Тридцать лет… Стервятник не рассчитывал прожить так долго. Он совершал на своем веку слишком много превращений. Неужели Люгер-старший снова канет в небытие – для всех, но не для сына? Исчезнет, чтобы оберегать своего неразумного отпрыска от неизвестного зла? Причем оберегать, совершая редкие вылазки из недоступного живым места, которое находится где-то в сумерках между мирами… Похоже на старинные сказки о Хранителях, но не более того. Стервятник знал, что правда, как всегда, окажется куда грязнее. И куда болезненнее…
Подмостки, на которых разыгралась ночная драма, открылись ему теперь при свете дня, но на душе у него не стало светлее. Напротив, темная тайна засела в сознании, словно зловещий зародыш будущего.
Как и следовало ожидать, старик исчез. В зале не было никаких признаков его недавнего присутствия. Сегейла, медленно спустившаяся по лестнице вслед за Люгером, выглядела немного разочарованной. Точнее сказать, обманутой. Слот понимал, что, если так пойдет и дальше, он может вскоре потерять ее безграничное доверие.
Впрочем, он все же вздохнул свободнее, когда увидел, что Гелла Ганглети тоже куда-то пропала. А вот кормилица лежала на полу в той же позе, в какой он оставил ее ночью. Наклонившись, он дотронулся до ее шеи. Старая женщина уже почти остыла…
И снова Люгер почувствовал нечто вроде благодарности к умершим за их деликатность, избавившую его от существенных неудобств. Ведь жить под одной крышей с полубезумной старухой, униженной и до смерти запуганной Хоммусом или кем-то другим, действительно было бы невыносимо.
Сегейла беззвучно плакала у него за спиной. Он не видел ее лица, но каждая слезинка казалась ему каплей расплавленного свинца, обжигающей мозг. Он ощущал боль любимой женщины, как свою собственную. Все, что он подарил ей, это дни печалей, ночи ужаса и дом смерти. И кроме того – ребенка, который вместо радости материнства вселял в нее смутный страх уже сейчас, живя в утробе…
Люгер молча поднял мертвую старуху, оказавшуюся удивительно легкой.
Он отнес ее на маленькое старое кладбище, расположенное возле северной границы парка и леса, где издавна хоронили слуг, и еще до полудня выкопал могилу.
Вдвоем с Сегейлой они недолго постояли перед холмиком рыхлой влажной земли, в которую Слот воткнул наспех сколоченный Знак Спасителя. Именно тогда Стервятник окончательно убедился в том, что магия Земмура все-таки изменила его. Оборотни отняли у него часть человеческой сути, отобрали ее, будто отрезали кусок сердца. Если бы не Сегейла, он превратился бы в чудовище… Прошлое казалось ему искаженным и зыбким, а многое уже подернулось туманом забвения. Он похоронил женщину, вскормившую его вместо матери, но не испытывал настоящего горя, потому что по воле какого-то безжалостного и непостижимого хозяина судеб стал видеть людей в совершенно ином свете.
…Солнце висело над сонным парком. Не было слышно пения птиц. Природа оцепенела в ожидании… Стервятника вдруг объяло жуткое чувство. Совершенные им ошибки были непоправимы; расплата будет ужасной; грядущая катастрофа неизбежна. Ему открылось, что мистерия продолжается – несмотря на гибель Фруат-Гойма. Только теперь он остался почти безоружным, зло напялило новую маску, истинного лица врага он не увидит никогда, а Сегейла находилась рядом лишь затем, чтобы при случае послужить причиной новых страданий.
Что-то вот-вот должно было произойти. И произошло тем же вечером. Это были преждевременные роды.
Люгеру предстояло сыграть весьма обременительную роль повивальной бабки.
* * *
Во второй половине дня он занялся сожжением вещей, принадлежавших Хоммусу и Ганглети, а также изучением запасов пищи и вина. Оказалось, что длительное пребывание «гостей» нанесло погребам поместья значительный урон, хотя о ближайшем будущем Люгер мог не беспокоиться.
Вынужденный взять на себя плебейскую работу вроде уборки спальни, облюбованной Верчедом и его любовницей, Стервятник решил нанять прислугу. Однако ясно было, что найти в окрестных деревнях новую служанку трудно, если вообще возможно. Поместье Люгеров и раньше пользовалось дурной славой, а появление Монаха Без Лица, кабана-убийцы и парочки безумцев, шатающихся по ночам в чем мать родила, наверняка надолго отбило охоту у местных жителей приближаться к проклятому дому. Пожалуй, ни один человек в здравом рассудке не сунется сюда по своей воле – ни за какие посулы.
Но дальше – больше. С наступлением сумерек у Сегейлы начались схватки. Это повергло Стервятника в некоторую озабоченность, а когда он понял, что роды будут тяжелыми, то и вовсе растерялся. До возвращения в поместье Слот рассчитывал на старую кормилицу, которой уже приходилось быть повивальной бабкой, но теперь она кормила червей. Если ехать в ближайшую деревню, он потеряет не меньше часа, и гораздо больше времени уйдет на то, чтобы найти лекаря в Элизенваре. В любом случае Люгер не мог оставить роженицу без присмотра даже на несколько минут.
Пока Сегейла еще могла связно говорить, она рассказала ему все, что знала сама. Впервые в жизни у него мелко дрожали руки… Ближе к ночи, когда из-за деревьев взлетел Глаз Дьявола, схватки усилились. В жарком пламени свечей взмокшее от пота лицо Сегейлы блестело, будто стекло.
Люгер не знал, что делать, чтобы облегчить ее боль. Но ему повезло, и серьезное вмешательство не понадобилось. Принцесса разродилась самостоятельно, как рожают самки животных, забиваясь в свои темные норы и пещеры. Стервятника изводили ее стоны и крики, казавшиеся нескончаемыми, однако он не слышал голоса ребенка. А тот уже появился на свет, доставив своему папаше несколько неприятных минут – первых и далеко не последних.
На головке младенца обнаружилась поросль очень коротких волос, по большей части светлых, но при этом узкая черная полоска пролегла ото лба к темени. Личико младенца было сморщеным и уродливым, а тело показалось Люгеру чересчур крупным для новорожденного. Внешне это был здоровый человеческий ребенок, хотя из-за его размеров матери пришлось помучиться. Мальчик. Сын.
Люгер осознал, что теперь у него появился наследник. Однако тот все еще не издавал ни звука. Ужасное опасение, что младенец мог родиться мертвым, вскоре рассеялось. Стервятник глядел на него не отрываясь, пока не убедился в том, что ребенок дышит.
Спохватившись, он перерезал пуповину и не поверил своим глазам. Мальчик попытался отползти от матери, и ему это удалось. Он оставлял на простынях влажный слизистый след. Своими еще бессильными пальчиками он прикоснулся к одежде отца, и Люгер не сразу решился взять сына на руки. Безмолвная и сосредоточенная настойчивость слепого младенца настораживала его, да и смутила бы кого угодно. В ней было что-то неотвратимое и жутковатое, как проявление чужой ВЗРОСЛОЙ воли… Измученная Сегейла лежала с закрытыми глазами и не видела этого, чему Слот был даже рад.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
