Вскоре мы перелетели на один из прифронтовых аэродромов в
Калужской области и вошли в состав 303-й авиационной дивизии Западного фронта, которой командовал генерал-майор авиации Георгий Нефедович Захаров, опытный летчик, требовательный и справедливый командир.
— У меня с фашистами давние счеты, — часто говорил генерал.
Георгий Нефедович сражался с немецкими и итальянскими пиратами
еще в небе Испании, а в 1938 году бил японских самураев. За летное мастерство, отвагу и мужество он был впоследствии удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
Через несколько дней полк перебазировался в Хатенки, близ Козельска. Аэродром находился в 30 километрах от линии фронта и располагался вдоль березовой рощи, что обеспечивало хорошую маскировку как самолетов, так и командного пункта. Летный состав разместился в ближайшей деревушке, а технический состав и батальон аэродромного обслуживания — в землянках неподалеку от аэродрома. Поскольку тогда в этом районе авиация противника особой активности не проявляла, наша эскадрилья перебазировалась в район Увертное, в 10–12 километрах от линии фронта, для перехвата вражеских самолетов, прикрытия железнодорожной станции Сухиничи и ведения разведки.
После отъезда из части Ивана Жука моим ведущим был командир звена младший лейтенант Дмитрий Лобашов. К тому времени и я получил первое офицерское звание — стал младшим лейтенантом. Это событие было приурочено к 25-й годовщине Красной Армии, гак что мы, вчерашние сержанты, отмечали двойной праздник.
Вечером летному составу приготовили торжественный ужин. Каждый разглядывал свои новенькие погоны со звездочками. К нам подсел замполит, поздравил и, как бы между прочим, спросил:
— А знаете ли вы, когда на Руси было введено ношение погон и учреждены первые офицерские звания? Кто-то выпалил:
— При царе Николашке…
— Ну, друзья, с такими знаниями из вас историков не получится, рассмеялся замполит. — Офицерские звания были введены еще в стрелецких полках, в 1680 году. Впервые в русской армии погоны ввели в 1732 году. Сперва их носили на одном левом плече, а с 1802 года — на обоих плечах мундира. У офицеров погоны были из галуна, а у нижних чинов — из сукна. При Петре I разработана табель о рангах, введен чин поручика, а затем майора и подполковника… Надеюсь увидеть вас и в этих званиях.
— Куда нам, — сказал я. — Разве до таких чинов дослужишься?
— Э, брат, плох тот солдат, который не мечтает быть генералом, улыбнулся замполит и поднял тост за молодых офицеров.
Мы пели, танцевали, любовались новенькими погонами. Из столовой вывалили веселой, шумной компанией и разошлись по домам. Нужно было выспаться, чтобы завтра быть работоспособными. Праздник — праздником, а служба — службой. Война не позволяет много торжествовать. Она постоянно тебя куда-то торопит, и из-за этого всегда не хватает времени. В училище, бывало, день годом казался, а здесь не успеешь оглянуться, как он проскочит.
В один из погожих дней мы выполнили полеты на групповую слетанность и провели свободный учебный бой. У меня уже был опыт ведомого, поэтому мы с Лобашовым быстро поняли друг друга. Я строго выдерживал свое место в строю. В учебном бою успехи у нас были переменные, однако зайти в хвост для прицельного огня ни мне, ни ведущему не удалось. Наши самолеты имели одинаковые летнотактические качества. Все зависело от мастерства и опыта летчика, от его умения выжать из машины все возможное, выполнить такой маневр, чтобы он был неожиданным и непонятным для соперника, от смекалки. Все маневры, каше мы применяли, быстро разгадывались. Поэтому наш "поединок" закончился, выражаясь спортивной терминологией, вничью.
Командир и летчики эскадрильи, наблюдавшие с земли за ходом учебного боя, высказали свои замечания. В моей летной книжке была сделана запись с оценкой всех элементов полета на "отлично". Командир пожал руку и сказал:
— Если мы будем так же драться в настоящем бою, то победа будет за нами.
В воздушном бою одним из главных условий успеха является осмотрительность. Если ты обнаружил противника раньше, то половина победы обеспечена. В основном немцы сбивали наших летчиков, как мы образно говорили, из-за угла. Они, как правило, выбирали наиболее выгодное положение со стороны солнца или держались на значительном расстоянии и выжидали удобного момента для внезапного удара. Если кто- то из наших отставал от группы и оказывался один, то неизбежно становился жертвой врага. В открытый бой при равных силах гитлеровцы вступали редко.
Из-за весенней распутицы наша эскадрилья с прифронтового аэродрома вернулась на основной, в Хатенки. Теперь одновременно с выполнением боевых заданий мы парами или звеньями, в зависимости от обстановки, дежурили на аэродроме. Летчики находились в кабинах самолетов в полной экипировке. Вылетали по сигналу ракеты с командного пункта полка, а задача ставилась в воздухе, по радио. В нашем экипаже за сигналами наблюдали все, обязанности были четко распределены. Оружейник Василий Мусат и моторист Антон Суховаров по сигналу ракеты быстро снимали маскировку с самолета, механик Василий Сироткин помогал мне запускать мотор. Экипаж был молодой и дружный. Мы понимали друг друга с полуслова. "Ястребок" наш всегда находился в хорошем состоянии. В свободные от вылетов часы мы брали в руки войлок, суконку и драили плоскости, фюзеляж до ослепительного блеска. Во время бритья ребята часто гляделись в плоскость или стабилизатор вместо зеркала. Все это делалось не ради показухи. У гладкой, отполированной поверхности уменьшается трение с воздушной средой,
значит, самолет сможет быстрее летать.
15 марта лейтенант Иван Соболев и я после завтрака, заняли места в кабинах самолетов. Через некоторое время в воздух взвилась зеленая ракета, рассыпавшись изумрудными осколочками в синеве неба. Мы пошли на взлет. По радио с КП приказали уничтожить немецкий разведчик, который проник на нашу территорию. Нам удалось его обнаружить по белому следу. Инверсионная полоса от самолета образуется только на большой высоте. И действительно, немец находился намного выше нас. На максимальных оборотах я набрал высоту. После 5 тысяч метров дышать стало труднее — сказывалась нехватка кислорода. В то время, как правило, высота полетов не превышала 4 тысяч метров, поэтому кислородом пользоваться не приходилось. На истребителях имелось кислородное оборудование, но маски не было. Вместо нее техники смастерили из плексигласа нечто вроде соска на конце шланга, который при необходимости летчик брал в рот, зажимал зубами и дышал. Но шланг с соском и кислородный баллон находились за бронеспинкой, и достать их в полете было не просто. Я зажал ручку управления между колен, изогнулся в каком-то акробатическом трюке, открыл баллон и вытащил шланг. Ведущий, вероятно, не сумел этого сделать, стал заметно отставать и вскоре вернулся на аэродром.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
