– Знатная вещь, вкусная…
А старик поднялся с пенька, молча улыбнулся и пошёл срывать цветы. Встретившись взглядом с Купидоном, он сказал:
– Для старухи моей букет собираю. С юных лет ничего ей не даривал из этой темы.
– Верно делаешь, верно, – ответил Купидон и взмыл в небо.
Вскоре его золотая стрела поразила сердце упрямой красавицы.
Роковой переулок
Башорат Хусанович Штукатурдиев – очень хороший человек, со светлой душою и чёрными глазами. У него крепкая рука, лесистые брови и сердце ангела. Башорат Хусанович работает без выходных, ежедневно моет ноги и пьёт чай. Башорат Хусанович всегда перед сном поёт торжественные песни о любви к Москве. Он умерен, заботлив и почтителен. Никто из ныне живущих не имеет причин упрекнуть его в сибаритстве, нахрапистости и индифферентизме по отношению к ближнему. Да и случись такое, найдись недоброжелатель с горькой укоризной, Башорат Хусанович всё равно не поймёт, чего от него хотят.
Башорат Хусанович – очень хороший человек, но и хорошие люди не избавлены многосложной человеческой природой от грехов и оплошностей. Именно оплошность Башората Хусановича – в том не было никакой преднамеренности – послужила причиной несчастного случая в Конном переулке.
Случилось это осенью, в сентябре, когда под ногами трагически хрустела пожухлая листва. Солнце грело по-весеннему, его обманчивые лучи вместе с сухим ветерком забегали в тёмные дворики и в приветливо растворённые окна домов. Птицы покидали край меркнувшей природы. Дворники махали мётлами, политики – языками, готовясь к непредсказуемым выборам. Город гремел, заполняя пространство грубой механической симфонией.
Не обращая внимания на гомон мегаполиса, сворачивая с улицы на улицу, минуя переходы и переулки, шла по Москве Смерть, самая что ни на есть настоящая. Она вкушала абрикосовое мороженое и посматривала в осеннее ярко-синее небо. Тень от её чёрной, лоснящейся мантии, вопреки физическим законам, грозно спадала на все стороны света. Мантия была длинновата, и её полы волочились по пыльным московским тротуарам. Смерть то и дело останавливалась, чтобы стряхнуть с себя назойливые частицы претенциозной столичной грязи. Да, в Москве даже у грязи есть амбиции.
Завернув в Конный переулок, Смерть остановилась возле фонарного столба, чтобы в очередной раз почистить свою мантию. В эту минуту пригретый осенним солнцем городской воробей, сидевший на макушке фонаря, небрежно взмахнул крыльями – крохотное серое пёрышко медленно полетело вниз. Оно летело очень, очень долго и в конце концов опустилось прямо на зализанную горку мороженого. Воробей, разглядев под фонарём очищавшуюся Смерть и мороженое с его личным пером, опешил, ибо уразумел, что был в двух скачках от серьёзного конфликта. В любом споре Смерть наихудший оппонент, это ясно даже воробью. Воробей прижался к фонарю и, поминая всех святых, крепко закрыл глаза. Он дрожал от страха и взывал к свету, хохолок на его крохотной головке непрестанно качался из стороны в сторону. Наконец Смерть, закончив чистить свою мантию, подняла страшные призрачные глаза и уставила их на мороженое, увенчанное воробьиным пером. Её глаза блеснули гневом, руки налились тяжестью, она зашипела, недовольное хрипение вырвалось из её глотки. Воробей, страшась открыть глаза, стал поминать прежнюю жизнь, отчее гнездо и первую воробьиху. Однако Смерть, не подняв головы, холодным дыханием мертвенных уст сдула с кремово-ледяной горки легкое перо и направилась в глубь Конного переулка. Воробей ещё долго сидел на фонаре, осмысливая своё бытие.
Дойдя до середины переулка, Смерть остановилась, её внимание привлёк красочный предвыборный плакат, красовавшийся на информационном стенде. Подойдя поближе, Смерть прочитала:
«Партия «Счастливая Россия». Мы счастливы, когда счастливы вы! Вместе в счастливое будущее! «Партия «Счастливая Россия» – мы несём счастье в каждый дом».
Ни один мускул, образующий улыбку, не дрогнул на мертвенном лице Смерти, когда она осмысливала слова партийного лозунга, ибо Смерть до шуток не охотник. Пробежав глазами по плакату, она остановила свой взгляд на светящемся и жизнерадостном лице партийного лидера Глеба Грейпфрутова, который своею улыбкой приветствовал проходящих мимо москвичей. Наконец, оторвавшись от плаката, Смерть сделала шаг, чтобы продолжить намеченный путь, но этот шаг оказался её последним шагом в Конном переулке, ибо в эту секунду Башорат Хусанович Штукатурдиев совершил свою оплошность.
Уже неделю Башорат Хусанович делал ремонт в одном из помещений офисного здания, расположенного в Конном переулке. Прельстившись лучами осеннего солнца, с молотком в руке он отпрянул от утомительного труда и выглянул в раскрытое окно. Поминая знойные деньки далёкой родины, Башорат Хусанович разнежился и выронил молоток. Пролетев четыре этажа, молоток стукнул Смерть в самое темя. В мгновение всё изменилось: пропали яркие осенние краски, бесцветные туманы понеслись пред её взором, в ушах зашумел могильный ветер. Смерть качнулась, издала невнятный возглас и повалилась наземь, так и не докушав мороженое.
Впоследствии представители СМИ, явившиеся на место происшествия, обвинили Башората Хусановича в преднамеренности, утверждая, что он заранее выбрал себе жертву и подстерегал её в окне четвёртого этажа. Однако Башорат Хусанович жестами дал понять, что выронил молоток без умысла и что никаких личных обид по отношению к пострадавшей не имел.
Около часа пролежала Смерть в полусознательном состоянии на тротуаре в Конном переулке. Пред нею мелькали расплывчатые лица заботливых пешеходов и подхваченные ветром листья; из неразличимой дали доносились смутные голоса, сигналы автомобилей и вой сирен. Солнце кружилось по небу неукротимой каруселью. Но вот оно стало меркнуть, и вскоре Смерть погрузилась в непроницаемый мрак.
В сознание пострадавшая пришла в реанимации городской клинической больницы. Вокруг неё толпился десяток любопытных врачей, они о чём-то перешёптывались и с интересом разглядывали новую пациентку.
– При ней не оказалось никаких документов, – шёпотом сказал один из докторов, – ни паспорта, ни служебного удостоверения, ничего. В общем, пока не удалось установить личность пострадавшей.
– Скорее всего, она обычная бродяжка, – сказал другой доктор, протирая свои очки носовым платком. – Вы сами видели, в каком пыльном тряпье её к нам доставили.
– Господа, допустим, что она бродяжка, – сказал третий доктор. – Однако прошу заметить, что мы имеем дело с феноменом: температура её тела четыре градуса по Цельсию. Чтобы это понять, мне пришлось использовать комнатный термометр.
– Я пг'едлагаю сделать ей пг'омывание, – прокартавил четвёртый доктор.
– Вы думаете, это будет способствовать повышению температуры? – спросил пятый.
– Я думаю, это понизит уг'овень сахаг'а в кг'ови, – ответил четвёртый.
– Почему вы так уверены, что у пациентки повышен сахар? Ведь мы ещё не брали у неё кровь на анализ, – спросил шестой доктор.
– Говог'ят, она ела мог'оженое, – не колеблясь ответил четвёртый. – Так что, господа, наилучшим сг'едством будет пг'омывание.
– А мне кажется: у пациентки педикулёз, и этим объясняется её низкая температура, – предположил седьмой доктор. – Необходимо её внимательно осмотреть, и если предположение подтвердится, нам понадобится бритва.
– Я согласен с Графионом Романычем, сделаем ей промывание, – подумав, сказал первый доктор. – Промывание, коллеги, никогда не повредит.
В эту минуту Смерть, открыв глаза, приподнялась с постели. Холодное сияние исходило от её серебристых волос, у неё сильно кружилась голова, фигуры врачей неясными формами плыли в глазах.
– Нет-нет-нет! Что вы делаете? Лежите-лежите, вам нельзя напрягаться. Вы ещё очень слабы, – проговорил второй доктор, заботливо положив руку на ледяное чело Смерти. Недоумевающая Смерть, сморщив белое лицо, хрипящим голосом спросила:
– Где я?
– Вы, голубушка, в больнице, в реанимации, вас сюда недавно доставила бригада скорой помощи, – ответствовал второй доктор, поглаживая Смерть. – В Конном переулке с вами произошёл несчастный случай. Но, слава богу, всё плохое позади, я думаю, в скором времени мы переведём вас в отдельную палату.
– Я – Смерть! – Её глаза грозно сверкнули. – У меня много дел, мне надо работать. – Она оттолкнула доктора, встала с постели и, прикрываясь больничной простынёй, пошатываясь, направилась к двери.
– Коллеги, что вы стоите? Остановите её, – вскричал первый доктор. Опомнившись, несколько врачей подбежали к пациентке, подхватили её под руки и снова уложили на койку. Бунтарке ввели лошадиную дозу снотворного.
– Я – Смерть… я – Смерть… – засыпая, бормотала Смерть.
