Наташа кивала и смотрела на игрушку, стоявшую на столе в качестве пресс-папье. Маленький бронзовый мальчик размером с авторучку держал под мышкой стопку книг.
– Глупость какая-то, – в бессилии выдохнул Шарипов. – Я чувствую себя ужасно, будто выгоняю из школы хулигана и двоечника.
– Я понимаю. – Наташа поднялась. – Мы, пожалуй, уедем на какое-то время. Полагаю, вы не будете возражать, если Кира возьмет небольшой академический отпуск.
Шарипов попытался улыбнуться.
– Куда вы едете?
– Пока не знаю. Для начала на природу, а там посмотрим. Мне нужно подумать.
– Хорошо. – Директор засуетился. Очевидно, он еще продолжал испытывать угрызения совести, но совесть кусалась уже значительно слабее. Он вел себя сейчас как гаишник, получивший взятку и подобревший настолько, что готов участливо советовать водителю ехать аккуратнее. – Возьмите в учительской методические пособия, подготовленные специально для таких случаев. У нас есть отличные материалы, которые позволят девочке не отстать от школьной программы. Попробуйте немного развеяться, а потом мы с вами решим, что делать.
Наталья уже стояла у двери и не прислушивалась к его речам. Напоследок Шарипов сказал:
– Я знаю, ваша Кира – девочка необыкновенная. В ней есть что-то завораживающее. Но с такой мощной энергетикой нужно обращаться крайне осторожно. Нужна будет моя помощь – звоните.
Наташа безучастно кивнула и открыла дверь. Но задержалась на мгновение.
– Как ваше самочувствие, Виктор Александрович?
Шарипов отвел глаза.
– Спасибо, все хорошо.
– Головные боли больше не беспокоят? Ночные кошмары не мучают?
– Нет, все в порядке.
– Я рада за вас, господин заслуженный учитель республики. Если у вас снова возникнут проблемы – можете позвонить, я не думаю, что Кира откажет вам в повторной помощи. Она девочка добрая… и необыкновенная. Всего хорошего!
Она покинула кабинет. Не оглядываясь, прошла мимо секретарши, седой женщины в унылом коричневом костюме, стучавшей по клавиатуре компьютера, и вышла в коридор.
Кира сидела в пластиковом кресле у стенда с лицейской фотохроникой. На снимке, что висел как раз над ее головой, какой-то чрезвычайно довольный мальчик размахивал золотым кубком.
– Чего сбежала?
– Не могу там… меня не любят.
Впрочем, девочка не выглядела огорченной. Наталья села в соседнее кресло, закинула ногу на ногу.
– Никто не обязан нас любить, милая. Как ты себя чувствуешь?
– В ушах звенит.
Наташа вздохнула.
– Я, наверно, мало интересуюсь твоей жизнью, да? Совсем стала невнимательная, черствая. Не спрашиваю как дела. А ты все молчишь, молчишь и сама ничего не расскажешь. Молчунья ты моя…
– Угу. – Кира посмотрела на тетю. Ни растерянности, ни волнения. Она очень быстро взрослела. – Может, перекусим?
– Это мысль.
Они взялись за руки и покинули негостеприимный храм науки.
4
Первые «отклонения от нормы» были зафиксированы еще в детском саду. Тогда неожиданно выяснилось, что четырехлетняя Кира умеет лечить людей. Причем не на физическом, а на каком-то ином уровне. Первым «пациентом» девочки стала ее воспитательница.
Тридцатилетней Евгении приходилось несладко: вставала с постели в шесть, собирала дочь в школу и бежала в детский сад, а вечером уходила после семи, когда забирали последнего сорванца. Утомление, сонливость, круги под глазами, общий негативный настрой – все это стало обыденностью и в один не очень хороший вечер привело к срыву. Тетя Женя уселась в углу возле клетки с хомяком и горько разрыдалась. Из детей в группе остались только Кира и щекастый крепыш по имени Вова. Последний быстро ретировался, а молчаливая Кира присела рядом с воспитательницей и стала наглаживать ее руки.
Поначалу у Евгении похолодели пальцы, затем стала накатывать головная боль – не боль даже, а пульсация в затылочной части. В глазах потемнело, опустилась серая пелена, словно вуаль. Что самое интересное, Евгения не могла сопротивляться «вторжению», даже не найдя в себе сил просто подать голос и озвучить срывающийся с губ вопрос. Вскоре Кира так же неожиданно отняла свои руки, отползла в сторону и уселась на пол. Взглядом словно спрашивала: «Ну?».
В точности описать свои ощущения Евгения впоследствии не сумела. Головная боль прошла, холодок, бежавший по телу, исчез, но главное – прошел страх перед завтрашним днем, таким же непроходимо пустым и тяжелым, как и все предыдущие. Подобный эффект оказывают первые две рюмки крепкого алкоголя (тот факт, что все последующие рюмки не делают человека в несколько раз счастливее, не отменяет благотворного воздействия первых двух), но Кира всего лишь погладила ее руки.
Родители девочки, выслушав рассказ, смущенно улыбались. Очевидно, это был не первый случай, когда они замечали за своим чадом проявление необъяснимых чудес.
Через несколько лет родителей не стало.
Они занимались проектированием и строительством специализированных учреждений – больниц с дорогим и сложным оборудованием, офисных, телерадиоцентров и лабораторий. Специалистов такого уровня в стране насчитывалось всего пара десятков, поэтому чета Эммер могла не беспокоиться о хлебе насущном долгие годы. Единственное, что их смущало в таком положении, это постоянные отлучки из дома, да и невозможность построить стабильный, нормальный дом в его обычном обывательском понимании. Первые три года своего супружества они провели в Сибири, недалеко от Байкала, потом вернулись на Южный Урал; едва успели обзавестись квартирой, как страна направила их в Африку на возведение детской клиники. Они нырнули в джунгли черного континента где-то на западном побережье в районе Нигерии, а вынырнули через полтора года чуть севернее Йоханнесбурга. Вернулись домой изменившиеся до неузнаваемости и внешне, и внутренне и поставили перед руководством компании вопрос ребром: либо вы даете пару лет на отдых и обустройство гнездышка, либо контракт разрывается.
Переговоры продолжались всего несколько минут. Эммерам предоставили на выбор несколько проектов внутри страны на максимальном удалении от дома в двести километров. Они согласились. Вскоре у них появилась девочка Кира. Тихая, задумчивая, загадочная, способная часами лежать в кроватке и смотреть в потолок, изучая какие-то одной ей видимые узоры.
Когда ей исполнилось два года, архитекторы пристроили девочку в детский сад и возобновили дальние поездки. Родная сестра матери Наташа Ростовцева с удовольствием занималась ребенком. Своей семьи журналистка, разменявшая четвертый десяток, пока не завела, меняя потенциальных женихов как не отслужившие гарантийный срок бытовые приборы. Выбирая между бабушкой с дедушкой по линии матери и теткой Наташей, Кира остановилась на последней, хотя старики души в девочке не чаяли и старались баловать.
Пока Эммеры отсутствовали, Кира росла под присмотром Наташи. Тетка оказалась неплохой нянькой, способной не только накормить ребенка кашей или показать гориллу в зоопарке, но и рассказать что-то интересное об окружающем мире. Родители Наташи помогали по случаю. Удивительно, но даже сама Ростовцева, свободолюбивая рыжая бестия, каковой ее считали в журналистском сообществе, стала меняться на глазах.
«Что происходит, Рыжик? – спросил ее однажды главный редактор еженедельника „Радар“ Федор Чудинов. – Сама не своя. Поймала прокурора области в бане с проститутками?».
Наташа с улыбкой воздержалась от комментариев.
Спустя семь лет после рождения дочери Герман и Екатерина Эммер улетели во Вьетнам. Обычная плановая двухмесячная командировка. Там их компания возводила фешенебельный офисный центр. При перелете из отеля к месту предполагаемой застройки вертолет, на борту которого, кроме четы Эммеров, находились представители заказчиков и охранник, зацепился за линию электропередач и рухнул в степь с высоты восьмидесяти метров. Выжил лишь охранник, да и тот на всю жизнь остался без ног.
У Киры с тех пор оставалась только тетя Наташа.
5
Из лицея девушки зашли в «Макдоналдс». Наталья заказала пару бигмаков, картошку, молочный коктейль и черный кофе.
Присели в углу подальше от шума. Наташа разложила на столе ноутбук и стала задумчиво открывать и закрывать страницы Интернета. Кира с видимым удовольствием поедала гамбургер.
В этот момент Наталье позвонили. Она посмотрела на дисплей телефона, отодвинула стакан с кофе. Кира заметила тревогу.
– Все нормально, теть Наташ?
– Да, моя хорошая, это по работе. Ты ешь, не отвлекайся, у нас еще много дел.
Кира кивнула и вонзила зубы в бутерброд.
– Алло!
– Привет, Наташ. На тебе лица нет.
– Откуда вы знаете, Федор Николаевич, что на мне есть, а чего нет? – улыбнулась Ростовцева. Приступы человеколюбия с ее главным редактором случались редко, поэтому она не упускала случая насладиться ими по полной программе.
