— Ты не глупая, ты самая лучшая, — он улыбнулся.
— Я… очень хочу, чтобы ты был рядом, но я боюсь причинить тебе боль. А из-за своей силы я почти всегда в опасности, и я не хочу тебя втягивать в это опять. И… для меня всё это ново, поэтому я веду себя так… — я неопределенно повела плечом.
Он рассмеялся и подхватил меня на руки.
— А мне всё равно. Хоть в ад, но только с тобой.
На этот раз нас наконец не прервали. Его мягкие губы накрыли мои, даря жадные и такие нежные поцелуи. Мне на секунду показалось, что я лечу…
— Думаю, нам стоит уйти отсюда, — сказала я, когда ко мне вернулся здравый смысл и способность говорить. — Ты вообще-то принц, а мы стоим в центре твоего будущего королевства.
Он опять рассмеялся, и мы переместились в Академию. Мы просто стали гулять по двору, болтая обо всем на свете.
— Мирослава! Вот ты где! — меня догнала одна из помошниц лекаря. — Там эта девушка в себя пришла, она хочет тебя увидеть.
— Иду, — отозвалась я.
— Надо было остаться в городе, там нас бы никто не нашел, — Тар прижался своим лбом к моему.
— Долг зовёт, извини.
— Я с тобой, — тут же произнес принц.
Кто бы сомневался.
Через пару минут я уже была в светлой палате, с кроватью и тумбочкой рядом с ней. Девушка сидела и смотрела на меня горящим взором, счастливо улыбаясь.
— Мирослава! Я так рада тебя видеть, — промолвила она с радостью в голосе.
— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — нахмурилась я.
До меня наконец дошло — она знала моё реальное имя, до того как попала в Академию, где ей могли его сказать.
— За пределами Академии моего имени не знает никто, — я скрестила руки на груди. — Кто ты?
— Я… — на её глаза навернулись слезы. — Я знаю, как тебя зовут, потому… потому что я твоя младшая сестра, — робко произнесла она, глядя на меня.
— Что?
И мой мир рухнул.
Глава 6
— Что ты сейчас сказала? — спросила я, спустя долгую минуту.
— Я твоя сестра, Мирослава. Меня зовут Алиса, мне 15 лет. Я искала тебя почти год, искала и наконец нашла, — её голос дрожал от волнения.
— Нет… постой… что ты несешь? — я встала с кровати. — Ты не можешь быть моей сестрой, не можешь обо мне ничего знать. Я же с другой планеты, у меня нет родителей, меня подкинули в детский дом, — тихо договорила я последние слова.
Мне как будто стало не хватать воздуха. Нет, что за бред… Мне кажется, я не могла до конца осознать ее слова. Мне казалось, что она лжет. Это не может быть правдой.
— Нет, мама не хотела тебя бросать! Так получилось, правда, — горячо заверила она.
Я замолчала, переваривая ее слова.
— То есть моя мама сама выкинула меня? — дрожащим голосом сказала я.
От осознания этой мысли внутри, кажется, что-то сломалось. И стало больно. Очень больно.
— Нет, я же говорю, так получилось. Она бы никогда тебя не бросила, — пыталась объяснить мне Алиса. — Но два года назад их убили, вместе с отцом. Но они рассказали мне о тебе, поэтому я решила найти тебя. Понимаешь, случилось кое-что ужасное… — начала она.
— То есть они оба были живы и просто выкинули меня? — безжизненным голосом сказала я, перебивая девушку.
Я думала, моих родителей давно нет, думала, что они могли погибнуть, спасая меня, думала, что они были обычными людьми с планеты Земля, думала… Да что угодно я думала, только не это!
— Нет, так произошло, понимаешь, сестренка… — она попыталась взять меня за руку, но я отшатнулась.
— Замолчи! У меня нет, и никогда не было сестры. Я не знаю, кто ты такая и что тебе от меня надо. Но видеть тебя я не хочу, — я выбежала из палаты.
Я бежала без остановки, почувствовав, что по щекам текут слезы. Что она несет? Разве это может быть правдой? Что за черт! Зачем я вообще её спасла?!
Я забежала к себе в комнату и закрыла дверь, в которую тут же стал стучаться Катар, который бежал за мной.
— Мира, Мира открой! Девочка моя, открой пожалуйста, — тихо попросил он.
— Уходи, Катар, я хочу побыть одна, — крикнула я, прижавшись спиной к стене.
Но он продолжал стучать в дверь. Не хочу, не хочу никого видеть. Черт, как больно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Катар! Уйди! Я не хочу никого видеть!
А потом просто экранировала пространство от звуков, чтобы ни я не слышала, как он долбится в дверь, ни он не слышал, как я плачу.
— Черт! Черт! Черт! Ненавижу этот мир!
Внутри кипели злость, отчаяние и жгучая, жестокая боль. Мне срочно надо было её высвободить. Она сровно разрывала меня изнутри. Взмах. Я скинула все вещи со стола. Значит моя мать сама меня выкинула? Просто я ей была не нужна? Ну да, зачем я, если можно ещё одну дочь через два годика родить? Ненавижу! Я со всей силы ударила в стену кулаком. Ненавижу их всех! Как они могли бросить свою дочь?! Просто взять и забыть! Как, черт возьми?!
Зачем вообще тогда было меня рожать? Чтобы я мучилась и страдала потом всю жизнь, задаваясь вопросом почему со мной так поступили? Еще и имя это дурацкое — Мирослава! Мир и Слава! Ага, как же! Ненавижу! В отчаянии я стала бить руками по подушке. Просто выкинули! Я думала, что они умерли, поэтому я оказалась на пороге детского дома. А оказывается я просто была им не нужна! Ненавижу! Брошенная! Как котенок! Как вещь!
— Тише, тише, девочка моя, — появился Катар, слегка потрепанный и опять с горящими глазами.
Все-таки пробил мою защиту.
— Уйди! Уйди, пожалуйста! — заорала я.
Он подошёл и прижал меня к себе, не обращая внимание на то, что я стала бить его. Меня поглощало это отчаяние. Обида и боль разрывала изнутри.
— Тише, тише, я всё понимаю, — он прижимал лишь сильнее.
А я разрыдалась в его руках, выплескивая все эмоции, что сводили с ума. Слезы текли без остановки, казалось, я оплакиваю всю свою жизнь в одиночестве.
— Я им не нужна, слышишь? Просто взяли и выкинули меня! Как вещь! Как дурацкую, ненужную куклу! — орала я.
Он молчал и держал, прижимая к себе.
— Ненавижу её! Ненавижу! Почему я? Почему не она? Почему мне терепеть всё это! Почему?! Почему я всегда никому не нужна!?
Он развернул моё лицо к себе и поцеловал, сминая мои губы, словно ураган проносясь по моим чувствам. Я отчаянно и жадно стала его целовать в ответ, чтобы почувствовать тепло родного человека, чтобы почувствовать его любовь.
— Ты мне нужна! Слышишь, мне!
Он крепко прижал меня к себе, присаживаясь на кровать. Я уткнулась ему в плечо, цепляясь за него руками. Кажется, сейчас он был единственным, кто мог меня успокоить. Постепенно я пришла в себя, перестала плакать. Но теперь глаза горели, а голова жутко болела. Отлично…
— Пусти меня, я умоюсь схожу, — попросила я, хриплым от слез голосом.
Он молча выпустил, поняв, что я успокилась. В ванной я умылась холодной водой и выпила легкое обезболивающее, чтобы голова не болела. А после вышла в комнату.
— Прости за истерику, не люблю показывать свои слабости, но… — я опустила взгляд, прижавшись спиной к двери в ванную.
Все мои тетради лежали ровной стопкой на столе. Катар все поднял. Он медленно подошёл ко мне и обнял за талию, я уткнулась ему в грудь, вдыхая запах его одекалона, который внушал чувство защищенности и спокойствия.
— Твоя рубашка совсем мокрая от моих слез, — тихо проговорила я.
— Мне не жалко и сотни рубашек, но я не хочу, чтобы ты плакала, — он опять коснулся губами моих волос.
— Я тоже. Понимаешь, просто стало больно, они меня выкинули, а её воспитывали, — я грустно улыбнулась. — Чем я хуже? Почему все несчастья вечно мне?
— Все несчастья? А я что? — он ласково улыбнулся.
Я потерлась носом о его шею, он вздрогнул.
— Нет, ты похоже моё единственное счастье в этом мире, — тихо произнесла ему на ухо.
Он счастливо улыбнулся и закружил меня. Мы упали вместе на кровать.
— Думаю, тебе стоит поспать, ты устала, — ласково произнес он. — Я посторожу твой сон.
Я не стала спорить, потому что слезы и вправду забрали у меня все силы. Даже не помню, когда я последний раз так плакала. Кажется, это было в детском доме, там был новогодний праздник, мне дали подарок, красивую фарфоровую куколку, небольшую, с бездонными синими глазами. Я случайно уронила ее спустя несколько месяцев и долго плакала, собирая осколки…
