Он опустил ладони на стол рядом с ее и наклонился — все ближе, ближе, пока едва не прикоснулся носом к ее носу. Ее ноздри дрогнули, когда она вдохнула запах его кожи, запах свежевыстиранной, накрахмаленной и выглаженной рубашки. Отмахнувшись от непрошеных воспоминаний, Миранда встретила его взгляд. Бездонные синие глаза ничем не выдавали того, что творилось в душе у этого человека, и все же, окунувшись в них, Миранда задрожала от боли и страсти.
Она хотела отстраниться, но не решилась показать ему, как сильны его чары. Ей никогда не покончить с начатым делом, если он поймет, какую власть над ней по-прежнему имеют эти синие глаза, этот тягучий низкий голос.
Она облизнула дрожащие губы и прошептала:
— Скажи, что не любишь меня.
— Не скажу.
Если он рассчитывал этим простым отрицанием вызвать в ней облегчение, радость, даже восторг — что ж, значит, он раскусил ее с дьявольской точностью. Она испытала всю гамму этих чувств, и даже больше. А еще ей захотелось схватить его и трясти до тех пор, пока в его упрямой голове не появится хоть капля здравого смысла. Но она лишь подняла глаза к потолку и разочарованно вздохнула, понимая, что сейчас ей ничего не добиться и единственный выход — это как можно скорее уйти отсюда и собраться где-нибудь в тишине с мыслями.
Устало вздохнув, она тихо произнесла:
— Тогда скажи, где мне найти родителей.
Он выпрямился:
— В Фениксе.
Ее взгляд выразил недоумение.
— В Фениксе? В Аризоне?
— Точно.
— Но почему?
Он раздраженно дернул плечом, тем не менее спокойно ответив:
— Решили уйти на покой.
— Ты хочешь сказать, что они уже уехали в тот самый городок для пенсионеров, о котором постоянно говорили?
— Точно.
— Но они же собирались подождать с этим еще хотя бы год, — пролепетала она. — Мне казалось, у меня еще есть время, чтобы… Да кто же вот так берет и срывается с места?
— Ты. — Он впился в нее глазами. На щеках у него заходили желваки, пальцы вцепились в пояс джинсов.
Среди мужчин Броди, несомненно, был самым сильным и молчаливым. Много раз он говорил Миранде, что не желает «заговориться до смерти». Она понимала, что это означает. Он просто предпочитал действовать без лишних слов. Но если без разговора было не обойтись, он, как правило, отвечал односложно, давая ей тем самым понять, что положение хуже некуда.
Миранда внезапно осознала, что не только ей, но и ему приходится сейчас несладко, и ее желание уйти отсюда, дать ему время и возможность обдумать все наедине усилилось вдвойне.
Она неловко потерлась носком ботинка о ножку стола.
— Наверное, они устали ждать от меня звонка и решили не тянуть со своими планами.
— Очевидно.
Она тоже убрала со стола руки и выпрямилась.
— Думаю, они также помнили о том, что когда я все-таки позвоню на ранчо, то знакомый мне голос все объяснит. Верно?
Броди молча вскинул на нее глаза. Пшеничный завиток упал ему на лоб.
Пальцы у нее так и горели от желания потрогать этот завиток. Она невольно отвернулась, чтобы не выдать своих чувств.
— Да, на этот раз я действительно вляпалась. Более дурацкой ситуации невозможно вообразить даже при самой богатой фантазии, — промямлила она.
За дверью офиса раздался осторожный шорох.
— Папочка, это Кэти. Иди скорей к нам. Сочельниковая леди уже пришла!
— Богатая фантазия тебе определенно понадобится, — пробормотал Броди. — И еще какая.
Он провел ладонью по лицу, пытаясь развеять туман от сознания физического присутствия Миранды. Мозолистая ладонь прошлась по носу, губам, подбородку — и он открыл глаза навстречу непонимающему взгляду Миранды.
— «Папочка»?
Да, папочка, про себя повторил Броди. Он все еще сам удивлялся, когда его так называли. Нежное обращение слетело с губ маленькой Кэти раз, другой, и у него не хватило духу ее поправить. И постепенно слово вошло в привычку у всех. Броди вздохнул, помотал головой и шагнул из-за стола.
Когда он проходил мимо нее, Миранда потянула его за рукав и переспросила:
— «Папочка»?
Он не остановился, и тонкая ткань рубашки выскользнула у нее из пальцев. Не глядя на Миранду, Броди распахнул дверь и обнаружил на пороге Кэти — в огромном старом халате, босоногую, с чистыми, но все еще влажными волосами.
— Сочельниковый работник уже здесь.
— Социальный, дорогая. Я тебя слышал. — Ошеломленный приездом Миранды, он и забыл о назначенном на сегодня визите дамы из социального департамента.
Что же ему делать? Это его единственный шанс произвести выгодное впечатление в качестве потенциального отца для этих детей, которым он так нужен, которых успел полюбить всей душой. Полюбить так, что готов был драться за них не на жизнь, а на смерть. Он не может предать их.
Будущее этих детей для него сейчас важнее, чем собственные проблемы. Необходимо как-то проводить Миранду, а потом объяснить официальной гостье, почему в прихожей рассыпаны продукты, почему в доме кругом лужи и почему Кэти полуодета…
Он наклонился к малышке, провел ладонью по ее волосам.
— Я все понял, Кэти. Скажи Хрустику, чтобы он предложил даме кофе, а я сию минуту приду.
— Хорошо, папочка. — Девочка крутанулась юлой, пятками подкинула край длинного халата и заскользила по коридору.
— Она и вправду сказала «папочка», — прошептала Миранда.
— Моя очередь преподносить сюрпризы, а? — В его глазах светилась ирония. — К сожалению, у меня совершенно нет времени продолжать разговор. Я должен спуститься и поговорить с суровой дамой из социальной службы, которая, между прочим, не хотела доверять мне детей даже на неделю. Я должен убедить ее позволить мне усыновить их.
— Усыновить? — коротко выдохнула она, как будто получила сильнейший удар под дых.
Он вдохнул едва ощутимый запах ее духов и задержал дыхание, пока тысячи мыслей проносились у него в голове. Он думал о том, как ей все это объяснить, как рассказать о смерти Донны и Тревиса. Он гадал, изменит ли это что-нибудь в их отношениях, и не мог понять, как ему выйти из этой комнаты, зная, что Миранда может снова исчезнуть. Наконец он вспомнил о детях и осторожно и медленно выдохнул.
— Миранда, я… — Он оглянулся на пустой коридор, снова посмотрел на Миранду. — Я должен идти.
Ее пухлые губы сжались. Яркая зелень глаз затуманилась. Отбросив волну густых волос, она кивнула на дверь:
— Позже поговорим.
— Новый номер телефона твоих родителей найдешь в записной книжке у меня на столе. — Он опустил ладонь на ее руку. Желание притянуть ее к себе, схватить в объятия, которые принесли бы успокоение им обоим, было почти невыносимым. Но он лишь молча развернулся и зашагал по коридору. На личные проблемы сегодня времени нет.
