и открыть дверь. Много ума не надо.
— И стоило из-за этого строить целый дом?
Шёпотки доносятся до меня так, словно люди шепчут мне прямо в уши. И тут я понимаю, что мир вокруг меня изменился, как тогда, когда я тащила Клем к монастырю. Всё словно бы раздвоилось, все краски приобрели странную болезненную резкость, а звуки стали невыносимо громкими.
Глядя на короля, я уже знаю, что он скажет в следующее мгновение, словно это не он говорит, а я, предвидя его слова, заставляю его говорить. Я чувствую, как по моим щекам катятся слёзы, но они словно бы не мои. Всё живое, что есть вокруг меня, начинает вибрировать, издавая оглушительную музыку природы, которая открылась мне с даром, оставленным матерью. Деревья начинают скрипеть в тон друг другу, собираясь в единый хор, листва словно единое целое трепещет, задевая внутри меня измерение чувств, которое я в себе даже не подозревала раньше.
— Лили, — шепчу я.
— Это всё? — не веря себе, спрашивает Марианна, улыбаясь и глядя по сторонам. — Найти ключ и вытащить девчонку?
— Да, только и всего, — благосклонно отвечает ей король. — А что ты думала, девочка? — Он издаёт смешок и отпивает большой глоток вина.
Но я знаю, что это не всё.
Я знаю, что будет дальше, потому что уже вижу отзвуки этого перед своим внутренним взором. Словно сон наяву передо мной проносится то, что случится через минуту.
Я должна быть готова.
Закрывая глаза, я вслушиваюсь в гул природы, что заглушает для меня почти все звуки, кроме разрушительного голоса короля и рычания Ивара, который всё ещё пытается разбить цепи, что сковывают его.
Марианна облегчённо выдыхает, словно с её плеч сняли тяжёлый груз. Я вижу, как в её глазах начинает разгораться уже знакомый мне азарт. Я смотрю на неё отрешённо, словно её вовсе нет рядом.
— Когда я хлопну в ладоши, вы можете бежать к дому, и пусть вам благоволит драконий бог, благословивший этот отбор.
Маркус II хлопает в ладоши, и я чувствую, как руки, что держат меня, вдруг разжимаются, освобождая меня.
80
Ивар
Подонок поднимает над собой книгу, и я вижу его выстриженный затылок, собирающийся в складки. Я почти не слышу, что он говорит, — его голос доносится до меня словно через бесконечную толщу льда. Всё, что осталось во мне, — лишь ненависть к монарху. Всё, чего я хочу, — высвободиться и вырвать его драконье сердце когтями.
Перевожу взгляд на хрупкую фигуру Адрианы, она смело смотрит вперед, и сердце заливает странное, невыносимое в своей мощи чувство любви и одновременно глубочайшей горечи. Почему, глядя на неё, я вижу Элис? Что с моими глазами? Почему, слыша её голос, я слышу голос моей погибшей жены?
Когда она говорила со мной в шатре, я был уверен, что схожу с ума от боли и мой гибнущий разум играет со мной в игры, заставляя меня видеть призраки прошлого.
Я не могу допустить, чтобы он погубил её.
Используя все силы, что по капле собирал за прошедшие часы, натягиваю цепи, призывая спящего дракона. В глазах темнеет, и гул в ушах усиливается. Чувствую, как мою истерзанную плоть раздирают цепи, но они не поддаются. Дракон безмолвен, он спит так глубоко, что разбудить его невозможно.
— Пожалуйста, — шепчу я, обращаясь неизвестно к кому, ища заступничества то ли у драконьего бога, то ли у своего дракона, который перестал подавать признаки жизни после того, как король обрушил на меня сокрушительный удар там, в зале — удар, который едва не убил меня.
Но я знаю, что дракон жив. Если бы это было не так, я бы уже погиб. Но я всё ещё здесь, дышу, вижу и слышу.
— Папа, папа, я здесь! — Вдруг слышу я голос дочери, доносящийся до меня словно из другого мира. И тут я, усилием воли сбросив с глаз морок, что застилает их, вижу свою дочь, выглядывающую из окна на верхнем этаже дома, что выстроил этот подонок король.
Все силы, что есть внутри меня, взрываются в последнем рывке, и я дёргаю цепи, издавая утробный рык.
— Чудесное дитя князя — это то, что для него дороже всего, что есть в этом мире. Ту, что спасёт её, он будет любить до конца своих дней. Верно ведь, князь?
— Я убью тебя, — рычу я, глядя в глаза Маркусу II, — я клянусь тебе.
Но в ответ на мои слова, которых он, быть может, и вовсе не разобрал, он лишь улыбается.
А потом король хлопает в ладоши, и девушки срываются с места и бегут к дому.
Я чувствую, как дракон внутри меня вяло открывает один янтарный глаз. Его вертикальный зрачок сужается от крика Лили, которая увидела бегущую впереди всех Адриану.
— Адриана, смотри, где я! — кричит Лили, держась за прутья решетки в окне. Сердце моё замирает…
Адриана что-то кричит ей и забегает в дом, а вслед за ней внутри скрываются и остальные девушки.
Я должен быть сейчас там. Я обязан быть там. Отчаянно бьюсь, пытаясь высвободиться, но все тщетно, натянутые до предела цепи только причиняют боль и не поддаются.
Король медленно встаёт и оборачивается ко мне.
— Ну что, друг мой, теперь судьба твоей дочери в руках этих хрупких дев. Будем надеяться, что их мужества хватит, чтобы уберечь дитя.
Мой дракон открывает оба глаза и сквозь мои глаза пристально смотрит на короля, словно пытаясь понять, что тот говорит.
И это ему не нравится.
Маркус II отворачивается и кричит солдатам, стоящим по периметру дома:
— Поджигайте!
Двери, ведущие наружу, с грохотом захлопываются, а к дому неспешно двигается десяток солдат, на ходу поджигая факелы от масляных ламп.
— Постойте, ваше величество, — вдруг слышу я голос Ридли. Он выходит из толпы, не обращая внимания на свиту короля, что пытается его остановить, таща за одежду. — Ведь нельзя же так.
По толпе прокатывается несмелый ропот в поддержку моего друга, но никто не рискует выйти вместе с ним. Даже моя мать стоит, с ужасом смотря на дом, к которому идут солдаты с факелами, и не осмеливается сказать слово.
— Барон, — говорит король и подходит к моему другу. — Вас что-то не устраивает?
— То, что вы делаете, — это безумие, так нельзя. Они же сгорят.
