Булле скорчил гримасу:
– «Дива-ане»? «Крова-атей»?
Профессор вздохнул и поставил сумку для игры в гольф рядом с диваном.
– Я же объяснял вам, что прихватил с собой только две языковые пилюли со школьным английским языком. Их я отдал вам, а себе взял пилюлю…
– …с шотландским диалектом, – закончил Булле. – И все-таки: «дива-ане»?
– Шотландский диалект звучит немного по-другому, Булле, но ты сумеешь разобраться.
– Лишь бы вы не ходили в юбке и не играли на волынке, – сказал Булле и исчез в спальне.
– Эй, люди, – позвала Лисе. – Надо поспешить в Музей восковых фигур мадам Турет, вдруг там очередь у входа, а нам надо прийти точно.
– Ну-ка, попробуем, – крикнул Булле из спальни. Он попрыгал на одной кровати, потом перешел к другой и попрыгал там. – Прыгучесть лучше здесь. Я беру себе кровать у окна, хорошо, Лисе?
– Бери, пожалуйста, но что было бы, если бы я сказала «нет»? – вздохнула Лисе.
– Тогда ты, конечно, получила бы кровать у стены, я же разумный человек. Хо-хо, я долетаю до потолка!
– Идем!
– Надо же мне переодеться.
– Булле! Если мы хотим успеть…
– Я готов!
Лисе и доктор Проктор замерли. В дверях стоял Булле в твидовом пиджаке и твидовой шляпе, которая выглядела не менее глупо, чем головные уборы гвардейцев секретной службы.
– В чем дело? Настоящие детективы должны переодеваться и иметь секретные имена. Так что можете с этой минуты звать меня Шерл. – Булле зажал в зубах изогнутую трубку. – Ты, Лисе, можешь называться Холмс. А доктор будет носить имя…
– Доктор Ватсон? – предположила Лисе.
Булле почесал себе щеку:
– Нет, это должно быть что-то шотландское. Доктор Мак-Карони.
– Макарони? – повторила Лисе. – Разве это не итальянское имя?
– Такое же неитальянское, как Мак-Эльанджело и Мак-О’Поло [18], – сказал Булле. – Звучит прекрасно, на мой взгляд.
– Вы готовы, Шерл и Холмс? – спросил доктор Мак-Карони. – Пора идти.
И верно, перед входом в Музей мадам Турет была очередь.
Трое друзей купили билеты и вошли внутрь. Проталкиваясь через толпу посетителей, они проходили мимо знаменитых людей в натуральную величину, и доктор Проктор стал объяснять, кто такие Элвис, Мэрилин Монро, Джон Ф. Кеннеди и Уинстон Черчилль.
– А вот этого я знаю! – заявил Булле и показал на невысокого мужчину в военной форме и треугольной шляпе.
– Это же Наполеон, – сказал доктор Проктор.
– Фу-у-у, – произнесла Лисе с дрожью в голосе. – Невозможно определить, кто из этих людей живой, а кто восковая фигура.
– Смотрите сюда! – махнул рукой Булле. – Это же Ибранальдовес!
Они остановились перед восковой фигурой в форме футболиста.
– Это точно? – спросила Лисе. – Лицо фигуры не очень похоже на лицо Ибранальдовеса.
– Да, зато вот это очень похоже, – сказал Булле и показал на восковую руку, четыре пальца которой были сжаты в кулак, а средний торчал вверх.
– Это фигура Майкла Джексона, – пояснил доктор Проктор, остановился и стал смотреть по сторонам.
Но ни он, ни Лисе нигде не видели секретного агента. Булле вообще его не искал, его заинтересовала эта странная восковая фигура. Она была одета в короткую куртку с блестками. Одной рукой фигура закрывала перед, как делают все футболисты, образуя «стенку» во время штрафного удара. Другая рука в серебряной перчатке лежала на шляпе.
– Это прицельная перчатка? – спросил Булле и прищурился одним глазом. – И почему у него такая странная поза?
– Чучело ты, – сказала Лисе. – Серебряная перчатка его опознавательный знак, а поза изображает «лунную походку».
– Ах вот оно что, – сказал Булле и повернулся к людям, сплошным потоком проходившим мимо. – Но если эта встреча должна быть секретной, почему нужно назначать ее там, где людей как на эскалаторе в Токио?
– Потому что так ты сможешь спрятаться в толпе, как рыбка в стае рыб. Никто не заметит, с кем ты разговариваешь, а шум такой, что ни один посторонний тебя не услышит.
– Я ведь не с тобой болтаю, Майкл, – сказал Булле.
– Что-что? – спросила Лисе.
– Я говорю, что не с ним болтаю, – ответил Булле и большим пальцем показал себе за спину.
Лисе обернулась и тут же подумала, что странность не в том, что фигура очень похожа на Майкла Джексона, а в том, что она уж очень живая. Такая живая, что продолжила разговор:
– Слушайте внимательно, а то у меня скоро ноги затекут. Вы найдете братьев Хруст в баре в Истборнуиксайде под названием «Лев, Хомяк И Очень Кособокий Двухколесный Экипаж, Запряженный Быками Господина Умбленута, Имеющего Обыкновение Продавать Ржаной Хлеб На Старой Мельнице».
– Извините, – сказала Лисе. – Я не успела сосредоточиться. Вам не трудно повторить название еще раз?
– Вы возьмете такси и скажете, что вам надо в бар «Лев» на Бак-стрит, – прошептал Майкл Джексон. – Уходите, пока я не брякнулся на пол.
– Идем, – сказал доктор Проктор и пошел.
– Пока, Майкл, – сказал Булле. – А можно получить… автограф?
– Идем, – сказала Лисе и потянула Булле за собой, чтобы догнать профессора. – Он умер!
– Как умер? Он же разговаривает!
– Майкл Джексон умер! А этот совсем не… Идем!
– Но я хочу получить что-нибудь на память о каком-нибудь знаменитом человеке! Please! [19]
– Ну идем же, Булле! – процедила сквозь зубы Лисе.
Немного расстроенный, Булле последовал за ними. Но около выхода он вдруг остановился, весь просветлев, и показал куда-то:
– Такую! Хочу такую!
За прилавком, где продавали сувениры музея восковых фигур, висели маски знаменитых людей.
– Идем скорее, – сказал Проктор.
Булле бросился к прилавку.
– Извини, о прекрасная дева, – обратился он к продавщице, которая, стоя спиной к ним, полировала ногти.
Она быстро повернулась и удивленно посмотрела вверх.
– Немножко ниже, о прекрасная Эйфелева башня, – сказал Булле и помахал рукой.
Тут она его увидела и одарила сияющей улыбкой.
– Мне маску Наполеона, пожалуйста!
– Очень сожалею, мой маленький друг, но все Наполеоны распроданы.
– Гм. – Булле почесал подбородок. – А есть у вас другие великие люди невысокого роста, господствовавшие над миром? Юлий Цезарь? Чингисхан? Адольф Гитлер? Александр Великий? Или хотя бы Малый?
– Понятно, – сказала продавщица. – Все они распроданы, но у нас есть Максимус Рублёв.
– Он господствует над миром?
– Во всяком случае, он только что купил здание английского парламента и половину остальной части Англии. И еще он владелец команды «Челчестер Сити», поэтому мы приготовили его маску к финальной игре на Кубок.
Она показала на полку с голубой формой «Сити» и точными копиями кубка на случай, если кто-то захочет его купить, чтобы рассказывать своим домашним, что он входит в число обладателей кубка. Рядом висела маска мужчины с выступающим лбом, большой лысиной, узкими, до противного ровно подбритыми бровями и бородкой клинышком.
– Нет ли у вас таких, кто господствует над миром, но выглядит чуть-чуть более привлекательно? – спросил Булле. – Ну, примерно как я?
– Если человек привлекательный, то нам безразлична его внешность, это ты и сам знаешь, – засмеялась продавщица. – А ведь известно, что ничто не привлекает больше, чем деньги.
– Беру! – сказал Булле.
Глава 8
«Лев, Хомяк и…» длинное название, лучше читай дальше
КАК ВСЕГДА, В БАРЕ (ДАВАЙТЕ БУДЕМ называть его просто «Лев») было шумно. Бармен стоял у крана с пивом и принимал заказы, а посетители чокались, говорили о регби, о двигателях «хиллманов», о количестве голов, которые «Челчестер» забьет «Роттен Хэму» в финале Кубка. И о прочем в том же роде. Но не говорили, например, о сумочках ручной работы, о французских духах и о последней свадьбе члена королевской фамилии. Как можно догадаться, в этом «Льве» было больше мужчин, чем женщин. Кто-то пел песню о том, что уж очень долго добираться до местечка под названием Типперери [20], как вдруг и пение, и все разговоры молниеносно прекратились. Потому что дверь, жалобно скрипнув, распахнулась и тут же с грохотом захлопнулась.
В зале появился коротышка в твидовом пиджаке и с глупейшей – мы уже об этом говорили – шляпой на голове. Он вынул из зубов изогнутую курительную трубку, прошествовал к стойке, взобрался на высокий стул и впился взглядом в бармена:
– Командир, самую крепкую газировку.
Бармен не перестал протирать стакан, хотя тот был совершенно чист:
– Самую крепкую, сэр?
– Ты что, не понимаешь по-английски? – спросил Булле, снял шляпу и положил ее на стойку. – Мне не нужна водичка, я хочу взбодриться. Чтобы в носу щекотало, в горле щипало, чтобы казалось, будто я проглотил целый муравейник. И чтобы она была чистая, ничем не разбавленная.
