А может, он умер, просто еще этого не понял? Вполне возможно. Но ведь мертвым не больно… А рана в груди страшно болит. Божий мох пытается залечить тело, но безуспешно.
Наконечник стрелы глубоко вошел в камень. Самому Бершаду его не вытащить.
– Слушай, помоги-ка мне, а? – попросил он дракониху, похлопав по массивной стреле с оперением из толстой плетеной проволоки. – Попробуй вот это выдернуть.
Серокрылая кочевница снова вытянула шею, обнюхала древко и осторожно его лизнула. Стрела качнулась, разрывая Бершаду легкие. Драконьер застонал от боли.
Дракониха отпрянула.
– Нет-нет, не волнуйся. Просто выдерни его – и все.
Дракониха заморгала и недоверчиво фыркнула.
– Если ты способна разрушить целый город, то можешь и выдернуть дурацкую стрелу.
Серокрылая кочевница расправила крылья и взмыла в небо.
– Ни фига себе… – вздохнул Бершад.
Из последних сил он потянулся к котомке с божьим мхом. От движения жуткая боль пронзила грудь и легкие. Застонав, Бершад сорвал котомку с пояса, разодрал ее зубами и высыпал содержимое в рот.
В общем-то, это был не самый разумный поступок, но когда висишь, пришпиленный катапультной стрелой к крепостной стене, то понятие разумности приходится пересматривать. Бершад в три приема проглотил божий мох, провел языком по зубам и деснам, собирая крошки, – ведь для того, что он задумал, ему потребуются все силы.
– Да уж, приятного будет мало.
Он обхватил древко обеими руками, стер с него кровавое месиво собственных кишок, а потом с диким воплем резко дернулся вперед, чувствуя, как рвутся легкие. Сердце бешено забилось, лихорадочно выталкивая кровь, которая водопадом хлестала на булыжники мостовой.
Мало-помалу Бершад передвигал свое измученное тело вдоль древка. Он стонал, выл, орал, судорожно извивался от боли и выкашливал сгустки черной крови. Наконец остановился, чтобы оценить, на много ли ему удалось сместиться, и с сожалением выдохнул:
– Вот же ж хрень!
Он продвинулся всего-навсего на пол-локтя. Вроде бы на пол-локтя. А древко было десять локтей длиной.
Ничего не выйдет. Фигово умирать пришпиленным к стене, как крыса, но, наверное, лучше так, чем превратиться в дерево. Впрочем, следовало признать, что особой уверенности в этом у Бершада не было. От жуткой боли он вообще плохо соображал и уж точно не был способен рассудительно оценивать все за и против. Бершад закрыл глаза, жалея, что наелся божьего мха, – теперь придется умирать долго и мучительно.
На какое-то время он снова потерял сознание, а когда пришел в себя, услышал знакомый голос Фельгора:
– Сайлас, ты совсем спятил, что ли?! Я же просил тебя не умирать!
65. Нола
Заповедный Дол
– Чтоб тебя, Фельгор, – простонал барон Сайлас, блеванул кровью и беспомощно обвис.
Со стороны казалось, что он умер, но Нола видела, как в его рассеченной груди медленно расширяются и опадают синеватые легкие.
О боги…
Невозможно было понять, каким чудом барон Сайлас еще жив. Из его раны уже вытекло столько крови, что на мостовой багровела огромная глубокая лужа.
– Так, надо быстренько снять его оттуда, – заявил Фельгор.
– Само собой, баларин, – вздохнул Перн. – Вот только как это сделать?
Нола огляделась. Улицу усеивали расколотые камни, обломки черепицы и бревна, разбитые в щепу, – остатки катапульты, которую дракониха сбросила с крепостной стены. Повсюду лежали трупы и валялись покореженные куски металла.
И обрывки веревок и канатов.
Нола подняла с земли веревку, в которой запутался труп Змиеруба, разорванного драконихой пополам, и спросила:
– Кто умеет вязать удавки?
Все умолкли.
– Я, – внезапно сказала Гриттель.
– Ты? Откуда?
– Меня Трокци научил.
– Ладно, тогда за работу, – сказала Нола, подавив невольный всхлип. – Сделай-ка нам четыре удавки, и покрепче.
Спустя двадцать минут Гриттель приготовила удавки, две из которых удалось накинуть Бершаду на запястья. С лодыжками было сложнее.
– Сайлас, приподнимись-ка, подставь ногу! – крикнул Фельгор.
– Сейчас попробую, – слабым голосом отозвался он.
Нола понимала, что Бершада нужно снять с крепостной стены как можно скорее, пока он снова не потерял сознание.
– Барон Сайлас! Прошу тебя, еще один разочек, самый последний! – взмолилась она. – Мы сейчас все сделаем.
Он с неимоверным усилием сдвинул правую ногу, чтобы Нола могла обвить ее веревкой.
Меткий бросок – и удавка захлестнула лодыжку Бершада. Нола подергала веревку, затягивая петлю потуже.
– Ура! – воскликнул Фельгор. – Хвала Этерните!
– Твоя богиня времени тут ни при чем, – возразил Перн.
– Я могу и твоих лесных божков возблагодарить, мне не жалко. – Фельгор задумчиво прищурился. – Ну что, обойдемся тремя удавками или как?
– Если честно, я уже устал, – вздохнул Перн.
– Ладно, давайте-ка сдернем его оттуда.
Фельгор, Перн и Нола взялись за свободные концы удавок.
– Гриттель, закрой глаза и зажми уши, – сказала Нола.
Сестренка упрямо помотала головой:
– На кухне барона Куспара было куда страшнее.
У Нолы защемило сердце.
– Ладно. Только отойди в сторону, чтобы кровью не забрызгало.
Втроем они подволокли барона Сайласа, вопящего от боли, к оперению катапультной стрелы, а потом дело застопорилось.
Хвостовое оперение стрелы представляло собой четыре примотанных к древку широченных кольца, сплетенные из толстой колючей проволоки. Сайласа с неимоверными усилиями протащили через первое кольцо. Драконьер жутко завывал от невыносимой боли, а проволочные витки покрылись склизкими обрывками синеватой легочной ткани.
Невозможно было представить себе, что он выживет после таких мучений, к тому же на плечах барона Сайласа внезапно проросли плети лиан и клубки корневищ.
– А вот это уже хреново… – Фельгор со вздохом отшвырнул удавку и крикнул: – Эй, остановитесь! Немедленно.
– В чем дело? – спросил Перн.
– Долго объяснять. – Фельгор закусил губу и встревоженно произнес: – Уходите-ка отсюда, и побыстрее.
– Почему? Что происходит?
– Он… в общем, он сейчас превратится в дерево. Ну, вроде того. Так что вам лучше уносить ноги.
– В дерево? Это как?
На крышу особняка рядом с крепостной стеной опустилась дракониха и жутко взревела, заглушая объяснения Фельгора. От страха у Нолы засосало под ложечкой. Все дружно спрятались за угол. Немного погодя Нола не выдержала и осторожно выглянула из-за стены.
Дракониха ткнула мордой в руку Сайласа, будто утешала его, хотя и не собиралась помочь. Барон Сайлас то впадал в беспамятство, то приходил в себя; в какой-то миг он умоляюще посмотрел на дракониху и ласково потрепал ее по голове.
– Нет-нет, рано еще, – прошептал он. – Прошу тебя, дай мне закончить…
Дракониха отшатнулась и испытующе уставилась на него. Ее взгляд был осмысленным – совершенно не драконьим, да и вообще не звериным.
Она наклонилась, сжала древко зубами, выдрала стрелу из стены и опустила барона Сайласа на мостовую с нежностью кошки, переносящей новорожденного котенка. Лианы, проросшие из спины Сайласа, медленно расползались по улице.
– На помощь! – крикнул
