– Во сколько назначено мероприятие по сбору средств? – спросил он.
– В восемь, сэр.
– Где моя речь?
Кто-то вручил ему свежий экземпляр. Он также взял два отчета, которые включали, помимо прочего, сведения о развитии ситуации в Египте и новости о склоках в Сенате по законопроекту об иммиграции.
– Лиланд, через два часа вы мне понадобитесь. Поговорим за обедом. До тех пор прошу меня не беспокоить, если только не разразится конституционный кризис и я не стану президентом.
Из толпы раздалось вежливое хихиканье. Один из агентов секретной службы закрыл за ним дверь в номер…
Оставшись один, Бенджамин Ломбард снял костюм и аккуратно разложил на кровати, чтобы не измять. После испепеляющей аризонской жары он с наслаждением подставил тело под кондиционер. Бенджамин не знал почему, но был уверен, что в этой пятизвездочной гостинице лучшие в мире кондиционеры. В отелях других штатов и стран кондиционеры не доставляли ему такого удовольствия, как здесь. Вообще кондиционирование он считал одним из главных достижений цивилизации, которое дает человеку возможность выжить в таких забытых богом местах, как Финикс, штат Аризона.
Стоя посреди огромной комнаты в рубашке, трусах и черных носках, Ломбард наслаждался прохладным воздухом. Через несколько приятных минут он включил телевизор. В блоке новостей рассказывалось о кампании Энн Флеминг в Калифорнии. Теперь Бенджамин мог и сам убедиться: явно недостаточное количество слушателей во время его утренней агитационной речи позволило увидеть куда более очевидное. Чем больше он думал об этом, тем сильнее чувствовал, что на завтрашней встрече с Дугласом должен вести себя решительно и жестко. Пусть каждый вновь ощутит его твердую руку. Это должно стать своего рода посылом, сигналом к наступлению и позволит снова зарядиться энергией и сосредоточить силы. Ломбард спрашивал себя, что нужно для того, чтобы перетянуть на свою сторону Эбигейл Салдану; как опытному политологу ей наверняка не по душе тот бред, который несет эта выскочка Энн Флеминг.
Настойчивый стук в двери прервал ход его мыслей, и от хорошего настроения не осталось и следа. Какой бы сотрудник сейчас ни стоял там, за дверью, и какие бы причины он ни выдумал в оправдание своего незапланированного вторжения, ему сейчас точно не поздоровится. И придется искать себе новую работу. Причем не здесь, а где-нибудь в Турции.
– Что? – проревел Ломбард, с силой распахнув дверь и едва не сорвав ее с петель.
Это был Лиланд Рид, и вид у руководителя аппарата был обеспокоенный.
– Что там? – снова спросил Бенджамин, но уже без прежней угрозы в голосе.
– Можно войти, сэр?
Ломбард отошел в сторону, пропуская Рида к себе в номер. Тот вошел, но не стал садиться, а совершил непонятный круг по комнате. В этот момент он походил на автоматический пылесос в поисках грязи и пыли. Наконец остановился у окна.
– Ну, и что же случилось? Не заставляйте же меня нервничать, Лиланд!
– Сэр, вы ведь помните список лиц, за которыми попросили меня следить?
Этот список Ломбард всегда мысленно держал перед глазами. Нельзя продвинуться так далеко в политике, не нажив себе хоть нескольких врагов. И даже не нескольких, а многих. Список включал людей, которые так или иначе могли навредить его кампании. В него входили все – от политических противников до бывших сослуживцев, включая даже одну подружку из средней школы, которой не понравилось, как они расстались. Не то чтобы Бенджамин ожидал неприятностей, но во время каждой президентской кампании из прошлого какого-нибудь кандидата нет-нет да и «выплывало» что-нибудь пикантное. Не было ни малейшей причины ожидать, что и нынешняя кампания пройдет без сучка и задоринки.
– Кто? – спросил Ломбард.
– Джордж Абэ.
– Джордж? В самом деле? – переспросил Бенджамин. Новость удивила его. Он всегда считал, что их отношения сохраняют здравый смысл, несмотря на то что пути их разошлись. – Что натворил Джордж?
– В одном из придорожных ресторанов Вирджинии он встретился с сыном Дюка Вона. Сейчас, когда мы с вами беседуем, оба направляются в Вашингтон…
Шея Ломбарда покрылась капельками пота. Гибсон Вон и Джордж Абэ. Эти два имени он никак не ожидал услышать в одном предложении, и единственное, что их связывало, был наверняка он, Бенджамин Ломбард. То, что они теперь вместе, не могло быть совпадением.
– О чем они разговаривали?
– Этого я не знаю, сэр.
– Ну, так узнайте! У нас есть какие-нибудь связи с людьми Джорджа?
– Нет, сэр, – покачал головой Рид.
– Найдите кого-нибудь. И соедините меня с Эскриджем. Похоже, пора ему вмешаться в это дело…
Глава 6
Они молча ехали в Вашингтон. Гибсон сидел сзади, рядом с Джорджем Абэ, который сразу уткнулся в смартфон, отвечая на электронные письма. Когда Абэ вводил пароль, Гибсон краем глаза успел перехватить его и запомнить. Эту привычку он выработал в себе давно. Для совершенствования навыка потребовались месяцы, но теперь Вон мог запросто узнать пароль телефона, находясь поблизости от его владельца. Нужно было лишь наблюдать за движением большого пальца. Этот пароль Гибсон тоже запомнил. На всякий случай…
Ему всегда были по душе числа и расчеты. Точные науки, особенно математика, а также компьютеры – все эти вещи давались ему легко. Все это пригодилось в последующей жизни, когда Гибсон был не в ладах с законом. Он научился запоминать цифровые последовательности. Мог за один раз запомнить до шестнадцати цифр: телефонные номера, номера кредитных карт и полисов социального обеспечения. Его всегда удивляло, как беспечно относятся люди к такой важной информации. В общем, это умение занимало видное место среди остальных его талантов.
Впереди на пассажирском сиденье разместилась помощница Абэ, которая придирчиво вглядывалась вперед, как будто они направлялись в Эль-Фаллуджу[5]. Такой взгляд был ему хорошо знаком – он был характерен для ветеранов, воевавших в горячих точках. Воспоминания, которые никогда не сотрутся в памяти… Образы и звуки, которые навсегда врезались в память в виде неблагозвучной симфонии. И она вела себя соответственно – крайне внимательно и осторожно, как будто здесь, в Северной Вирджинии, их могла поджидать внезапная засада на дороге…
В «Полуночнике» Абэ представил ее Гибсону как Дженн Чарльз. Они протянули друг другу руки. Гибсон почувствовал профессиональное рукопожатие, но ее поддельная улыбка была ловушкой, как бы предупреждая о том, чтобы он не пытался переходить ей дорогу. И все-таки Дженн была просто милашкой по сравнению со строгим маленьким человеком, который сидел за рулем. Хендрикс. Имени его никто так и не сообщил. По-видимому, Гибсон ему тоже не пришелся по душе, но, в отличие от Дженн Чарльз, это не так задевало. Похоже, Хендриксу вообще мало что нравилось в этой жизни…
Несмотря на воскресенье, движение в сторону столицы было таким же плотным, как и в часы пик. Сейчас, в начале апреля, зацвели вишни, и дороги в Джорджтаун были битком забиты туристами. Но Хендрикс ловко маневрировал, обходя скопления автомобилей, сворачивая в переулки и то притормаживая, то резко набирая скорость. «Опыта ему не занимать», – подумал Гибсон. На Ки-Бридж Хендрикс выехал на эстакаду Уайтхерст-фриуэй, рядом с Потомаком, и выскочил на Кей-стрит. На всем пути до Центра Джона Кеннеди внизу под ними искрилась река.
Гибсон покосился на Абэ. Его слова, произнесенные в закусочной, все еще крутились у него в голове. Сюзанна любила тебя больше всех на свете. Он выглянул из окна на реку.
Больше всех на свете…
Гибсон знал Сюзанну с детства; их жизни были тесно переплетены благодаря отношениям отцов, которые были намного глубже, чем просто отношения сенатора и руководителя его аппарата. Ломбард был шафером на свадьбе Дюка, а после смерти матери, когда ему было всего три года, Гибсон почти все каникулы проводил с Ломбардами, а не с собственной семьей. Сенатор Ломбард и Дюк Вон часто работали до поздней ночи, иногда даже в выходные. У Гибсона была даже своя собственная спальня – напротив спальни Сюзанны. Когда ему исполнилось семь лет, Дюк вынужден был усадить сына рядом и объяснить, что трехлетняя Сюзанна – вовсе не сестра ему. Эту новость Гибсон воспринял довольно болезненно.
Некоторые из самых любимых воспоминаний детства были связаны с загородным домом Ломбардов в Памсресте на берегу озера. Каждое лето начиналось с ежегодной вечеринки в День поминовения, которую устраивали для десятков самых близких друзей Ломбардов, политических союзников и их семей. На празднике всегда было множество детей, и они весело играли и носились повсюду, в то время как взрослые общались и отдыхали на лужайке и огромном, в полдома, широком крыльце. Гибсон с другими мальчиками весь день устраивал традиционные игры по захвату флага. Неожиданное появление на лужайке тележки с мороженым вызывало неописуемый восторг у детей, которые уже к тому времени наелись гамбургеров, хот-догов и салатов. Для детей здесь был просто рай, и он всегда с нетерпением ждал таких событий.
