Потом был полет на мобиле. И внизу проплывали города, реки, леса, проносились стаи птиц, медленно ползли облака. И все это звонкое разноцветье обрушилось на Малыша так неожиданно и мощно, что, переполненный впечатлениями, он скоро устал и задремал на коленях у мамы. Его не стали мучить и унесли спать, а среди ночи он проснулся и отправился гулять по дому через тихие комнаты, наугад толкая чуткие двери, пока не оказался на крыльце.
Ночь приняла его.
Синий, черный, серебристый были ее цвета, пряный и сладкий — ее запахи, плеск реки под обрывом и шорох листвы — ее звуки. И все это — цвет, запах, звук — существовало не отдельно, перетекало одно в другое, сливалось и в слиянии своем порождало нечто новое, чему у Малыша не было названия.
А еще над миром горели звезды.
Взлетев к ним взглядом, Малыш замер, не в силах оторваться от их манящего разноцветья. Звезды говорили с ним, звали к себе. И зов этот отзывался тонкой сладостной болью. Они были так близки, что казалось протяни руку, гроздьями лягут в ладонь. И когда желание дотянуться стало неодолимым, Малыш прыгнул вверх, к звездам, выбросив руки над головой…
Он упал на мягкую землю и не ушибся, но все равно расплакался.
В доме зажегся свет, на крыльцо выбежали взрослые, и мама была среди них. Она подхватила Малыша на руки, гладила его и целовала, шепча:
— Что с тобой, Коленька? Что с тобой, сынок?
Но Малыш не отвечал. Только плакал. Плакал навзрыд.
И кто-то сказал, и слова эти вспоминались потом часто:
— Оставьте мальчишку в покое. Он сегодня впервые увидел звезды.
1
За полчаса до стыковки с Форпостом капитан дальнего космического флота, испытатель первого класса Николай Сергеевич Горюнов лежал в своей каюте и смотрел в потолок.
В каюте было холодно.
Он лежал, не раздеваясь, сунув руки под голову, и затылком грел пальцы.
Трещины на потолке сложились в лицо штурмана Пета Мадигана — узкое, с вечно вздернутой, точно в изумлении, левой бровью.
Горюнов отвел глаза.
Старый дурак, раздраженно подумал он. Самовлюбленный осел. Сам погиб и шестерых за собой на тот свет уволок.
Горюнов не любил проигравших. Не уважал их.
Взгляд упал на темный экран отключенного монитора. В нем, точно в зеркале отразился он сам. Небритый с воспаленными от бессонницы глазами.
Да и твой выигрыш невелик, — Горюнов зло усмехнулся отражению. Разбитое корыто — все что у тебя есть. Может быть погибнуть лет двадцать назад — был лучший исход…
Звякнул сигнал финишной готовности. Горюнов встал и двинулся в командный отсек.
Стыковку он провел как всегда безукоризненно, с одного касания успокоив огромное тело корабля в причальных захватах. "Прощай, приятель, проговорил он, обращаясь к темным приборам пульта. И добавил. — Не дай себя обмануть"
В переходном туннеле его по обыкновению никто не встречал, лишь механический голос поздравил с возвращением.
Коридоры Форпоста были пустыми, а освещение притушено.
Горюнов понял, что попал в ночь и обрадовался этому — видеть не хотелось никого.
Он отпер дверь и шагнул за порог своей каюты покинутой два месяца назад по локальному времени и три года по времени Форпоста.
Когда-то такая разница его забавляла…
Сбрасывая на ходу одежду, он прошел в ванную и долго мылся, скреб подбородок старой бритвой — новую забыл перед стартом купить, пытался привести в порядок отросшие за время полета волосы… Потом он услышал звонок. Кто-то отследил его прибытие и теперь желал видеть. Набросив на голое тело махровый халат, Горюнов открыл дверь. На пороге, сверкая белозубой улыбкой возник смуглый красавец Шарль Леру.
— А вот и я, — возгласил он звучным баритоном. — Не ждал? Ну, скажи честно, не ждал?
— Не ждал. — Горюнов отступил в сторону, пропуская гостя. — Откуда ты взялся?
— Взялся, — фыркнул тот. — Да я уже неделю здесь торчу. И знаешь почему?
— Почему?
— Жду тебя. Когда стало известно, что ты на подходе, я связался с Юджином… И прилетел.
— И что тебе от меня надо?
С загадочным лицом Шарль прошел в комнату и плюхнулся в кресло.
— Есть дело, — он снова помолчал и, наконец, смакуя каждое слово, произнес. — Формируется семьдесят пятая звездная. Пять кораблей в большой связке. Цель — зона Таунинца. Я — капитан флагмана и мне нужен штурман.
— Тебе подсказать кандидатуру? — лицо Горюнова ничего не выражало.
Гость расхохотался.
— Ты шутишь?
— Ничуть. А иначе зачем ты здесь?
— Я здесь, чтобы предложить тебе стать штурманом экспедиции, — Шарль вскочил. — И ради бога, прекрати валять дурака!
— Я и не валяю…
— Иными словами, ты не хочешь лететь?!
— Не хочу…
— Но это же зона Таунинца!
— Ну и что?
Шарль долго молчал, потом встал, подошел к двери. Обернулся.
— Ты устал, выспись. Завтра я приду снова.
— Конечно, приходи, вместе и подумаем над кандидатурой…
… Оставшись один, Горюнов подошел к иллюминатору. В лицо ему взглянули звезды. Взглянули равнодушно, отрешенно, словно на ненужную вещь.
Горюнов резко задернул штору.
Звезды обманули его.
Он проиграл.
Горюнов подошел к аппарату связи и вызвал директора Центра.
Брюгге возник на экране не сразу и лицо его было тяжелым.
— Знаешь, который час? — поинтересовался он вместо приветствия.
— Прости, не подумал…
— Да, ладно, я все равно не сплю. Экспресс-отчет получил. Значит без отклонений?
— Нормально. Кораблю хорош. Особенно при ЧП-посадках. Впрочем, в отчете все есть.
Брюгге приблизил лицо к экрану.
— Вид мне твой не нравится. И голос. Устал?..
— Есть немного.
— Отдохни. Полет предстоит сложный… С Леру виделся?
Горюнов кивнул.
— Только что ушел…
— Как тебе предложение?
— Ну, найдем кого-нибудь.
— Найдем? Ты что же, не собираешься лететь?
— Я прошу отставки.
— Шутишь?
— Нет, Карл, это не шутка. Я официально прошу отставки. Рапорт пошлю сегодня же.
Директор Центра помолчал, сжимая и разжимая губу. Потом снял очки и пальцами потер переносицу.
— Коля, ты понимаешь, что делаешь?
— Понимаю.
— Ни черта ты не понимаешь! Триста лет мотался между звезд…
— Двести семьдесят три.
— Дурак, — почти нежно сказал Брюгге. — Мальчишка и дурак.
— Опомнись, Карл, Я старше тебя на пять лет. А ты "мальчишка"…
— Ты младше меня на мои двадцать земных, — голос директора стал злым. — Среди звезд не стареют. Стареем мы…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
