- Просто так...
- Я хотел у тебя спросить... - он замялся.
- Да?
Он молчал и переминался с ноги на ногу. Молчал, молчал, а потом взял и ляпнул:
- Это правда, что я тебе нравлюсь?
Паника охватила меня. Я судорожно сочиняла приемлемый ответ. Вот он, тот подходящий случай, который я так искала. А мне нечего сказать. Не могу. Не сейчас. Не сию минуту. Я не готова. Я совсем не готова. Думать некогда. Все усилия ушли у меня на то, чтобы выглядеть спокойно.
- Нравишься. А что в этом криминального?
- Ничего... - опешил Олег. По его интонации стало ясно, он не ждал прямого ответа. А чего он, собственно, хотел? Чтобы я закатила глаза, поломалась, пококетничала, пропела нечто неопределенное, но приятное? За что боролся, на то и напоролся. Хотел - получай.
- Пойду спать. Спокойной ночи, Олег.
Он протянул мне руку. Он! Мне! Протянул! Руку! Сам! Нет, мир сегодня и впрямь перевернулся с ног на голову. Я пожала протянутую руку, как будто делала это каждый день. Рука показалась прохладной и сухой.
- У меня, наверное, руки холодные? - окончательно смутился Олег.
- Да, нет. Все в порядке. Пока, - улыбка сама заплясала на моих губах.
Он кивнул, повернулся и пошел прочь. А я помчалась к дому. Вприпрыжку. Какой сегодня замечательный день! Лучше не бывает. Как здорово все получается! Я поцеловала тетю Нину. Она обомлела. Я выпила опостылевшее молоко. И не умерла. Я тут же забралась в постель...
* * *
Кажется, я ему нравлюсь. Но насколько это серьезно? В голове снова и снова, как в замедленной киносъемке, прокручивались события вечера. Проплывали лица Олега, Светки, Толика, Рыжего... И никак не спалось. Ну, никак.
Было душно, маятно. Я открыла окно настежь и опять легла. Еще немного покрутилась с бока на бок. Сходила, попила холодной воды. Не помогло. Так вот это и есть бессонница? А если выйти в сад? В доме слишком жарко. Подышу свежим воздухом и, может быть, засну? Я вылезла в сад через окно, поскольку боялась разбудить тетку. Крику не оберешься. Не очень-то оказалось удобно в длинной ночнушке перелезать через подоконник. Даже если он низкий. Но переодеваться лень. На улице теплынь. И, вообще, это ненадолго.
На улице оказалось здорово. Мне никогда раньше не приходилось выходить из дома ночью. И, между прочим, зря. В траве слабо мерцали огоньки светлячков. Сколько же их здесь? От земли и травы шел влажный запах росы. Лунный свет тонко серебрил листья яблонь. А заодно высвечивал мою ночную рубашку.
- Белею, как привидение. Издалека видно, - пронеслось в голове. - А-а-а... Все равно... Все давно спят, и стесняться некого.
Было так хорошо, возвращаться в постель ужасно не хотелось. Поговорить бы с кем? Неизвестные раньше чувства переполняли меня и рвались наружу. А что делать? Светка седьмой сон видит. Да к ней и не проберешься. Может, прогуляться? Хотя бы до озера. Правда, я в ночнушке. Но ведь не по деревне же? Задворками.
Нет, положительно, только в шестнадцать лет в голову может прийти подобная бредовая идея! И ведь я пошла. И это получилось чудесно. Красота июльской ночи только обостряла мои чувства. За те десять минут, что длился путь до озера, я несколько раз спотыкалась и падала. Слишком трудно было отвести глаза от неба. Мне казалось, что никогда я еще не видела столько крупных, ярких, блестящих звезд.
Я была счастлива. Очень счастлива. И даже немного огорчилась, когда дошла до озера... Надо бы вернуться. Но так не хотелось. И я присела на одну из ив, низко склонившихся над водой. Предполагала сначала сходить на ту площадку, где мы жгли костер. Однако на ивовом стволе оказалось слишком удобно. Даже легкая дрема на меня накатила. И я все не уходила, все сидела. Досиделась. Послышались шаги и негромкие голоса. От неожиданности я поджала ноги. В результате чуть не свалилась в воду. Хорошо, успела схватиться за толстую ветку. А потом вспомнила, что я в ночнушке и свечусь в ней, как неоновая лампа. Шаги и голоса слышались все ближе. Ничего не оставалось, как броситься в высокую, мокрую от росы осоку.
- Постой, - сказал кто-то, и мне показалось, что это голос "нежнолюбимого" мною Толика, - там, кажется, кто-то есть...
- Тебе померещилось, - отозвался другой голос.
Уж этот тембр я узнала бы в самом туманном сне. И потому затаила дыхание. Везет же мне! Вечно влипаю в дурацкие истории. Зубы у меня начали выбивать дробь. То ли от страха, что меня сейчас обнаружат, то ли оттого, что ночнушка успела вымокнуть, прилипла к телу и меня теперь бил озноб.
- Ну, может, и померещилось. А ты, Миш, все же сходи, посмотри.
Рядом со мной словно слон протопал. И куда Рыжий только смотрел? Не пойму. Наверное, на звезды. Меня он, во всяком случае, не заметил.
- Нет там никого, - буркнул Мишка.
- Я же говорил, - Олег кашлянул. - Миш, дай спички.
- Держи.
В темноте тускло засветились огоньки сигарет. Три. И эта глиста в скафандре, Толик, туда же. Курит, дохляк, а у него, кажется, астма. Матери его что ли настучать?
- Чего, мужики? Присядем?
Ой, ой, изображают из себя! Мужики! Ха!
- Трава мокрая, - это Олег.
- А мы - на дерево... - это Толик.
Три темных силуэта появились на дереве. На том самом месте, где пять минут назад сидела я. Спиной ко мне сели - дошло до меня. Вот и чудненько, теперь не заметят... Но пришлось сидеть еще тише. Сердце колотилось так, что ребята вполне могли услышать его стук.
- Ну? - начал Олег. - Завтра с мужиками из Березовки играем? Или как?
- А в чем дело? - удивился Рыжий.
- В маленьком пустячке... Центральный нападающий у нас заболел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
