— Закон… — генерал снова повернулся к окну — кому сейчас нужен закон, кто помнит о нем? Вон эти?
— О нем помню я. Надеюсь, что и вы, пан генерал. Закон нужен нам.
Генерал покачал головой.
— Что есть закон вот для них? — он показал рукой в окно — им не нужен закон. Им нужна свобода. Они выходят на улицы и кричат — нам мало свободы! Дайте нам ее… Знаете, пан полицейский, когда то давно… я и несколько других офицеров удостоились личной аудиенции монарха… тогда еще царствовал отец ныне правящего монарха, да продлит Иезус его дни. Он тогда сказал одну фразу, которую, да наверное и другие офицеры запомнили на всю жизнь. У моего подданного нет права быть скотом — вот что он сказал. И в России — никогда такого права у подданных не будет. Те, кто выходят на площадь и кричат что им мало свободы — им нужна именно эта свобода. Свобода быть содомитом, наркоманом, диссидентом. Нас, которые не дают им эту свободу — они называют иродами и сатрапами…
Генерал снова замолчал
— Пан генерал, вы знаете, где ваш сын был в ночь на двадцать шестое июня сего года? — осторожно спросил пан Гмежек
— Об этом он расскажет вам сам. Если захочет. Думаю, захочет, потому что нечего стыдиться. Раньше, таких как этот пан… сжигали на кострах. Сейчас — у нас есть закон.
Генерал нажал на кнопку звонка, он зазвенел так резко, что старший инспектор Гмежек непроизвольно вздрогнул.
— Еще один вопрос, пан генерал. Я так понимаю, что ваш сын мстил за кого-то. Вы знаете — за кого?
— Об этом он тоже расскажет вам сам.
Хлопнула дверь, на пороге вырос майор Пшевоньский
— Пан генерал?
— Проводи — коротко сказал генерал, показывая на Гмежека — пусть полицейские выполняют свою работу.
— Прошу меня простить, пан генерал — сказал Гмежек
Генерал ничего не ответил.
Вместе с паном майором они проследовали на другой этаж, уже перекрытый. Здесь было шумно, голосили рации.
— Как вы выведете его из здания, пан полицейский — негромко спросил майор Пшевоньский — демонстранты его разорвут и вас заодно?
— Кто сказал, что я кого-то собираюсь выводить из здания?! — раздраженно ответил старший инспектор — мне нужно просто поговорить!
Майор остановился около одной из дверей, постучал. Потом еще раз.
— Странно…
Еще стук, громкий — без ответа
— Когда вы его последний раз видели?
— Полчаса назад.
Майор навалился с силой на ручку двери, добротную, сделанную из настоящей стали. Та не поддалась.
— Есть еще ключи?
— Да, в дежурке.
— Неси — распорядился полицейский — и прихвати с собой еще кого-нибудь.
— Кого именно? — недоуменно переспросил майор
— Неважно кого! Любого, только не полицейского.
— Понял…
Майор вернулся минут через семь — пришлось обходить баррикады. Вместе с ним был казак, невысокий, вооруженный автоматом крепыш.
— Вот! — майор протянул ключ
— Откройте сами — отстранился от двери старший инспектор
Майор пошерудил ключом в замке, нажал на ручку — и дверь открылась.
— Теперь заходите и ни к чему не прикасайтесь.
В кабинете было темно — из-за грязных, немытых стекол, на столе была пыль — но с разводами, показывающими что тут кто-то был и совсем недавно. Старший инспектор натянул на руки тонкие нитяные перчатки, которые всегда имел с собой, потом достал небольшой цифровой фотоаппарат и начал фотографировать. Сначала от двери он сделал несколько фотографий общего плана кабинета, потом подошел ближе к столу и сфотографировал несколько раз столешницу и оба стула. Потом сфотографировал стекла. Потом он достал небольшой цифровой диктофон, включил его и осторожно положил на поверхность стола. Лучше было бы — учитывая резонансный характер дела — производить съемку следственного действия на видеокамеру — но видеокамеру они на выезд не взяли. Придется довольствоваться этим.
— Сегодня тридцатое июня две тысячи второго года…
Он посмотрел на часы
— Одиннадцать — семнадцать по варшавскому часовому поясу. Я, старший инспектор отдела убийств сыскной полиции Варшавы Бронислав Гмежек в связи с возбужденным уголовным делом о причинении смерти провожу обыск кабинета номер…
Полицейский повернулся к военным
— Двести семнадцать — подсказал майор Пшевоньский
— Номер двести семнадцать в здании штаба Виленского военного округа. Кабинет перед осмотром был заперт на штатный замок и был открыт по моей просьбе дежурным офицером, использовавшим запасной ключ, находившийся в дежурной части. Хозяином этого кабинета является поручик Ежи Комаровский, Его Императорского Величества лейб-гвардии Польского Гусарского полка. Я прав?
— Не совсем. Это временный кабинет, в нем сидят командированные офицеры.
— Хорошо. С какого времени его занимает поручик Комаровский?
— Причем два месяца, нужно посмотреть по журналу — ответил майор.
— В журнале отмечается, кому выданы ключи от кабинета?
— Да, обязательно
— Сколько всего существует ключей от кабинета?
— Два ключа.
— Где они находятся?
— Один обязательно в дежурной части. Второй — на руках у офицера, которому предоставлен кабинет.
— Передача ключей фиксируется?
— Обязательно. Сдающий и принимающий расписываются в журнале.
— А если один офицер передает ключи другому офицеру?
— Тогда они должны подойти к дежурному и расписаться в журнале — кто сдал и кто принял.
— Спасибо. Получается, что теми ключами, которые должны быть в дежурке вы открыли дверь. Вторые ключи от кабинета — у пана Ежи Комаровскому, которому он предоставлен.
— Так точно.
— Пан Комаровский мог передать кому-то ключи от кабинета, не регистрируя это в журнале?
Майор задумался
— Если он сделал это — это является должностным проступком — изобрел наиболее приемлемую формулировку майор
— А дежурный офицер мог выдать ключ, который находится у дежурной смены кому-нибудь?
— Мог, но не каждому. Только старшему офицеру с особыми полномочиями и с отражением этого в журнале.
— То есть если дежурный офицер выдавал кому-либо второй ключ — то это будет отражено в журнале?
— Да, безусловно. Без записи ключ не выдадут даже командующему.
— Хорошо, с записями в журнале мы ознакомимся потом…
Если бы старший инспектор Гмежек прервал обыск, спустился вниз и проверил по журналу, кому выдавался второй ключ — то сразу узнал бы имя настоящего убийцы. Убийца получал второй ключ сегодня, а до этого второй ключ брали несколько месяцев назад. Он имел полномочия, чтобы получить второй ключ, и знал, что его имя и номер удостоверения запишут в журнал учета — но пошел на этот тщательно просчитанный риск разоблачения. Потому что знал — ровно через три часа это не будет иметь никакого значения.
— Продолжаем. Обыск проводится в присутствии двух понятых, как того требует Уложение о следственных действиях в уголовном процессе. Так же, процесс обыска фиксируется на цифровую фотографическую камеру марки Ладога и цифровой диктофон этой же марки, протокол будет составлен по окончании обыска, каждое действие, совершаемое в процессе обыска, комментируется мною вслух и снимается на фотографическую камеру. Понятые, пожалуйста, по очереди назовите свое имя, фамилию и должность.
— Майор Рышард Пшевоньский, офицер штаба Виленского военного округа.
— Казак Алексей Подгородний, урядник. Прикомандирован к штабу, заместитель командира роты охраны
— Хорошо. Понятые, внимательно слушайте ваши права. Согласно уложению о следственных действиях в уголовном процессе вы имеете право присутствовать при производстве обыска, наблюдать за действиями производящих его офицеров не мешая им, указывать устно и позднее в протоколе если одно из лиц производящих обыск возьмет и скроет что-либо при производстве обыска или наоборот — подложит что-либо в помещение где производится обыск. При подписании протокола вы имеете право вписать информацию обо всем, что вы увидели и услышали при производстве обыска без ограничений, если она не вписана там при составлении протокола. Вам понятны ваши права, отвечайте по очереди?
— Да. Понятны.
— Так точно.
— Хорошо. Подойдите ближе к столу, пожалуйста.
Майор и казак подошли ближе.
— Я собираюсь открыть все ящики стола, какие смогу. Каждый раз, открыв ящик, я буду фотографировать, что в нем находится. Вы должны наблюдать за мной, чтобы я не подложил в ящики что либо. Будьте внимательны, вам придется подписывать протокол и возможно — свидетельствовать в суде. Вам все понятно?
— Так точно — ответил за обоих майор.
В первом ящике была какая-то тетрадь, прошитая и скрепленная печатью
— Пан полицейский, это секретная тетрадь. Не имея допуска к секретному делопроизводству, ее нельзя трогать.
