— Мне жаль, — сказал он, гася сигарету в плоском металлическом блюдце, которое он извлек из хлама на столе.
«Это уж точно», — со смешком подумала Бренди.
— Я не смог бы разрешить вам, даже если бы захотел, мисс Эштон, — сказал Адам, вставая со стула. Теперь их глаза снова были на одном уровне. Его взгляд заставил Бренди почувствовать духоту в пыльной комнате.
— Почему, шериф? — из-за вспыхнувшего раздражения резко спросила она.
— Более двух лет в этом городе действует правило: на любую торговлю в Чарминге надо получить лицензию и разрешение.
— Прекрасно. Где я могу их получить?
— Прямо здесь.
Ее глаза сузились, и она попыталась посмотреть так, как смотрел ее отец, успокаивая самых пылких ее покупателей. Но с Адамом Маккаллоу это не вышло. Он просто продолжал смотреть на нее с абсолютно непроницаемым лицом.
— Так выдайте мне их или продайте, или что вы там с ними делаете! — Ее голос дрогнул и затих.
— Не могу. — Он перебирал какие-то бумаги на столе, освобождая маленькое пространство, чтобы удобно поместить на нем свой обтянутый джинсами зад.
— Это же глупо! Не думайте, что я не понимаю, чем вы занимаетесь, шериф!
Никакой реакции. Черт побери, да этот человек, должно быть, лишен всяких человеческих чувств.
— Прекрасно. Скажите мне, кто может, — потребовала она.
— Разрешение может выдать только городской совет, а я никому не могу продать лицензию без его разрешения.
Наконец-то она добилась хоть чего-то. На какой-то миг Бренди почти забыла, зачем хотела остановиться в Чарминге. Потом вспомнила Дейни и неизбежное наступление зимы. Впервые им придется пережить суровое время совсем одним, и Бренди должна была позаботиться о надежном укрытии до прихода холодов.
Кроме того, неукротимая гордость заставляла ее попытаться перехитрить этого высокомерного хама.
— В этот совет входят жители этого города, шериф? — Она едва дождалась его небрежного кивка. — Хорошо. Тогда я уверена, что у меня не будет затруднений в получении разрешения.
— Возможно, и нет, — согласился он. Бренди прищурилась. Ей не верилось, что он сдается. Вспыхнуло подозрение. Интересно, что он теперь замышляет?
— Сложно ли собрать членов совета для принятия решения? — спросила она.
— Нет.
— Так мы с Дейни сможем все-таки остаться в Чарминге? — Ее голос немного поднялся от осторожного оптимизма.
— Боюсь, что нет.
Воздух со свистом вырвался из легких Бренди. Она тяжело опустилась на стул, устав от этой игры в кошки-мышки, которую вел с ней Адам Маккаллоу.
— Почему? — процедила она сквозь зубы.
— Потому, что окончательное разрешение для вашего пребывания на этой земле должен дать я.
— А вы не собираетесь этого делать, да?
Он покачал головой.
— Что вы имеете против меня, шериф?
Сначала Бренди показалось, что он не собирается отвечать. Потом он тяжело вздохнул и поднялся со стула, вышел на середину комнаты, засунул руки в карманы джинсов и снова покачал головой.
— Если сказать коротко, мисс Эштон, то это змеиное масло.
Гнев поднялся в Бренди, как столбик ртути в термометре в жаркий летний полдень.
— Я возмущена, шериф. Мои лекарства — это не змеиное масло или спиртное, выдаваемое за лекарство. Такое я и сама видела и тоже терпеть не могу подобные штучки. Но уверяю вас…
— А я уверяю вас, — прервал он ее хриплым голосом, — что не допущу этого. Моя обязанность как шерифа Чарминга заботиться, чтобы его жителей никто не обманывал. Как правило, я ничего не имею против коробейников. Сегодня приехали — завтра уехали. Но вот таких, как вы, у меня есть причины не любить. Вы продаете напрасные надежды больным людям и говорите, что ваши снадобья принесут им облегчение. Они беспомощны и доведены до отчаяния, а иногда лишены и надежды, и то, что вы делаете, достойно презрения.
Бренди словно дали пощечину. Что произошло в жизни Адама Маккаллоу такого, что заставляет его так сильно ненавидеть ее? В его глазах она читала гнев и боль и не могла подавить возникшее у нее желание доказать ему, что она не такая. Посмеялся бы он, если бы она призналась в этом? Он ничего не хотел от нее, кроме как увидеть заднюю стенку фургона, когда она будет выезжать из города.
— Видите ли, мисс Эштон, может быть, вы действительно верите в эти фальшивые снадобья, которыми торгуете. Но я — нет. И ничто, что бы вы ни сказали или сделали, не убедит меня.
Гнев вновь охватил Бренди. Боже, ну и упрям же этот человек! Он отказывался даже дать ей шанс!
— Мне неинтересно убеждать вас в чем бы то ни было, шериф, потому что для всех совершенно ясно, что ваш разум зажат крепче, чем кулак скупердяя с деньгами. Но я готова в любой день предоставить на проверку свои лекарства.
— И что это за проверка? Вы собираетесь заставить мой ревматизм исчезнуть или сделать гуще мои волосы? — издевательски засмеялся он и сделал к ней шаг. — У меня нет ревматизма, и в последний раз, когда я смотрел в зеркало, моя голова еще не начинала лысеть.
— И, несомненно, крепка, как столетний дуб. — Бренди шагнула вперед. Тяжело дыша, они стояли так близко, что могли бы коснуться друг друга.
Зеленые глаза Адама стали как холодный тяжелый нефрит. Бренди спокойно встретила его взгляд.
— Нет, шериф, я не буду пытаться доказать свою правоту вам. Все, что мне надо сделать, — это убедить милых горожан. Потому что мой па, когда был жив, говорил бывало, что никакой человек не кажется высоким, когда стоит один.
— Очень мило, цыганочка, — поддел Адам, — но не забываете ли вы одну вещь?
Ни за какие акры драгоценной земли Адама Маккаллоу не задала бы Бренди вопрос, который ему так хотелось услышать от нее. Она упрямо молчала, ее обычно веселое лицо было насуплено.
— Вы тоже одна.
Бренди ощутила вдруг тяжелый, холодный комок в желудке. Слишком хорошо она знала, как одиноки они с Дейни. Разве не она одна выгрызала землю, чтобы выкопать могилу? Разве не она одна с помощью Дейни подтащила тело отца к краю, столкнула его, а потом тщательно засыпала той же самой землей? Ей не нужно, чтобы люди, подобные шерифу Адаму Маккаллоу, говорили ей, насколько одинокой чувствует она себя в эту минуту.
О, как тяжело без отца сталкиваться со всеми трудностями, такими, например, как твердолобые шерифы и недоступные разрешения. Она долго думала, действительно ли сумеет содержать себя и Дейни без Уэйда Эштона. Но она скорее умрет, чем доставит Адаму Маккаллоу удовольствие увидеть, что она сдалась.
С решительностью, которой она не чувствовала, и с притворной самоуверенностью, которая взялась неизвестно откуда, Бренди улыбнулась. Не вежливой улыбкой и даже не дружеской, а самой соблазнительной, дерзкой, манящей улыбкой, в которую когда-либо складывались ее губы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
