что-то несвязное. Покорная судьбе и мужу. Если бы с неё ваяли статую, то — аллегорический символ не только греха блуда, но и тоски. Идеал, как он есть.
— Я подозревал, что чёртов Михал всё-таки залил в неё раствор эталона, — негромко сказал господарь.
— Тинктуру. Если бы не залил — печать адски жгла ей колени, — пожимаю плечами я.
— Она жжёт! Верьте мне, пожалуйста, я же не смогу вам солгать!.. Что же вы творите, — истошно кричит Бертилла. Л’Эсерт грубо хватает её за волосы и запрокидывает голову жены, подставляя под удар тонкую шею. — Любимый, она жгёгххххх...
Лезвие прерывает её причитания. С минуту мы с господарем слушаем её хрипы и бульканья, пока кровь заливает печать, падая с неприятными всплесками. Только после этого, подчиняясь моему кивку, он отпускает волосы. Я встаю на последнюю печать и чувствую, как невидимые иглы вонзаются в каждую чешуйку моей кожи. Нельзя падать. Такое количество Эталона может меня сжечь. Он уже обжигает кожу, пробивая мою сущность, насилует лёгкие, сжимает сердце. Сдавленный крик рвёт вязкую тишину. Я едва не падаю в столь заманчивую тьму забытья, но последним усилием удерживаюсь на ногах.
Секунда.
Другая.
Холодный пот медленно, каплями стекает со лба на веки, ресницы и глаза. Я чувствую, как его соль ест кожу, добираясь до глазных яблок. Пытаюсь вдохнуть, и скрип изношенных лёгких отражается от каменной кладки, покрытой багровой коркой. Воздух опьяняет меня лучше любой тинктуры. Виктор Хаут, л’Эсерт, господарь крепости Зельт, спокойно смотрит на меня. Изучающе. Словно впервые видит меня по-настоящему, а я — «искривлённый» житель проклятого города Баредиола.
— Неужели вы не осуждаете меня? — хрипло вопрошаю я. — Только что три души отправились во тьму. Из-за теории, которая может быть неверной.
— Мы исправляем порочность средств чистотой цели. С этим мечом или теми, что сможем выковать, опираясь на его состав, зачистка Баредиола от скверны станет делом одного-двух поколений. И это стоит любых трупов.
Я схожу с печати. Опираюсь на камни, покрытые чем-то багровым камни.
— Неужели вы действительно не знали, что ловушка требует жертв? Вы же в курсе об Эталоне и том, что нужен именно алхимик. Но не рассказали мне.
Л’Эсерт вздыхает.
— Не рассказал. Не было, знаете ли, полной уверенности. В указанные времена Михал Сендзивой обладал отвратительным чувством юмора. Вместо того, чтобы просто так отдать заказ моему отцу, он, по его словам, снабдил его защитой, проверяющую соответствие человека внутреннему и внешнему Абсолюту. Эталону, если угодно. Нет ли в нём зависти, жадности, блуда, печали, гнева...
— Тоски и гордыни.
— Именно так. Во мне они есть, но я и не работал с эталонной материей. Даже не стоит и пытаться тянуть руку. А вот в вас... — он качает головой и проникновенно продолжает: — в вас Абсолюта весьма много. Особенно теперь. именно поэтому, Иоанн, я искренне предлагаю подумать и решить — можете ли вы взять этот самый меч? Мы всегда сможем вернуться.
Господарь Виктор вежлив и обходителен, но в его словах мне слышится издёвка. Я пристально осматриваю силовые линии, напитанные кровью с примесью эталонной материи. До боли в глазах изучаю светящуюся багровым печать, энергия которой ненавязчиво покалывает мою плоть. Нет, никакой ошибки быть не может. Всё составлено верно и во мне достаточно Абсолюта — больше чем в каждом из троих убитых, и куда больше, чем в чёртовом бургомистре.
Я делаю четыре спокойных шага и протягиваю руку к длинной рукояти меча, подавляя отдалённое беспокойство. И не обращая внимание ни на отдающиеся в уши стуки сердца, ни на покалывание в ладони.
Развязка
В которой лорд Виктор Хаут недоволен, хотя алхимик проявил почти все необходимые качества.
Господарь замка Зельт, лорд Виктор Хаут, повелитель рода Эсерт и герой многочисленных кампаний, изволил вытереть лицо. Мелкая розовая роса, образовавшаяся после хлопка, густо покрыла стены тумулоса, трупы принесённых в жертву гражданских, грубовато прочерченные линии гексаграмм — не говоря уже о лице властелина. Эталонный меч в очередной раз показал свою сущность. Резать на мельчайшие частицы всё, чего касается. Включая того глупца, что почитает себя достойным его владения.
Алхимик оказался почти готовым. Он прошёл шесть испытаний, напитался Абсолютом, но гордыня его одолела.
Вздох. Ещё один провал — что тут сказать? Баредиол и его зло остаются в безопасности, а меч — посреди чёртова зала. В расход списан с десяток союзников — многовато для простого провала. Негромкий стук оповестил господаря — его воины возвращаются. Виктор оглядывается и видит в глазах понимание. Одинаковое и для фиолетовых, изменённых близостью заражённого города зрачков, и желтовато-мутных буркал мутантов, всё ещё верных людскому роду.
Фигура в жёлтом что-то буркнула молодому человеку в мантии с горностаем, едва стоящему на ногах. Подошла ближе и почти по-дружески положила руку на могучее плечо господаря.
— Этого стоило ожидать, — вкрадчиво проскрипел старческий голос. — Тебе не стоит себя винить.
— Этот кандидат, Михал, был примечательнее других, — устало отмахнулся господарь.
— Он допустил ту же ошибку, что и предыдущие. Ту же, что и я. Допустил абсолютность собственного суждения.
— И перепутал эталон внутренний и внешний, — скривил рот л’Эсерт.
— Я его не путал, — обнажает чёрные зубы Михал Сендзивой и прищуривает целый глаз. — Просто неправильно смешал ингредиенты. — Мутант помолчал, не сводя взгляда с женского тела. — Ты ведь помнишь, что в замке ждёт ещё с двадцать вариаций Бертиллы, погружённых в первобытный сон? Возможно, цвет волос и глаз будет отличаться, за это не ручаюсь. Всё-таки капсулы не вскрывал уже очень долго. Но поверь, свою роль они сыграют.
— Папаша был очень щедр к тебе. Даже слишком, — процедил Виктор и выдохнул. — Извини. К ней я слишком привык. Мало кто заходил так далеко, чтобы понять её природу. Если бы знал, что Иоанн её прирежет — достал бы запасной вариант. А следовало бы понять — ведь он положил весь полудесяток наёмников Боритта, уже столько отработавших... и положил столько наших людей в тумулосе, сколько не удавалось всем предыдущим кандидатам.
— Соболезную, — негромко ответил подошедший Боритт. Его плащ был изрядно залит кровью, и было непонятно — скачет горностай по крови или червонному
