Дорн повернулся вправо, и тут же на него набросилось какое-то огромное чудовище.
Оно чем-то напоминало дракона и все-таки представляло собой нечто невиданное. Это был громадный змей с темной тонкой чешуей и такими мелкими лапами и крыльями, что летать или ходить он бы не смог, только плавать. Длинный хвост разделялся на два извивающихся кнутовидных отростка, которыми змей пытался нанести удар противнику. Под водой Дорн не мог как следует размахнуться мечом. Вода оказывала слишком сильное сопротивление. А вот огромному дракону она ничуть не мешала.
Дорн попытался отскочить и прикрыться железной рукой, но змей появился столь внезапно, что неминуемо нанес бы сокрушительный, быть может, смертельный удар, если бы Кара не бросилась вдруг наперерез водному дракону и не приняла удар на себя.
Наверное, кончики змеиных хвостов были острыми, словно лезвия, потому что они прорезали мерцающую шкуру Кары и оставили глубокие раны, из которых хлынула кровь, смешиваясь с мутной водой. Теперь почти ничего не было видно вокруг.
Кара кинулась на дракона. Тому удалось увильнуть и нанести Каре еще один удар. Она конвульсивно дернулась. Водяной змей, словно питон, стал обвивать ее кольцами, сжимая и продолжая наносить удары. Кара пыталась сопротивляться, но враг так сильно сдавил ее, что она почти не могла двигаться.
Разъяренный Дорн нанес змею удар ногой, но тот оказался проворнее. Наверное, специально выжидал, пока непрошеные гости не сосредоточатся на скелетах, чтобы неожиданно атаковать. Возможно, это именно он наслал темноту на затонувший город. Во всяком случае, он не желал, чтобы ему мешали, пока он не расправится с первой жертвой. Он взмахнул своим раздвоенным хвостом и ударил Дорна так, что тот отлетел на несколько ярдов.
Как бы пригодились ему сейчас крылья ската! Дорн с трудом плыл в мутной воде с привкусом крови Кары. Может, змея забавляла эта игра, потому что он подпустил охотника достаточно близко и лишь тогда снова отбросил его назад. Дорн чувствовал, что обычными средствами не ослабить хватку змея и не помешать ему убить Кару. С каждой секундой сопротивление Кары слабело. Крыло и задняя лапа неестественно торчали между кольцами змеиного хвоста, вывихнутые или сломанные.
Дорн понял, что не может плыть достаточно быстро, чтобы обрушиться на желтоглазого змея без посторонней помощи. Он вгляделся в грязную мутную воду. Его друзья все еще сражались со скелетами так яростно, что могли вообще не заметить появления водного дракона и, уж конечно, не могли прервать бой, даже если бы увидели его.
По крайней мере, так казалось. Но тут Шатулио, которого теснили два змея-мертвяка, увернулся от их когтей и клыков и бросил взгляд на дракона, захватившего в тиски Кару. На голове и спине змея вдруг появилось огромное количество крабов, которые начали щипать его своими острыми клешнями.
Словно пес, попавший в муравейник, темный дракон начал извиваться, шлепая себя хвостом по горлу и голове, пытаясь сбросить крабов. Это не ослабило его тисков, сжимавших слабеющую Кару, но змей явно начисто забыл о Дорне, которому, наконец, удалось подплыть к нему совсем близко.
Охотник нанес два сильных удара мечом по сжимавшим Кару кольцам. Темный дракон изогнулся и повернул голову к человеку, собираясь укусить его. И хотя на его морде остались отметины от клешней, крабов на нем больше не было. Либо скелеты отвлекли Шатулио и он не смог закончить магическую формулу, либо водный дракон каким-то образом сам избавился от крабов.
Змей бросился на Дорна. Тот ускользнул от удара и вонзил железные когти в слабо защищенную плоть дракона под челюстью. Но мерзкая тварь не отступала. И Дорн вонзил меч ему в горло.
Голова дракона дернулась, и он разинул пасть. Чудовище обладало оружием, присущим только драконам, и выпустило струю отравы. Грязная жидкость фонтаном забила во все стороны.
От этого яда мысли Дорна спутались, мозг перестал справляться со своей работой. Все, чем он был только что переполнен: ярость, страх, отчаяние, надежда — все улетучилось. Дорн пытался стряхнуть с себя это оцепенение и безразличие, но змей вдруг ударил его по голове.
От неожиданности Дорн чуть не потерял сознание. Меч выпал у него рук. Теперь он мог сражаться только железным кулаком. Превозмогая боль, Дорн вцепился в дракона. Дыхание чудовища обжигало кожу.
Кислота, стиснув зубы от боли, подумал Дорн. Он зажмурился в надежде, что не ослепнет от разъедающего действия кислоты, и нанес удар, от чего водный змей вздрогнул — видно, задета была особенно чувствительная группа нервных окончаний. Дорн начал яростно рвать змея железными когтями. Дракон ударил охотника острыми, как лезвия, кончиками хвоста. Дорн подставил железную ногу. Удар был сильным, но повредил только доспехи.
Дракон подобрал хвост, изготовившись к новому удару, и Дорн мгновенно сообразил, что делать. Подсказала интуиция воина — инстинкт выживания, впервые проявившийся у него на гладиаторской арене.
Дорн вонзил когти еще глубже в шею дракона. От боли, неожиданной и невыносимой, дракон взмахнул хвостом, и в этот миг Дорн высвободил руку. Если бы его расчет был неверен или ему не удалось бы проворно отплыть от дракона, удар почти наверняка задел бы ничем не защищенную плоть. Оторвавшись от змея, Дорн потерял бы преимущество, которое у него было. Если бы трюк не удался, змей вряд ли снова позволил бы ему приблизиться и нанести удар.
Но прием сработал. В бешенстве, содрогаясь в конвульсиях, дракон нанес удар хвостом по собственной шее, наполовину отрезав себе голову. Струя крови хлынула вверх, словно дым от пожара. Чудовище опустилось на дно.
Дорн попытался разжать кольца, сжимавшие Кару, но ничего не получалось. Вдруг солнце перестало проникать сквозь толщу воды, и все снова погрузилось в темноту. Уверенный в приближении нового чудовища, Дорн поднял голову. Над ним плавал израненный Шатулио, с помощью когтей освобождая неподвижную Кару от витков змеиного хвоста.
Наконец ему это удалось. Остальные члены команды собирались вокруг. Все были ранены, даже Павел, одетый в спасительный плащ с крыльями ската. Не обращая внимания на кровь, сочившуюся из глубокой раны на ноге, он с сосредоточенным видом приступил к делу — нужно было спасать Кару. Под водой слова звучали искаженно, что при других обстоятельствах показалось бы даже комичным. Дорн мог только надеяться, что Летандер поймет молитвы, возносимые Павелом.
Руки священника сияли ярким золотым светом. И вдруг на полуразвалившихся башнях зазвонили колокола, их звон плыл все выше и выше. Как ни странно, вода совсем не приглушала и не искажала звук.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
