– В чем дело? – тихо осведомился Матвей, разглядывая лицо парня в белом, и вздрогнул, встретив его ответный взгляд. У него даже зубы заныли и мороз прошел по коже. Взгляд этот был необычайно серьезным, спокойным и понимающим, в нем не было и тени страха. Да и во всем облике незнакомца, которого явно пытались ограбить, ощущалась бесконечная уверенность в себе. Этот парень все понимал и ничего не боялся. Матвей смело мог продолжать путь, уверенный в том, что ничего дурного с ним не случится. Но шестерка грабителей думала иначе.
Тот, что стоял к нему ближе всех, сделал шаг по лестнице навстречу и сказал, поигрывая ножом:
– Вали обратно, бобик, и сиди там тихо, пока мы не поговорим с этим бобром, понял?
Парень походил на гориллу, на голой волосатой груди его висела цепь из желтого металла, на предплечье синела татуировка: сплетенные змеи и женщина. Жаргон его прямо указывал на тюремную закалку.
Златая цепь на дубе том, подумал Матвей, блатари вышли на охоту. Обнаглели, однако. Работают так грубо и примитивно они лишь в подпитии или если срочно требуется «травка».
– Помочь? – спросил он парня в белом, зачарованный его обликом.
– Обойдусь, – улыбнулся тот, – спасибо.
Матвей двинулся прямо на «гориллу» с ножом, сказал тихо:
– Пропусти, я опаздываю.
– Ну, гад, я тебя предупреж… – Договорить бандит не успел, обмякая. Его напарник тоже осел на ступеньку, не успев ничего сообразить, и только после этого четверо оставшихся зашевелились, хватаясь за оружие: у троих были самодельные финки, у четвертого «макаров».
Конечно, Матвей мог успокоить их всех в своем обычном стиле, «точными уколами в нервные узлы»: реакция его на порядок превосходила реакцию бандитов, но ему не хотелось раскрывать свое умение перед неизвестным, наблюдавшим за ним все с тем же выражением на лице. И, уже начиная короткий бой, Матвей пожалел, что не послушался первого налетчика и не ушел домой. Мужику в белом помощь была не нужна, несмотря на большой численный перевес противника. От него исходила уверенность, спокойствие и сила, и не видеть этого мог только слепой.
Двух на площадке Матвей уложил походя, двойным ударом рук в шею и в голову, а двух на лестнице – в прыжке, ногами, сбросив их на первый этаж, не заботясь, получат ли они травмы или нет, хотя сидевший в нем профессионал и протестовал против такой лобовой демонстрации возможностей.
– Идемте, – обернулся Матвей. – Чего они от вас хотели?
– Наверное, им понравилось это, – незнакомец в белом дотронулся до ремня сумки. Голос у него был глубокий и звучный, добавляя облику некую завершенность. – Вообще-то я редко попадаю в такие ситуации, но сегодня почему-то расслабился.
– Как и я.
– Сколько лет вы занимаетесь рукопашным боем?
– Двадцать, – вырвалось у Матвея.
Незнакомец кивнул, соглашаясь, вероятно, со своей внутренней оценкой.
– Сгоб, айкидо, тангсудо, кушти… и русбой, так?
Матвей внимательно и хмуро глянул на парня.
– Вы очень проницательны, месье…
– Тарас Горшин.
– Меня зовут Матвей, но…
– Вы торопитесь, я вижу, идите, все будет в порядке. Я не живу здесь и шел в гости. Может быть, еще свидимся.
Матвей молча повернулся, перешагнул через тело одного из налетчиков и поспешил на улицу, чувствуя спиной взгляд Тараса. У него вдруг мелькнула мысль, что эта схватка – звено в цепи проверки, которую ему устроили. Сначала в Рязани, теперь в Москве. Не могут такие события быть случайными. Три происшествия подряд – это уже закономерность. Во всяком случае, это предупреждение: что-то он делает не так. Или прав неведомый инфарх из снов и за ним начал охоту некий «монарх»?
Но как Тарас догадался, какими видами единоборств он владеет? Такое может увидеть лишь тот, кто сам мастер боя. Но тогда почему Горшин довел ситуацию с грабителями до тупика, не сделав ни одной попытки освобождения?
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ
Дмитрий Васильевич Завьялов занимал скромный пост референта у премьер-министра Михаила Сергеевича Краснорыжина, но был, естественно, в курсе всех проблем, решаемых Кабинетом министров.
Кабинет Завьялова находился на третьем этаже «черно-белого дома», как с девяносто третьего года прозвали Дом правительства, и проникнуть в него непосвященному, а тем более человеку с улицы, минуя три кордона внешней и внутренней охраны, было практически невозможно. Но этот посетитель в белом костюме, с виду – обыкновенный молодой человек, то ли студент последнего курса госуниверситета, то ли незаметный учитель одной из частных школ, проникал к Завьялову без труда. У референта давно сложилось свое мнение о способностях этого «учителя», в миру Горшина Тараса Витальевича, тридцати лет от роду – по паспорту, инженера по инбридингу локальных компьютерных сетей, но, вероятнее всего, охрана его просто не видела. Да и сам Дмитрий Васильевич заметил Горшина случайно, вдруг осознав, что в кабинете, кроме него, кто-то есть. Входил Горшин без стука, бесшумно, как дух. Впрочем, человек этот умел многое, что недоступно нормальному гражданину, и не впасть в мистику, узнав это «многое», было трудно. Завьялов, как и четверо его коллег по «кримкомиссии», относился к Горшину с уважением и изрядной долей пусть не страха, но – опасения. Впрочем, не боялся Тараса лишь комиссар-пять, Владимир Эдуардович Боханов, президент Центра нетрадиционных технологий Российской академии наук, экстрасенс, йог, мастер спорта по шахматам, который в Горшине видел лишь феномен и питал к нему чисто профессиональное любопытство, будучи ученым до мозга костей. Он готов был его даже препарировать ради того, чтобы узнать, как устроен Тарас внутри, и за это Завьялов скрепя сердце терпел Боханова. Он не любил людей, тем более ученых, чей ум был увлечен какой-нибудь проблемой, не имеющей ничего общего с интересами других людей. Для кого весь мир был всего лишь огромной лабораторией, а кто оказывался подопытным – кролик или человек, – не имело значения.
– Проходи, – кивнул Дмитрий Васильевич, сдавил глаза пальцами, отпустил. – Я как раз дошел до точки: ничего не вижу и не слышу. Выпьешь? – Вопрос был традиционным, потому что Завьялов знал отношение Тараса к спиртному.
Он достал бутылку «Фьюджи», налил в бокал на палец, посмаковал белую жидкость, проглотил.
– Это же кокосовый тоник, почти без алкоголя, попробуй. Его можно пить утром, днем и вечером.
– Мой сосед в таких случаях говорит: выпил с утра – и целый день свободен! – Горшин с улыбкой присел у стены, где стояли четыре деревянных стула. Глаза у него были прозрачно-желтые, но не «кошачьи», а скорее «птичьи», и стыло в них такое холодное всеобъемлющее понимание, что Дмитрий Васильевич поежился. У него при разговоре с Тарасом всегда появлялось ощущение, что тот видит его насквозь, знает все его мысли, чувства и желания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
