Неужели уфутенец вдруг оказался таким честным? Вообще-то он и всегда был честным и надёжным человеком, но дела у него покачнулись, его сын Нильс, торговавший вразнос, пустил на ветер слишком много отцовских средств; Бог знает, может, и вправду у него почти ничего не осталось. Так или иначе, старый шкипер понял, что не сможет приехать в Поллен со своей рыбой, не отдав долг людям за прошлый год, необходимость заставила его быть честным. Но уж так вовремя пришлись полленцам его деньги, что они благословляли шкипера за то, что он оттянул выплату до того дня, когда деньги им были особенно нужны.
Эдеварт вернулся домой в конце весны, Поллен был уже зелёный и красивый. Он до краев нагрузил свою лодку товаром и не скрывал, что и наличные у него тоже имеются. Просто диво, как этот человек умел торговать, он побывал даже в Финнмарке и продавал свой товар приморским жителям — финнам, лопарям и земледельцам, ему удалось сбыть шерстяные фуфайки и непромокаемые робы людям, которые никогда ничего не покупали и не собирались покупать.
Поулине обрадовалась товарам, которые пришли с лодкой. Это не для тебя, сказал Эдеварт, я поеду с ними на ярмарку.
Идея принадлежала Августу, предприниматель всегда брал в нём верх, он написал Эдеварту из Фусенланнета, что закупил много товара у Кноффов и уже снял в Стокмаркнесе лавку. Написав, в виде исключения, другу письмо, Август сообщил ему о своих планах и в телеграмме и посоветовал приехать не с пустыми руками, пусть в их лавке на ярмарке будет самый богатый выбор. Сам же он со своими ящиками и тюками прибудет туда на пароходе.
Судя по всему, Август готовился вести торговлю с размахом.
Однажды Эдеварт сказал брату: Нам бы с тобой надо рассчитаться, но, может, после ярмарки у меня с деньгами будет получше.
Йоаким сразу насторожился: Рассчитаться? За что?
За те товары, что ты закупал для лавки в прошлом году.
Я только привёз их, сказал Йоаким.
Не морочь мне голову! Они что, упали на тебя с неба?
Говорю тебе, я их только привёз. А на деньги, полученные за сельдь, я недавно купил лес для постройки хлева.
Нет, лес для хлева ты купил на деньги, заработанные на Лофотенах.
Поулине! Ты только послушай его! — крикнул Йоаким в дверь.
Ты чудак, сказал Эдеварт.
Йоаким рассердился, и всё могло бы кончиться крупной ссорой, если б случайно их разговор не услыхал один человек — в гостиной сидел их старый отец и пытался понять, из-за чего спорят его мальчики, ему казалось, что они оба правы. Из-за чего вы ссоритесь? — спросил он.
Эдеварт: Йоаким говорит глупости.
Вот уж не сказал бы, что наш Йоаким глуп, возразил отец, у вас обоих, слава Богу, хорошие головы.
Пришла Поулине. Она поглядела по очереди на братьев и спросила: В чём дело?
Это всё Йоаким...
Разве неправда, что ты дала мне денег на лес для хлева? — спросил Йоаким.
Правда.
Значит, ты с ним заодно, вы заранее сговорились! — рассердился Эдеварт.
Поулине: Да что это с вами всякий раз творится, когда вы беретесь за расчёт! Если ни один из вас не хочет взять денег у другого, так отдайте их мне. Они не пропадут, я их пущу в оборот.
Йоаким, угрюмо: Этот дурень считает, что должен мне за товар!
Эдеварт: Конечно, должен.
Поулине: Благослови тебя Бог, милый Эдеварт, разве ты не прислал нам деньги, когда был на севере?
Это пустяки.
Нет, ты прислал гораздо больше, чем был должен.
Эдеварт в отчаянии ерошит себе волосы. Не понимаю, как вы считаете. Мне казалось, что я могу без ошибки сложить два плюс два.
А оказалось, не можешь, сказал Йоаким, и всё потому, что ты складываешь то, что хочешь, а не то, что нужно.
Ты только послушай его, Поулине!
Разве это не ты построил лавку? — спросил Йоаким.
Эдеварт от изумления раскрыл рот. Отец сказал из своего угла: Верно, лавку построил он.
Й не ты ли привёз мне невод для сельди? — спросил Йоаким.
Эдеварт презрительно фыркнул: Невод? Ха, да я ни гроша за него не отдал. Ни шиллинга. Он с самого начала никуда не годился и к тому же весь сгнил. Кнофф хотел выбросить его в море. Ясно тебе?
Я запирал им залив, и он выдержал.
Запирал! Год за годом ты пытался ловить сельдь всюду, куда она заходит, проедал свои запасы, взятые на промысел, и оставался ни с чем. Да. А потом ты запер залив и счёл, что этот невод послан тебе Богом, но ты ошибся.
Йоаким, вспылив: И ты ещё смеешь говорить, что я год за годом болтался впустую? Креста на тебе нет! А сам ты не мотался из одного конца страны в другой как неприкаянный и не мог задержаться ни в одном месте?
Эдеварт ничего не добился и переменил тему разговора: Можешь говорить что угодно о том, что я мотался по стране и занимался чем придётся, но это всё же лучше, чем копаться в земле здесь в Поллене, как вы с Ездрой.
С Ездрой?.. Да ты и впрямь спятил! — воскликнул Йоаким. Да знаешь ли ты, что скоро усадьба Ездры станет самой большой в Поллене? Не знаешь, а вот я знаю!
Станет, но прежде она выпьет из него все соки, и он не то что ходить, ползать уже не сможет по своей земле.
Так что ж, ему вовсе не работать?
Он и Осию замучил, она стала рабыней своих коров и своей земли, продолжал Эдеварт. На неё жалко смотреть!
Дурак! — рявкнул Йоаким. Неужели ты не видишь, что они счастливы и довольны своей жизнью?
Эдеварт, кое-что припомнив: Это потому, что они никогда не видели ничего лучшего.
А что, по-твоему, лучше? Они работают на себя, им это нравится, они и не хотят ничего другого.
И, как ни бьются, еле-еле сводят концы с концами. Не больше.
Нет, больше, они начали на пустом месте, а теперь у них свой дом, земля, три коровы, а скоро будет ещё и лошадь.
Болтай, болтай, буркнул Эдеварт.
Важно, что они живут в мире с собой, чего про тебя не скажешь. Они ложатся вечером спать и спокойно засыпают.
А чего ж им не спать, сказал Эдеварт.
Ты-то вот не спишь, ты скитаешься по стране и считаешь, что всё делаешь лучше других. Я слышал, как ты по ночам извиваешься, будто червяк, пока не заснешь, а стоит тебе заснуть, начинаешь кричать о своём водопаде, об Августе, о Флориде и о своей усадьбе. Вот он, твой сон. Не хотел бы я быть на твоём месте.
Долгое молчание. Старый отец: Эдеварту приходится думать о многом. Не перечь ему, Йоаким, он столько всего повидал!
Как бы то ни было, говорит наконец Эдеварт, а я должен заплатить за те товары.
Ты мне больше не указ!
Эдеварт: И ещё я бы хотел, чтобы ты взял лавку на себя и распоряжался в ней по своему разумению. Так будет справедливо.
Я? Лавку? — удивился Йоаким. Нет уж, не взыщи, какой из меня лавочник, всю торговлю ведёт Поулине. У меня и без того хлопот хватает, сейчас я первым делом должен построить хлев.
Отцу по-прежнему казалось, что оба его сына по-своему правы, и он снова вмешался в их разговор: Кто бы мог подумать, что земля у Йоакима будет так хорошо родить, а теперь он хочет ещё и хлев построить. Посмотрела бы на всё это ваша мать!
Эдеварт так ничего и не добился. Он достал бумажник, положил на стол двадцать пять далеров и сказал: Вот, это для лавки, а после ярмарки будет ещё!
Нет! — испуганно воскликнула Поулине. Не надо!
Он сумасшедший! — сказал Йоаким.
Эдеварт сдержался и только кивнул. И вдруг сообразил, чем их можно пронять: Я понимаю это так, что вы оба хотите потихоньку вытеснить меня из дела и завладеть лавкой.
Теперь уже Йоаким разинул рот от удивления. Поулине, всплеснув руками, потеряла дар речи. Йоаким тоже ничего не сказал, он шагнул к двери, поднял щеколду и несколько раз толкнул дверь, ему хотелось уйти, поскорей уйти отсюда, он навалился на дверь, забыв, что она открывается внутрь. А ведь он тысячу раз отворял эту дверь!
Когда Йоаким ушёл, Поулине сказала: Я не верю, что ты так думаешь!
Эдеварт понял, что зашёл слишком далеко, и тихо ответил: Конечно, не думаю, ты права. Скоро я и сам не буду понимать, что говорю.
Оставьте Эдеварта в покое! — воскликнул отец. Он столько всего повидал.
Это была последняя капля, отцовские слова тронули сердце Эдеварта, и он уступил, его упрямства как не бывало; он отвернулся, чтобы родные этого не заметили.
Выходя из комнаты, Поулине сказала: Забери свои деньги, Эдеварт. Тебе они пригодятся на ярмарке.
Конечно, всё обошлось, ведь каждый желал другому только добра. Йоаким поступил мудро — Господь надоумил его уйти из дома прежде, чем он запустил брату в голову стулом или чем-нибудь ещё, что подвернулось бы под руку...
Эдеварту нужно было найти человека, который поехал бы с ним на ярмарку. Зимой ему пришлось много ходить под парусом в штормовую погоду на севере Норвегии, но тогда лодка не была так нагружена, и Вест-фьорд, который ему теперь предстояло пересечь, как-никак оставался Вест-фьордом, его норов Эдеварт уже испытал на собственной шкуре. Он поговорил с Каролусом, но тот не собирается ехать на ярмарку. Нельзя сказать, чтобы староста Каролус был слишком занят делами местной управы, просто пастор намекнул ему, что, быть может, его жену, Ане Марию, вскоре освободят из тюрьмы. Должен сообщить тебе радостную весть, Каролус, сказал ему пастор в прошлое воскресенье, окончательно ещё ничего не известно, но решается вопрос о её возвращении домой! От такой новости у Каролуса перехватило дыхание, он впал в задумчивость и, вернувшись домой из церкви, даже не прикоснулся к еде. С тех пор он почти не ел, а всё о чём-то думал; когда же Эдеварт предложил ему поехать с ним на ярмарку, Каролус покачал головой и решительно отказался. Он не расположен к развлечениям, сказал он, развлечения — это для холостых. Возьми с собой Ездру или Теодора! Эдеварт возразил, что они тоже женатые люди, но Каролус сказал, да, разумеется, женатые, но они не несут крест! Эдеварт ничего не понял.
