И вдруг Торл снова раскрыл рот. Он сказал:
– Я думаю лишь о твоей пользе, Госпожа. – Она чуть не сожгла его взглядом, который горел, как камни в медальонах, медленным, горючим пламенем, только один глаз у нее был черный, как уголь, а другой белый, словно свежий снег. Но Торл продолжил, и это было проявление недюжинного мужества, некогда свойственного ему, когда он был еще человеком. – Что же касается архимагов, моя Госпожа, они все равно узнают о твоем новом замысле очень скоро.
– Он никогда не давал тебе плохих советов, Госпожа, – сказал Кнет. – Его стоит послушать, пусть тебе и не нравятся его слова. Такое уже случалось…
– И ты туда же, дурак? – удивилась Джарсин. И вдруг поняла, что Торл хочет сказать что-то еще. – Ладно, старик, что ты еще надумал? Говори.
– У тебя много дел, Госпожа, проверить медальоны могу и я… Сумею. – От волнения у него даже лицо изменилось, стало моложе и сильнее, почти таким, каким он бывал прежде, в свои лучшие годы. – А ты можешь заняться Прорицанием, которое подготовила Хранца.
– Ого, в собственном замке мне говорят, чем я могу заняться, а чего мне делать не следует. Да как ты смеешь, Торл, после всего, чему я тебя обучила?..
И вдруг она решила быть благосклонной. Такое с ней, как заметил Кнет, и прежде случалось, правда, очень редко, но случалось. Непонятное ей самой ощущение общности с этими… тремя смертными оказывало и на нее, на Наблюдательницу Джарсин Бело-Черную, свое почти парализующее действие. Она пожала плечами:
– Хорошо, если ты уверен в себе, поручаю заняться медальонами. Но если ты хоть что-то напутаешь, это будет последней твоей ошибкой, ты меня понял? – Торл медленно, по-стариковски поклонился. Джарсин решила, что это будет неплохой проверкой для ее советника, тем более что она почему-то не сомневалась – если он сумеет, если не забыл законы магии, то все сделает едва ли не лучше, чем она, и гораздо тщательнее, потому что теперь от этого зависела его жизнь. – Тогда ты, Хранца, с помощью Кнета закроешь двери хранилища, даже серебряный ключ сегодня я доверяю тебе, а затем мы займемся Прорицанием… Торл, когда управишься тут с Вандой, отправляйся к моим генералам, пусть они приведут ко мне лучших рыцарей, дюжины четыре, а затем необходимо устроить маневры Ордена, с конными атаками и всеми прочими воинскими премудростями… Это должны быть такие маневры, после которых ни у кого не должно оставаться сомнений – скоро предстоит война. – Она еще раз осмотрела слуг и сама же удивилась своей милости к ним. – Удивительные времена настали, я слушаю вас, будто вы понимаете не меньше моего… И я стала к вам едва ли не добра, уж и не знаю, что обо всем этом думать?
Она повернулась и пошла наверх, шурша новым длинным бело-черным платьем со свежим, неизорванным шлейфом. Неожиданно она захотела есть, лучше всего стейк с кровью, к которому лишь чуть добавлено зелени. В конце концов, пока все было в ее власти. Если повара ей не угодят, можно будет наказать их, а не Торла верного и умелого.
4
Гадательная комната Ванды была похожа чем-то на обыкновенную умывальню, Джарсин всегда раздражала эта похожесть, но поделать она ничего не могла, действительно не могла, по всем канонам магии Предвиденья здесь должно было нравиться не ей, а именно Ванде Хранительнице, прорицательнице. Правда, Джарсин всегда думала, что как пифия Ванда не очень глубока, или, наоборот, возвышенна, или точна, или дальнозорка. Она сама, Наблюдательница, могла бы исполнять эту роль не хуже, а лучше, чем Хранца, но приходилось в этом искусстве довериться ей. Потому что серьезное Прорицание требовало такой тонкой настройки, такой бездны энергии, отнимало у любого мага столько сил, что за всю историю не было замечено ни одной прорицательницы, которая преуспела бы в других магиях. Потому-то Джарсин и приходилось жертвовать этим даром или наказанием Пресветлых богов в угоду прочим своим достижениям.
Посередине комнатки, выложенной простыми плитами из синеватого и зеленоватого мрамора, разбавленного белыми вставками, находился Колодец испарений, иногда оттуда исходили очень необычные запахи, а порой такие, что даже Наблюдательнице с ее-то выносливостью и железным желудком делалось плохо. Над Колодцем возвышалось сделанное из бронзы и драгоценных пород дерева широкое кресло, обитое к тому же мягкой кожей с упругой подкладкой, от которого и Джарсин бы не отказалась.
Кресло крепилось к треножнику, к которому вели три выложенные грубым гранитом тропы, обрывающиеся над уходящим в бездну Колодцем. Все сооружение казалось и хрупким, и на удивление надежным, хотя чем это было вызвано и почему рождало именно такие мысли, Джарсин уже не помнила. Не знала это и сама Ванда, появившаяся в замке более чем через полтора тысячелетия после того, как это сооружение было воздвигнуто и опробовано первыми предсказательницами Джарсин. Кстати, по молодости лет она отбирала предсказательниц по своему вкусу и лишь много позже поняла, что это было неправильно, Колодец со временем сам научился требовать к себе смертных служительниц, с которыми ему было проще, которых он легче и точнее умел вводить в транс.
Такое в замке Джарсин случалось сплошь и рядом, вещи, которыми она постоянно пользовалась, напитывались магией, и у них возникали собственные умения, едва ли не желания, как у живых объектов. Иногда в своих снах, которые Джарсин не любила и от которых почти научилась избавляться, ей виделось, что ее уже почему-то нет в замке, а все ее магиматы, все магические приспособления и артефакты вдруг обрели способность не только жить самостоятельно, но и общаться друг с другом, соединяться в достижении каких-то непонятных для нее целей, а то и враждовать между собой.
На этот раз Ванда подготовилась хорошо, хотя еще и не вполне окрепла после того приступа, который у нее случился во время колдовства Госпожи с молниями и Камнем. Джарсин устроилась на диванчике, стоящем в самом звонком месте помещения, тут отлично слышались все слова, вздохи или даже всхлипы Ванды. Около него уже пристроился Кнет, как часто с ним случалось, он проявил инициативу – приготовился писать то, что могла во время сеанса произнести прорицательница. Вот это уже могло быть опасно, потому что все, что было где-то когда-либо написано, можно было посредством магии воссоздать в специально изготовленных, так называемых Белых книгах, как будто это было написано именно в них. Джарсин сама когда-то баловалась этим приемом, пока не устала от этой забавы, а вернее всего, устала от слишком многого, почти безбрежного чтения.
– Писать не нужно, – бросила она шуту.
– Как же ты, Госпожа, сопоставишь все то, что она обыкновенно тут лепечет? – сделал удивленный вид Кнет. Не мог, мерзавец, без придуривания. – У нее же сразу ничего не поймешь и, лишь когда перечитаешь ее слова раз двадцать, начинаешь хоть до малой крупицы понимания доходить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
