Карлос, бывший пяти футов два дюйма ростом[9] всегда сталкивался с насмешками: «Когда в кафе меня спрашивали, не хочу ли я маленькую порцию, я был готов врезать официанту!» И он был уверен, что голливудские продюсеры будут настаивать на том, чтобы в роли Карлоса снимался высокий, атлетически сложенный актер.
Одним из любимых у Карлоса был рассказ о встрече с Федерико Феллини, который хотел экранизировать его произведения. Феллини познакомился с ним, Карлос с интересом принял приглашение, и они подружились. Поначалу они дружили втроем, но потом их осталось двое, потому что Феллини был решительно отвергнут приятельницей Карлоса — Региной Таль.
Родившаяся в Венесуэле, в семье немцев, золотоволосая, голубоглазая Регина (Джина) была настоящей динамо-машиной. Она свободно говорила на немецком, испанском и английском языках, изучала антропологию в UCLA, там же и встретила Кастанеду.
Он обнаружил, что крошечная, похожая на эльфа Джина была очень энергичной, и дал ей прозвище «маленькая колибри». Кроме того у нее было магическое, тотемное животное — лягушка. Джина этим гордилась, потому что лягушки обитают и на земле, и в воде По словам Карлоса, Феллини пригласил их с Джиной прилететь в Рим. Он согласился, потому что ему очень понравился этот легендарный режиссер, несмотря на свое «чудовищное эго». Слушать рассказы о встрече двух небожителей было захватывающе интересно. Для меня это было больше, чем хроника: это было уникальная ожившая картина из жизни гениев.
Феллини будто бы добивался Джины вплоть до ее возвращения в Лос-Анджелес: каждый день посылал ей дюжину роз, ежедневно звонил по телефону. Джина описывала Феллини как «невероятно обаятельного, бесполого, почти женственного, симпатичного человека».
«Однажды, — рассказывала Джина, — Федерико взял в аренду машину, чтобы показать нам итальянские пейзажи. И хотя Феллини был никудышным водителем — фактически не садился в машину уже лет десять, он настоял на том, чтобы быть нашим шофером. На переднем сиденье расположилась его тогдашняя любовница — кричаще раскрашенная, жирная проститутка, с невероятной грудью, выпадающей из блузы, и ремнем, впивающимся в тесную юбку. Ее яркокрасная помада была всегда размазана по зубам. Пока мы колесили по сельским дорогам они с Федерико постоянно держали руки друг у друга на коленях.
Феллини был слишком тщеславен, чтобы носить очки, поэтому чуть не убил нас. Я была перепугана до смерти. Они постоянно останавливались, чтобы выпить, — я не думаю, что он вообще был когданибудь трезвым. Когда к нам присоединился Мастрояни, оказалось, что он пил в два раза больше Федерико».
Карлос вторил: «Он та-а-к любил Джину! „Моя дорогая, — говорил он, — ты такая крошечная, но режешь, как смертельно острый нож“. Он прозвал ее „нож моей смерти“».
«Я любила сидеть у него на коленях, — говорила Джина, — и гладить его щеки. Несмотря на проблемы с алкоголем, его кожа была мягкой и гладкой, как у ребенка или женщины».
Карлос смеялся: «Он постоянно говорил ей: „Я буду ждать тебя! Я буду ждать тебя вечно, моя любимая, mi tesorso“. Однажды измученные, мы вернулись в наш отель в Риме и сразу же оправились спать. Утром — carajo! Соñо! Такой спектакль! Куриная кровь на дверях нашего номера в отеле — ковры были погублены! А перья! Перья в холле вели к нашим дверям! Qué pendejo! Идея трюка принадлежала Федерико — „brujeria Кастанеды“. Pucha! Мы немедленно уехали».
«Он посылал мне розы каждый день в течение шести месяцев», — вздыхала Джина.
Феллини потом сделал комиксы, где в подробностях изложил авантюрную историю о поисках «женщины-шамана с Анд» с рисованными Джодоровски, Мастрояни среди множества кактусов.
Голливуд забавлял Карлоса невероятно. Он любил в деталях описывать вечер с Шоном Коннери, Стивом Маккуином и Клинтом Иствудом. «Они были гигантами! — рассказывал он, размахивая руками, чтобы показать их потрясающий рост. — Они возвышались надо мной, и я даже потерялся. А пили они вот так, — он показывал размер бутылок объемом в кварту[10]. Удивительно, но это могло продолжаться невероятно долго! Они даже не пьянели, и так каждую ночь! А о чем же они говорили часами? О простатах. У них у всех случился простатите Карлос так и не смог научиться правильно употреблять английские слова, что добавляло пикантную истеричность многим его восклицаниям. Он вечно говорил: „Ее одолела мигрень, у него случился кишечник“».
Продолжая рассказывать о болячках кинозвезд, Карлос говорил: «А их печень была изодрана в клочья. Увы, моя печень тоже — по кускам, из-за растений, которые мне давал дон Хуан, потому что я был слишком неподатлив для восприятия, пусть временно, но я должен был защищать точку зрения европейского человека. Эти актеры, как громадные лоси — у них у всех будет рак, идиотские pertdejos! Я НИКОГДА, НИКОГДА не умру от „большого Р“! Я лучше разобью себе голову! Обещаю тебе!»
Вернемся к тому вечеру в 1973 году Прочитав первые книги Кастанеды, я, как и все мои друзья, обнаружила в них некую философию и описания мира магов. У меня появилось ощущение, что в моей жизни не хватает именно этого: некоторые люди уже в семнадцать лет могут страдать болезнью пресыщения. Я прочитала Хайсмана, Уайльда, и мне казалось, что я уже созрела для того, чтобы повесить свой портрет в мансарде.
Моя литературная семья была необычной, но все равно я была типичным образованным калифорнийским хиппи и страстным искателем духовного. Я воспринимала цигун и другие боевые искусства как духовную практику; я была соавтором недописанной книги о медиумическом целительстве и телепатии. Я бунтовала против родителей, но никогда не отказывалась удовлетворять их живое любопытство по поводу необычных вещей. Я никогда не встречала столь любознательного человека, как мой отец, хотя в свои семнадцать считала его и маму слишком прямолинейными. Пройдет еще несколько лет, прежде чем я пойму, что романы моего отца: «Приз»— об отвратительных политиканах, пытающихся повлиять на присуждение Нобелевской премии, и «Человек» — о первом черном президенте Соединенных Штатов — бросали вызов традиции, касаясь запретных тем. Это, в свою очередь, вызывало такую жесткую критику со стороны религиозных кругов, что книги отца стали сжигать за радикальное содержание и симпатии к афро-американцам. Его травили расисты, антисемиты, однако он продолжал писать о том, во что верил.
