неплохо бы тебе туда отправиться!» «Еще чего? – запротестовал я, – могут эти переводы подождать до завтра?!» Глаза Анны сузились. Я с вызовом сел в кресло. «А печатную машинку ты тоже сидя в кресле достанешь?» – не унималась она. В ответ упрямое молчание – мой старинный детский прием, отточенный на домашних. Анна обиженно ушла в спальню и хлопнула дверью.
Вечером вернулся Коба. Небрежно бросил книжки на пол. Все молча сели за стол. «Как дела в библиотеке?» – нарушила тишину Анна. «Хорошо», – буркнул будущий специалист по национальному вопросу. «С переводами вам поможет вот он», – она ткнула в меня пальцем, даже не удосужившись назвать меня по имени. «С какой это стати?», – заупрямился я, но только мысленно. Тут Анна перешла к главной теме разговора: «Послушайте, Коба, пока мы не выполнили главное задание, не могли бы вы вести себя тише и не устраивать публичных эксцессов?» Она сделала паузу; было видно, что она старательно подбирает нужные слова.«Я понимаю, что у вас пылкий характер, вы остро реагируете на несправедливость, но если полиция заинтересуется вами, то мы провалим все дело. Вам понятно?» Коба перестал жевать и молча уставился на Анну. Его крысиные глазки налились злостью. Запахло скандалом. Я весь съежился. «Перестань командовать, женщина. Я сам знаю, что делать. Не первый год в партии. Твое дело… – тут он осекся, Авель повернулся к нему, бешено выпучил глаза и дикими гримасами начал показывать какие-то знаки. Тут взорвалась Анна. Медуза Горгона показалась бы перед ней тихой паинькой, валькирии – хором девочек-припевочек. Ей в таком гневе Медею стоит играть на сцене. « Не надо мне затыкать рот, вы не у себя в деревне! Я знаю свое дело! И я тоже не первый год за мужем, то есть в партии! И еще, я знаю, что такое партийная дисциплина! Мне партия дала задание, я делаю. И не даю своим эмоциям, – тут она шарахнула со всей силы бокалом по столу, так что в ее руке осталась только стеклянная розочка, – брать над вверх над разумом!» Я онемел от удивления. Такой Анны я еще не видел. Авель в восхищении произнес что-то на своем родном наречии. Ножка от бокала была медленно поставлена на стол. Коба помолчал, помолчал и, наконец, примирительно поднял руки вверх: «Товарищ Анна права, не надо давать волю своим эмоциям. Дело есть дело. Сейчас не место для наших разногласий. Потом все решим».
Ситуация успокоилась, и я решил, пользуясь случаем, затронуть больную для меня тему. «Это… я по поводу того… Ну человека, который за мной… Может, с ним не надо… э…жестко? – мне было противно слышать свой дрожащий голос. – Может, он того…, – я вдохнул поглубже и выпалил, – может, он и не следил за мной вовсе? Может, он шел туда же, куда и я?»
«Дарагой, мы без тебя разберемся с этим шпиком», – благодушно икая ответил Авель. Коба был строже: «Может, и не шпик, а может, шпик. Если есть шанс, что он может нас сдать, то нельзя проявлять мягкотелость. Нельзя разводить интеллигентские сопли. Партия прикажет, собственноручно его зарежешь». Мне стало дурно. Гвозди в мой гроб вбила Анна: «Ты засветился. Ты провалил задание. Теперь требуешь не трогать вероятного врага! Ты, вообще, на чьей стороне? Ты с нами или против нас?» Еле живой я проблеял, что с ними.
11
«С» отпросился с сеанса пораньше. Пробурчал, что ему надо кое-что проверить. И хоть ни о каких преследователях он больше не говорил, я чувствовал его напряжение. «Т» пришел в подавленном настроении. Продолжил свое жизнеописание, как только лег на кушетку.
В романтический период основной проблемой стали отношения с девушками. Точнее их полное отсутствие. «Т» был патологически стеснительным. Он намекнул на историю с работницей родительской фабрики, которая закончилась очередным кошмаром – половой инфекцией и походом к врачу. После этого в отношения с женщинами он не вступал. Университет бросил. Следующие несколько лет были посвящены безделью и апатии. «Т» много рассказывал про родственника, с которым был очень близок в этот период. Он постоянно себя с ним сравнивал. Родственник этот был добродушный человек со средствами, но чрезвычайно ленив. Большую часть дня он проводил в своей квартире. У него было много идей, как начать новую жизнь. Он, то собирался написать книгу, то перестроить свое «имение» на современный лад и завести хозяйство, но мечты так и оставались мечтами. Затем этот человек связался с женщиной из низшего сословия. Ее родственники обворовывали незадачливого жениха. Финал истории печален: он умер, оставив после себя долги и сына. «Т» ничем не смог помочь своему другу.
Семья пыталась вылечить «Т» от апатии и меланхолии, посылая его на различные курорты. Однако лечение минеральными водами ничего не дало. Наоборот, больничная атмосфера подействовала на него угнетающе. У него расстроился желудок. Его стали преследовать мысли о самоубийстве. Правда, в очень своеобразной форме. Он мечтал погибнуть на дуэли. Состояние его ухудшалось. Отношения с семьей испортились, особенно с матерью. В этот момент «Т» встретил женщину. Обыкновенная история. Это была молодая актриса столичного театра, которая оказалась в городе, где жил «Т», на гастролях. Он влюбился. Сначала в ее образ на сцене – в героиню с «мятежной душой», затем и в нее саму. Он называл ее«лучом солнца в королевстве тьмы». Причем тут же называл свою мать «самкой дикого кабана». (Уникальное замещение. Обычно у детей опасные животные символизируют фигуру отца). Анна была девушкой свободного нрава и прогрессивных взглядов. Она отклонила его предложение о браке, сказав, что этот устаревший институт убивает чувства. Характерно, что эротические чувства к Анне «Т» описывает через ассоциацию с детскими ощущениями: однажды ночью он испытал «сладость до судорог», прокравшись куда-то. Куда он прокрался и что видел, вытеснено в бессознательное. Скорее всего, это сцена коитуса родителей. Надо будет над этим поработать. Под влиянием Анны «Т» заинтересовался положением рабочих на фамильной фабрике. Он пошел на открытый конфликт с семьей, настаивая на сокращении рабочего дня до 10 часов, устройстве вечерней школы и яслей. Награда не заставила себя долго ждать, Анна вступила с ним в половые отношения. Про это «Т» рассказывал сбивчиво и максимально иносказательно, что указывает на какие-то проблемы в постели. Однако общее психическое состояние того периода он описывает как близкое к эйфории. Он вырвался из под власти матери, его любила самая красивая женщина в мире. Вскоре из-за денег начались первые размолвки. К тому же на горизонте замаячил соперник. Поездка в Вену должна была все исправить. Но
