С утра Демьян собирался заехать в офис, но едва вышел в гостиную, понял, что планы придется отложить. Рядом с сервантом стояла Анжела. Волосы в беспорядке, как будто она забыла расчесаться и прямо из спутанных прядей соорудила прическу, глаза лихорадочно блестели. Перехватив рукой запястье, она смотрела на него отрешённо и укоризненно.
— Ты не выпустишь меня из дома, — прошептала она.
— После того, что ты натворила, это меньшее из зол.
— Не меньшее. Отец хотел запереть меня рядом с мужем, для которого я была бы скотиной. Для тебя я стану пустым местом.
Демьян хмыкнул.
— Анжела, ты больна.
— Да, — едва различимый шёпот, — вот уже больше двухсот лет я больна… тобой.
— Крайне поэтично, но мне надо ехать по делам. Так что изволь…
— Я слышала, — она перебила его, и тонкий голос задребезжал от ненависти, — к рыжей шлюхе!
— Тебя это не касается, — он хотел пройти мимо, но Анжела шагнула вперед и загородила дорогу.
— Ты посадишь меня под замок, Демьян? После всего, что между нами было.
— И не только. Пока ты разгуливаешь по дому, Анжела, но лучше не испытывай моё терпение. Я запру тебя с твоими куклами, и никто о тебе больше не услышит.
Она улыбнулась — мягко и понимающе, терпеливо, как будто это он тронулся рассудком.
— Давно ты проверял свою шкатулку с драгоценностями, Демьян?
Он замер.
Анжела знала код сейфа, где хранился список имен и письма Полины. Она была его доверенным лицом долгие годы, и именно её до вчерашнего дня он собирался назвать преемницей. Он вручил имена выживших той, что с легкостью могла передать их в Орден.
Демьян бросился к серванту и распахнул дверцы. Набрал шифр, распахнул сейф и вытащил шкатулку. Она была пуста: ни писем Полины, ни списка.
— Я сожгла все любовные послания, — с улыбкой прошептала она, — одно за другим. Все, что осталось от твоей любви, Демьян — жалкая горстка пепла. Если бы ты выбрал меня, все было бы иначе.
— Я выбрал тебя! — он сам не заметил, как повысил голос. — Думаешь, я держал тебя рядом из жалости?!
— Вот именно, что держал, — грустно улыбнулась она. — Как собачку.
— Где список, Анжела?! — он шагнул вперёд, но она осталась на месте. Запрокинула голову, без страха глядя в глаза.
— В надёжном месте. Я забрала его не так давно, когда поняла, к чему всё идёт. Ты отпустишь меня, Демьян. Я устала быть твоей красивой куклой. Я уеду, а ты получишь назад свою власть.
Он сжал зубы, резко развернулся, шагнул к серванту. Ярость отринула разум. Подхватив лежащий в сейфе пистолет, он шагнул к ней, с силой сжимая пальцы на тонкой шее. Боль разлилась по запястью, но Демьян только сжал зубы. Оружие дрожало в руке, но он был готов выстрелить.
— Убьешь меня, и список окажется в Ордене, — сдавленно прохрипела Анжела. — Все твои… имена… вся твоя… репутация.
Значит, все-таки Орден. Они охотятся за именами. Какого чёрта?!
Боль разлилась по предплечью и змеей ползла выше, оставляя ядовитые отметины на слабеющей руке. Демьян выдохнул, разжал пальцы и отступил назад.
Анжела закашлялась, растирая шею, на которой наливались красным отпечатки его пальцев.
— Ты отпустишь меня, я верну тебе список, и все закончится. Ты меня никогда больше не увидишь и не услышишь обо мне. Клянусь. Просто дай мне уехать, Демьян. Как ты и говорил вчера.
Демьян прикрыл глаза.
Анжела права, у него не осталось выбора. Если притянуть ребят Звоновского, тайны измененных червями полезут сквозь рыхлую землю. Нужно признать, что он проиграл. Своей безумной музе с кукольным лицом, той, кому доверил всю свою жизнь. Он должен был понять, что с Анжелой что-то не так, заметить, почувствовать. Ежели бы он остановился, вгляделся повнимательнее, задумался… Но на неё не хватало времени, пока не стало слишком поздно. Единственный, к кому можно обратиться за помощью — Михаил. Захочет ли Стрельников помочь после всего, что было?
