Он даже не взглянул на нее. Сконцентрировавшись на Эсме, он кашлянул, прочищая горло.
— Ты помнишь, мама рассказывала тебе, почему твой папа не может быть с тобой? Но Бог захотел, чтобы у твоей мамы была маленькая дочка, поэтому он послал ей тебя.
Эсме повернулась к Виктории.
— Это ведь правда, мамочка?
— Да, именно так все и было.
— Что ж, эту красивую историю я уже слышал.
Эсме, должно быть, не уловила нотку сарказма в его тоне. Виктория, напротив, посмотрела на него через голову девочки и увидела, как он дернул ее за косичку, чтобы привлечь внимание. Даже если она и отвлеклась, стоило ли так раздражаться?
— И когда, — Джон снова обратился к Эсме, — Бог сделал такое хорошее дело, он решил продолжить в том же духе и послать тебе и твоего папу.
— Да?
— Это я. Я твой папа, Эсме.
Тоненькие брови девочки сошлись домиком, но потом, словно она вникла в смысл сказанного, они распрямились, и она решительно кивнула.
— Мой «притворный» папа? — сказала Эсме, очевидно, припоминая их разговор об игре в помолвку. И улыбнулась ему самой обворожительной улыбкой.
Он нахмурился, и Виктория подумала, что отец и дочь так похожи друг на друга, что удивительно, как до сих пор никто не заметил этого.
Пытаясь побороть вспыхнувшее раздражение. Джон задумчиво почесал затылок.
— Нет, малышка, я твой настоящий папа. — Он поднял глаза на Викторию. Вид у него был, прямо скажем, растерянный. Она удивленно посмотрела на него.
— Тебе нужна моя помощь? — мягко поинтересовалась она. — А мне показалось, что ты собирался сделать это без меня.
Но тут же ощутила чувство вины из-за своего самодовольства. Пожалуй, сейчас не лучшее время для выяснения отношений. Речь шла о будущем Эсме, не говоря уже о том, что девочка была совершенно сбита с толку. Она осторожно убрала прядку волос со лба дочери.
— Это правда, дорогая, — сказала она мягко. — Джон твой настоящий папа.
Девочка заморгала, подняв на нее непонимающие глаза.
— Но почему он пришел только сейчас?
— Мы не знали, как найти друг друга, поэтому я не могла сообщить ему о тебе.
И внезапно ей пришла в голову мысль, что если бы она хотела, то могла найти его, хотя бы благодаря его татуировке. Одному Богу известно, сколько раз она проводила по ее очертаниям пальцами, тогда, в ту неделю, что они провели в Пенсаколе, сколько раз прикасалась к ней губами. И слова «Быстро, бесшумно, беспощадно» врезались ей в память, как и то, что было пониже: второй разведывательный батальон. Она могла воспользоваться этими сведениями и попытаться разыскать его. Разумеется, на это надо было решиться, и это потребовало бы определенных усилий с ее стороны, но если бы она действительно хотела ввести его в жизнь Эсме, то сделала бы это. Она взглянула на него с пробуждающимся чувством вины, понимая, что была не права.
И это чувство усилилось, когда она увидела, с какой нежностью он смотрит на Эсме, внимание которой снова сосредоточилось на нем.
— Ты уже давно здесь, — проговорила девочка — почему ты не пришел и не сказал мне, что ты мой папа?
— Твоя мама… то есть мы оба хотели сначала проверить, смогу ли я справиться с обязанностями отца. Зачем было давать тебе надежду, если бы выяснилось, что я ни на что не гожусь?
— Годишься, — нетерпеливо успокоила Эсме.
— Да, мы тоже так решили. Поэтому… — Он снова прочистил горло. — Я гожусь для того, чтобы быть тебе хорошим отцом.
Сердце Виктории растаяло.
— Так, значит, теперь ты будешь со мной и мамой всегда?
— Нет! — Он тут же спохватился, поняв, что выпалил это с категоричностью сержанта, отдающего команду новобранцам, поэтому смягчил тон. — Нет. Я твой настоящий папа, это правда. Но помолвка не настоящая. И я знаю, как это трудно детка, но ты должна помнить, что не надо никому говорить об этом. — Он бросил на Викторию напряженный взгляд.
Ей казалось, словно он ударил ее под дых. «Что ж… Разумеется, трудно выразиться яснее, чем так, как ты сказал». Ей все ясно: она была достаточно хороша, чтобы спать с ней, но для того, чтобы жениться… Он дал ей понять, что он не из тех, кто женится. И она не настолько глупа, чтобы настаивать на объяснении.
Она поверить не могла, что можно чувствовать такую боль, и невольно немного отодвинулась от Джона и Эсме, когда девочка начала приставать к отцу с расспросами. Глядя через листву на окна первого этажа, где располагался новый офис Форда, она постаралась изобразить на своем лице полное безразличие, желая скрыть ту боль, какую вызвали в ней его слова.
Теперь оставалось собраться с мыслями, но они продолжали хаотично крутиться в ее голове, как и разрозненные обрывки фраз и беспорядочные воспоминания, которые то оживали, то тускнели и никак не могли оформиться во что-то определенное. И все склонялось к тому, что она не должна удивляться происходящему — они ведь ничего не обещали друг другу. Но брошенное замечание напомнило ей, что Джон пытается отдалиться от нее. Она вдруг вспомнила их близость и то, что испытывала тогда… Она-то думала, что между ними нечто большее, чем просто секс! Что это что-то значит для него, не только для нее. О Господи, как больно!
Как больно!
Как больно!
Она смотрела на дом, стараясь выровнять дыхание и унять огонь, пылающий в груди. Ничего удивительного, что от подобных переживаний голова шла кругом. И, глядя на офис Форда, она в который раз говорила себе… там что-то не так, она готова поклясться, что существует какое-то… несоответствие между внутренним пространством офиса ее отца и той стеной, на которую она сейчас смотрела. Виктория постаралась сосредоточиться на решении этой задачи, чтобы не дать эмоциям перерасти в истерику. Мало-помалу в ней заговорил архитектор, заставляя забыть все обиды. Ее глаза отметили очевидную диспропорцию. Но что порождало ее и на что следовало обратить внимание? Она изучала территорию, смотрела в окна, прикидывала в уме размеры. И внезапно она поняла…
— О Господи! Ну конечно… — выдохнула Виктория. — Так вот почему эта комната всегда действовала мне на нервы! — Повернувшись к Эсме, которая болтала с Джоном, она проговорила нейтральным тоном: — Я спускаюсь вниз, Эс. Мне не хотелось бы, чтобы и ты слишком долго оставалась здесь. Время ленча. — Она покосилась на Рокета, но боль опять напомнила о себе, и она быстро отвернулась. — Осторожнее, дорогая, — сказала она дочери и с горечью отметила, что та и не думает прекращать беседу с Джоном. Следуя собственному совету, она с предельной осторожностью начала спускаться вниз. Сползла на ветвь пониже и остановилась в раздумье: не высоковато ли для прыжка?
