Он резко потушил факел, схватил меня за руку и потащил за собой. Когда я споткнулась и ударилась о его спину, он на мгновение оглянулся, смерив меня свирепым взглядом. Меня овеяло его запахом, острым и смоляным.
– Прости…
– Молчи и смотри, куда идешь. – Он оказался ближе, чем я думала, его дыхание обдало теплом мое ухо. – Или я выбью из тебя дух и брошу в какой-нибудь склеп. А теперь пошевеливайся!
Я прикусила губу и последовала за ним, пытаясь не обращать внимания на его угрозу и сосредоточиться на татуировке Саны.
Иззат. Это старорейский язык, на котором разговаривали книжники до того, как меченосцы вторглись на нашу землю и заставили всех говорить на серранском. Слово «иззат» имело много значений. Сила, честь, гордость. Но в прошлом столетии оно обрело новое значение: свобода. Это не банда грабителей. Это были ополченцы.
6: Элиас
Крики Барриуса терзали мой разум еще несколько часов. Я до сих пор видел, как падало его тело, слышал последний вздох, чувствовал запах крови на булыжниках.
Обычно смерть курсантов настолько не поражала меня. Да и не должна была. Костлявая с косой – наша давняя подруга. В Блэклифе она следовала за нами неотступно и в какой-то момент настигала то одного, то другого. Но видеть, как умирал Барриус, было особенно тяжело. Потому и весь остаток дня на меня накатывала то рассеянность, то раздражение.
Мое странное настроение не осталось незамеченным. Во время боевой подготовки старших Мастеров я вдруг осознал, что Фарис в третий раз задает мне один и тот же вопрос.
– Выглядишь так, словно твоя любимая шлюха подцепила сифилис, – хмыкнул он, когда я пробормотал извинения. – Что с тобой, черт возьми, происходит?
– Ничего. – Я спохватился, услышав, как зло прозвучал мой голос, но было уже поздно. Такое никак не вяжется с Мастерами накануне выпуска. Должно быть, я не на шутку разволновался и меня прямо-таки разрывало от нетерпения. Фарис и Декс обменялись взглядами, полными скепсиса, и я сдержал на языке слова проклятия.
– Ты уверен? – спросил Декс. Он твердо следовал правилам. Всегда таким был. Каждый раз, когда он смотрел на меня, я чувствовал, что его мучает вопрос, почему моя маска до сих пор не приросла ко мне. «Отвали!» – так и хотелось ему сказать. Но я все же напомнил себе, что им движет отнюдь не праздное любопытство. Он – мой друг, и он на самом деле обеспокоен.
– Этим утром, – заговорил Декс, – во время наказания ты был…
– Эй, оставьте беднягу в покое, – сзади к нам подошла Элен, одарив улыбкой Декса и Фариса и обвивая рукою мое плечо. Мы вошли в оружейную. Она кивнула на стойку с мечами.
– Давай, Элиас. Выбери себе оружие. Я вызываю тебя, лучшего из трех.
Она повернулась к остальным и что-то пробормотала, пока я отходил.
Я взял тренировочный меч, взвешивая его в руке. В следующий миг повеяло холодком, и я ощутил ее присутствие за спиной.
– Что ты им сказала? – спросил я Элен.
– Что твой дед загонял тебя.
Я кивнул. Лучшая ложь та, что основана на правде. Мой дед – маска и, как многие маски, никогда не будет довольствоваться результатом, если не он превосходен.
– Спасибо, Эл.
– Всегда пожалуйста. Лучше соберись в знак благодарности. – Она скрестила руки на груди, глядя, как я хмурюсь. – Декс – лейтенант твоего взвода, и ты не воздал ему должное за поимку дезертира. Он заметил. И весь твой взвод это заметил. И во время наказания ты был… не с нами.
– Если ты имеешь в виду, что я не жажду крови десятилетних мальчишек, то ты права.
Элен прищурилась. Я знал, что это значит: какая-то ее часть сочувствует мне, даже если сама она никогда этого не признает.
– Маркус видел, что ты остался после наказания. Теперь они с Заком убеждают всех, будто ты считаешь, что наказание было слишком жестоким.
Я пожал плечами. Можно подумать, что меня волнует, что про меня болтают Змей и Жаба.
– Не будь дураком. Маркусу хотелось бы за день до выпуска опорочить наследника клана Витуриа. – Она упомянула официальный титул моей семьи, одной из старейших и уважаемых в Империи. – Он практически обвиняет тебя в подстрекательстве к мятежу.
– Он меня в этом обвиняет каждую неделю.
– Но на этот раз у него есть повод.
Наши глаза встретились, и на короткий миг я подумал, что Элен обо всем догадывается. Однако в ее взгляде не было ни гнева, ни осуждения. Только тревога.
Она перечислила по пальцам мои грехи.
– Ты был командиром взвода на посту, но не ты привел Барриуса. Твой лейтенант сделал это за тебя, а ты не воздал ему должное. Ты едва скрывал свое неодобрение, когда дезертира наказывали. Не говоря уж о том, что остался всего один день до выпуска, а твоя маска только-только начала сливаться с тобой.
Элен ждала ответа, и когда я промолчал, она вздохнула.
– Если ты не глупее, чем выглядишь, то должен понимать, как это смотрится со стороны, Элиас. Если Маркус доложит об этом Черной Гвардии, у них найдется предостаточно доказательств, чтобы нанести тебе визит.
От нехорошего предчувствия затылок закололо словно иголками. Задача Черной Гвардии – следить за преданностью поданных Империи. Их форма украшена эмблемой с птицей, а их командующий после избрания отрекается от своего имени и зовется Кровавым Сорокопутом.
Кровавый Сорокопут – правая рука Императора и второй по могуществу человек в Империи. Он имеет привычку сначала мучить своих пленников, а уж потом допрашивать. Если эти живодеры в черном явятся с полночным визитом, меня ждут две недели лазарета. Весь мой план пойдет прахом.
Я старался не выдать своих мыслей Элен. Должно быть, это приятно – так искренне верить, что Империя опекает нас с особым тщанием. Почему я не могу быть как Эл или как кто-то еще? Потому что моя мать бросила меня? Потому что первые шесть лет своей жизни я провел с кочевниками, которые научили меня жалости и состраданию вместо жестокости и ненависти? Потому что моими друзьями по детским играм были дети кочевников, маринцев и книжников вместо отпрысков знати?
Эл протянула мне меч.
– Встряхнись, – сказала она. – Пожалуйста, Элиас. Всего на один день. А потом мы будем свободны.
Верно. Свободны, чтобы стать преданными слугами Империи, чтобы вести людей на смерть в нескончаемых территориальных войнах с дикарями и варварами. Те из нас, кого не отправят к границам, будут командовать отрядами легионеров в городе и выслеживать бойцов Ополчения или шпионов-маринцев. Да уж, будем свободны. Свободны восхвалять Императора. Свободны, чтобы насиловать и убивать.
Странно только, что все это совсем не похоже на свободу.
Но я молчал. Элен права. Я и так привлек к себе лишнее внимание, а в Блэклифе это крайне рискованно. Кадеты здесь как голодные акулы, если дело касается подстрекательства к мятежу. Стоит им лишь запах учуять, как налетят толпой.
Весь остаток дня я изо всех сил старался вести себя так, как ведет себя маска накануне окончания Академии, то есть самодовольно и грубо. Словно покрыл себя грязью.
Когда выпало несколько драгоценных минут свободного времени и я вернулся в свою комнату, что больше напоминала тюремную камеру, то сразу сорвал маску и швырнул ее на койку. Я вздохнул от облегчения, когда жидкий металл разжал свои цепкие объятия. Увидев свое отражение в полированной поверхности маски, я скривился. Даже невзирая на густые черные ресницы, над которыми любят посмеиваться Фарис и Декс, глазами я так похож на мать, что во мне закипает ненависть каждый раз, когда смотрю на себя. Я не знал, кто мой отец, да меня это больше и не заботило, но в сотый раз пожалел, что мне не достались его глаза.
После того как я сбегу из Империи это не будет иметь значения. Люди, глядя в мои глаза, увидят меченосца, а не Коменданта. Многие меченосцы обосновались на юге: в основном торговцы и ремесленники. Я стану одним из них.
Снаружи колокол пробил восемь раз. До выпуска осталось двенадцать часов, тринадцать – до того момента, как церемония закончится. Еще час на обмен любезностями. Клан Витуриа – известная семья, мой дед непременно захочет, чтобы я пожал десятки рук. Но в конце концов я отделаюсь и затем…
Долгожданная свобода.
Никто из курсантов не дезертировал после окончания Академии. Зачем бы им это? Это адская жизнь в Блэклифе заставляет их бежать. Но после окончания нам вверят дела и дадут собственный отряд легионеров. Мы получим деньги, статус, уважение. Даже безродные плебеи смогут жениться на знати, если станут масками. Никто в здравом уме не откажется от всех этих благ, особенно после четырнадцати с лишним лет обучения.
Вот поэтому завтрашний день будет идеальным для побега. В течение двух суток после выпуска будут проходить сумасшедшие вечеринки, обеды, балы, банкеты. Если я исчезну, никто и не подумает искать меня, по крайней мере, пока не кончатся торжества. Они решат, что я напился до беспамятства и отсыпаюсь у кого-нибудь из друзей.
