На палубе наваждение Тима оставило: светило солнце, ветер трепал трос на его лебедке — тишина и спокойствие. Наскоро рассортировав предметы из кубрика, Тим перетащил всю найденную одежду к месту стройки. Конечно, вся она заледенела и надеть такое сейчас невозможно, но потом, соорудив жилище, он высушит все у печи и выберет себе самое лучшее. Кроме того, можно попробовать выморозить вшей — возможно, эти твари не переживут подобной экзекуции. А если и переживут, то он прокипятит все тряпки в котле салотопки: разводить паразитов в теплой одежде Тим очень не хотел. В ней же даже не почесаться толком, если хорошо закутаешься. Нет уж, насекомых он оставит на корабле.
Солнце уже склонилось к горизонту, но время до темноты еще было. Тим использовал его с толком. Для начала затопил салотопку, отличным плотницким топором и пилой разделал тимберс, поддерживавший ранее палубный настил, на несколько кусков. Вот теперь у него есть дрова, которые будут гореть до утра.
Затем Тим до темноты бродил вокруг корабля, собирая доски и бочки. Все найденное он оттаскивал к месту будущей стройки — бочки пойдут на стены, доски на полы, что останется — на дрова.
Уже в потемках посидел у раскрытой топки — при свете пламени и фонаря обшаривал матросские сундуки и ящики. Все ценное отбирал в одну кучу — завтра утром перетащит к своему надежному месту. И начнет строительство. Или нет, подождет со строительством — через все эти непроходимые завалы на корме ему надо еще добраться до каюты капитана. Работы там предстоит немало. Но это та работа, без которой все его усилия абсолютно напрасны — получится лишь продление агонии. Ведь даже если он сумеет соорудить из обломков «Клио» парусную лодку, это бессмысленно — мало того что ее надо доставить до воды (а она отсюда далековато), так ведь все равно течение не позволит ему отойти от этих льдов.
Нет, надо добраться до капитанской каюты. Собрать карты и инструменты. И компас от рулевого колеса прихватить.
Тиму надо придумать способ отсюда выбраться.
* * *Эддихот сегодня выглядел еще более недовольным, чем при первой встрече. Выслушав почти полный доклад Сеула (чего последний имел полное право не делать, он был подотчетен лишь наместнику провинции), префект недовольно заявил:
— Я подозревал, что от вас ничего, кроме неприятностей, не дождаться, но даже в этом вы проявили уникальную оригинальность. Такого даже я не ожидал. Чуть ли не сотня малолетних девиц теперь на мне повисла. Они сироты, родственникам до них особого дела нет, приют «Семь дев» полностью разорен вашим нашествием, охрана перебита, воспитательницы зарезаны, хозяйка исчезла бесследно.
— И не она одна, — продолжил Сеул. — Главной попечительницы мы тоже не нашли — ее городской дом пуст и хранит следы поспешного отъезда.
— Что?! Вы осмелились вломиться в дом баронессы Тшейн?!
— Увы, действительно осмелился. Там, кстати, даже слуг не осталось и двери нараспашку. Если вам так дорог этот дом — поставьте охрану, а то ведь ваши честные горожане все разворуют.
— Господин Сеул, не указывайте мне, что я должен делать! И так вы уже натворили дел! Из-за ваших художеств у меня погиб один из лучших десятников! Я уж промолчу про трупы в приюте!
— В моей группе тоже есть потери. Погиб один из наших стражников и старый нюхач, хватает и ран, к счастью легких.
— Ваш нюхач, кстати, был зарезан в гостинице, в ваших апартаментах. И мне уже доложили массу интересного об обстоятельствах случившегося там. Вы там, оказывается, устроили настоящий балаган с пытками! Может, в Столице у вас и принято пытать народ где попало, но у нас все не так — хозяин гостиницы весьма уважаемый горожанин, а сын его давно уже служит в налоговой управе и там на хорошем счету. Не стоило вам подобное непотребство устраивать — это бросает тень на заведение!
— Уважаемый господин префект, — устало произнес Сеул, — я не спал всю ночь, меня пытались убить, я очень устал, и у меня болезненная рана в левом плече. Я не хочу с вами спорить. И не хочу выслушивать от вас грубости. Вы явно дезинформированы: советую вам запомнить тех, кто докладывал о наших неблаговидных делах, — это пригодится при расследовании дела под прямым контролем наместника.
— Вы собрались ему жаловаться?! — оскорбленно вскинулся префект.
— Что вы, конечно же нет. Но если мы с вами столкнулись лбами, рассудить нас должен он — я ведь подчиняюсь только наместнику. А рассудить нас надо будет: у вас кто-то сообщил преступникам информацию о нашем расследовании. Может быть, он и не один был — в префектуре у преступников явно свои глаза и уши.
— На что вы намекаете?
— Я? Я ни на что не намекаю — я вам прямо говорю. Преступники знали, что в провинцию прибыла группа из Столицы для расследования пропаж женщин. Откуда они могли это узнать? А? Ведь об этом знали только вы. Кому вы еще рассказали? Или вы всерьез верите, что им эти сведения из Столицы сообщили?
Эддихот опешил — заметно растерялся:
— Вы меня подозреваете? Знал тот же наместник, знал писарь, который сидел при нашей беседе. Знали старшие стражники, начиная от десятника. Конечно, знали они лишь в общих чертах, но знали же — им ведь приказали оказывать вам содействие и сообщать о новых похищениях. Это не так уж мало людей — круг посвященных весьма широк!
— Я вас не обвиняю. Но не сомневаюсь — утечка идет из префектуры. Мы наткнулись на след этой шайки, когда поймали их человека — он в гостинице рылся в моих бумагах. Очевидно, им было интересно, что нам известно о них. И также очевидно, что первичный допрос этого одержанного вызвал слухи о пыточном застенке, устроенном нами в гостинице. Заверяю вас — ничего подобного не было. С этого негодяя и волос не упал — так, припугнули немного. А затем оставили его под охраной нюхача. Этот мерзавец как-то провел старину Бигля и перерезал ему горло, а потом еще и ухитрился нас обогнать на пути к приюту, предупредил сообщников. Моя ошибка — не надо было оставлять его под таким ненадежным присмотром. А теперь, господин Эддихот, давайте вместе спустимся вниз, и вы из первых уст выслушаете информацию, которая не может вас не заинтересовать.
Сеул, не ожидая реакции префекта, встал, направился к двери. Он знал, что Эддихот сейчас спорить не будет — своим выпадом в отношении его ведомства он выбил его из колеи, а подобные солдафоны не сразу от такого оправляются. Им проще секирой на поле боя махать, чем подавлять противника в словесном поединке: пойдет как миленький, причем молча.
Дербитто, Пулио и таинственный нуриец дожидались дознавателя в скромной комнатке с единственным узким окном. Вроде бы здесь размещался секретарь архива, но куда его сплавили, Сеул даже не спрашивал. Его спутники даром времени не теряли: Дербитто занимался изучением оружия, собранного у убитых преступников, а Пулио играл с нурийцем в кости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
