Алешка стоял рядом с Зинкой и смотрел на нее. Почувствовав его взгляд, она повернулась к нему и невольно улыбнулась, видно, вспомнив, как Алешка приходил смотреть на нее. Но тут же рассердилась на себя, а вернее, на Алешку, за эту улыбку.
Поезд прошел, шум стал утихать, и только вдалеке маячил красный фонарь на последнем вагоне.
— Ну, что ж, я пойду, — нерешительно промолвил Алешка.
— Иди, — безразлично ответила Зинка.
— А можно… я завтра приду? — с усилием проговорил Алешка.
— Это еще зачем? — удивилась Зинка.
— Ну… так, — вконец смутился Алешка.
— А сегодня ты тоже просто так пришел? — уже с насмешкой спросила Зинка.
Алешка молчал. Зинка подняла фонарь и осветила его лицо. Только мгновение смотрел на нее Алешка, но столько страдания и укора было в этом взгляде, что Зинка почувствовала неуместность насмешки.
— Ну, как хочешь! — буркнула она, отворачиваясь.
— Спасибо! До свиданья! — обрадованный Алешка протянул ей руку.
Зинка молча подала свою. Алешка бережно, как стеклянную, принял ее руку, подержал немного и отпустил.
— До свиданья! — повторил он и зашагал по дороге. Зинка смотрела ему вслед. Неуверенность, сомнение и какое-то беспокойство попеременно появлялись на ее лице.
— Эй! — закричала она вдруг. — А откуда ты ходишь-то?
— С фермы. Колхоза имени Чапаева! — ответил уже почти невидимый Алешка.
На лице Зинки вспыхнуло изумление, она широко открыла глаза и даже шагнула вслед.
Сергей, быстро раздевшись, стал залезать в спальный мешок.
— Что за черт! Откуда вода?
В ответ раздался дружный хохот ребят, уже лежащих в своих мешках.
— Палатка протекла, что ли?
— Повалило ее ветром, когда вы на ферму ходили, — объяснил Женя. — Мы уж тут с Ильей знаешь как намучились, пока поставили.
— Алешки нет еще? — удивился Сергей.
— Гуляет! — вздохнул Аркашка.
— Какой черт тут гулять? Дождь не перестает! — проворчал Сергей, стараясь устроиться как-то поудобней в мокром мешке.
— Вот вам и телок! — задумчиво промолвил Аркашка. — А мы все смеялись…
— А придет — еще посмеемся! — заметил Николай. — Ему больше всех натекло. Только нам не привыкать к сырости, а он — ребенок деликатного воспитания…
Но Алешка шел и как будто не замечал дождя, на лице его застыла мечтательная улыбка…
С этой же улыбкой он подошел к палатке и, только входя, постарался принять невозмутимый вид.
Все сделали вид, что спят, но тихонько следили за ним.
Алешка стряхнул плащ, бросил его в угол и стал раздеваться.
Быстро скинул рубашку, брюки и полез в мешок.
Ребята ждали, затаив дыхание, но… ничего не произошло.
Один за одним они приподымались и смотрели на него.
Алешка лежал на спине, несмотря на холод, высвободив руки из мешка и подложив их под голову. На лице его снова появилась улыбка.
Разочарованные ребята стали укладываться, и только Женя не выдержал:
— Алешка!
— Что?
— Тебе не сыро?
— А что?
— Тут, понимаешь, палатку повалило и дождем все постели залило.
— А-а, да, вроде есть немножко, — равнодушно откликнулся Алешка.
И тогда тихонько засмеялся Аркашка, но смех его явно относился не к Алешке, а к Жене и другим, в том числе и к самому себе…
Окончив работу и переодевшись, Алешка раскладывал спецовку на крыше палатки для просушки.
Сергей и Илья уже стали к станку. Лиза спешила к ним, но, проходя мимо Алешки, остановилась и, окинув его взглядом, спросила почему-то соболезнующим тоном:
— Опять пойдешь?
Алешка кивнул. Лиза, оглянувшись вокруг, поманила его в сторону от палатки.
— Ох, Лешенька! — вздыхая и качая головой, начала она. — Послушай меня. Зря ты туда ходишь. Совсем зря.
— Почему? — невольно спросил несколько оторопевший Алешка.
— А потому! — обрадовано затараторила толстуха. — Совсем непутевая девка оказалась: гордая, упрямая, озорница! Только головы ребятам кружит. А сама смеется над ними!
— Ну и что? — все еще недоумевал Алешка. — Зачем вы мне это говорите?
— Как — что? — возмутилась Лиза. — Ты думаешь, я не знаю! Я вчера все про нее узнала. Кабы она хорошая была — давно бы замуж вышла. Уж сколько народу к ней сваталось! Какие парни ходили — видные, самостоятельные! А она — ни в какую! Рожна ей, видать, какого-то надо! Принца заморского!
Алешка улыбнулся:
— Ну что ж… В этих делах каждый волен выбирать, что ему нравится.
— Ох, Лешенька! Зря! Вот попомни мои слова. Ну куда тебе…
— Ничего, — нахмурился Алешка. — Вы уж за меня, пожалуйста, не беспокойтесь.
И он поспешил отойти от нее.
Снова уходил Алешка на свидание, и снова провожали его глазами товарищи. Но никто уже не позволил себе ни удивления, ни насмешки.
А невозмутимый обычно Волков даже вздохнул:
— Что ж, в его годы отмахать туда да обратно по пятнадцать километров можно. А вот нас с вами навряд ли заманишь такой прогулкой.
— У вас есть семья? — спросил Белогоров вместо ответа.
— Мать… Отец… Я с полем обручился, — пошутил Волков.
— А у меня была, да поле развело, — признался Белогоров.
Волков внимательно посмотрел на него и кивнул.
— С нашим братом это бывает… Я уже сколько раз думал: да ну ее к богу, эту жизнь цыганскую!.. А бросить — не могу. Поначалу-то, признаться, я больше заработком интересовался. Буровики одно время здорово получали. Потом поменьше стали, а я уже все равно не могу без поля… Как весна подходит — тянет, да и все… Ну, просто сил нет дома сидеть…
— Вот и я не смог, — грустно усмехнулся Белогоров. — А хотел. Даже слово дал… Жене. Весна подходит, друзья в поле собираются, а я креплюсь. Потом разъехались все… И вот каждый день мне сны стали сниться — то будто я в Саянах, то в тундре. Я ведь больше на Севере работал. А в степях не бывал. Думаю, неужто никогда не увижу?.. И вот, теперь мой дом опять в поле.
Волков сочувственно положил ему руку на колено.
— Что поделаешь, Георгий Николаевич. У моряков дом — в море. У нашего брата — геолога — в поле. Проживем, как-нибудь, не хуже других. Верно?
— Зачем хуже? Надо лучше, — улыбнулся Белогоров.
Ночь закрыла темным пологом небо, но оставила на закате широкую багряную полоску. Четко вырисовываясь на фоне этой полоски, медленно и словно из-под земли вырастают два силуэта.
Это Алешка и Зинка поднимаются на гребень увала. Оба молчат. Алешка так углубился в какие-то свои мысли, что хотя и бросает время от времени пытливый взгляд на свою спутницу, но совсем не замечает легкой и опасной в таких случаях скуки, которая охватила девушку.
А вернее, он смотрит не столько на Зинку, сколько на ее руку. И вот, наконец, преодолев собственное сопротивление, он осторожно берет девушку за руку и со страхом ждет, что она скажет на это.
Но Зинка, мельком глянув на него, совсем не обратила внимания на такую малость, и снова на лице ее воцарилась скука.
А Алешка все не замечал этого, упиваясь своим маленьким счастьем — ее рукой.
Так подошли они к Зинкиному дому.
— Ну вот и погуляли! — со вздохом облегчения сказала Зинка.
— Да-а, — счастливо протянул Алешка.
Зинка посмотрела на него.
— Ну что ж, коль нечего сказать, и «да» — слово! — насмешливо заметила она.
— Да, — растерянно подтвердил Алешка, не найдя что еще сказать… — Ну, до свиданья… — протянул он руку.
Зинка прислонилась спиной к двери и, склонив голову набок, посмотрела на него.
В глазах ее вдруг появились смешливые искорки.
— Никак не пойму я, что ты за кавалер такой? — лукаво вздохнула она. — Неужели даже на прощанье не поцелуешь?
Алешка заколебался, но только на мгновение. А потом, шагнув к ней, он так трепетно, так почтительно и нежно коснулся губами ее губ, держа руки по швам, что Зинке стало ясно — это первый поцелуй в его жизни.
