Брэдли, конечно же, мог догадаться, но он положил руки на его девственно чистый блокнот и произнес: «Почему бы Вам самому не рассказать мне продолжение?»
6
Я отказался от роли Гарольда Хилла и забросил театр. У меня пропало желание играть. Мой последний год в Питте, я сконцентрировался на торговых курсах, особенностях бухгалтерского учета и Карле Уинстон. До вручения дипломов, мы поженились. Мой отец был моим свидетелем. Он умер три года спустя.
Одна из шахт, которую он курировал, находилась в Луизе, пригороде Восточного Айронвилла, где он проживал с Ноной Маккарти — мамой Ноной, — его «экономкой». Шахта носила название Справедливая Глубина. Однажды произошло обрушение лавы во втором шахтном стволе, на глубине около шестидесяти метров. Ничего серьезного, все поднялись на-гора целыми и невредимыми, но мой отец с двумя представителями администрации шахты спустился вниз для оценки ущерба, и времени, которое потребуется для восстановительных работ. И он уже никогда не поднялся на-гора. Другие тоже.
— Этот мальчик не прекращает звонить, сказала мне позже мама Нона.
Она всегда была красивой женщиной, но через год после смерти моего отца, она покрылась морщинами, и её кожа вся стала дряблой. Она еле передвигала ноги и, как только кто-то входил в комнату, она сгибала плечи так, как будто бы ждала, что её ударят. И не смерть моего отца была причиной этого. Это был все тот же гадкий мальчишка.
— Он не прекращает мне звонить. Он называет меня мерзкой негритянской сучкой, но мне все равно. Я слышала кое-что и похуже, и не один раз. От этого мне как от воды утиным перьям. То, что причиняет мне боль, так это слышать от него, что во всем виноват подарок, который я сделала твоему отцу. Эта пара ботинок. Ведь это не правда, Джордж? Ведь это не возможно, там обязательно было что-то другое. Твой отец, он обязательно обернул бы войлок поверх сапог. Он никогда бы не забыл обернуть войлоком сапоги после аварии на шахте, даже, если она казалась не слишком серьезной.
Я, конечно же, подтвердил это, но я все равно видел, что сомнения разъедают её сильнее кислоты.
Эти ботинки были Специальные Железнодорожные. Мама Нона подарила их отцу в день рождения, почти за два месяца до аварии на Справедливой Глубине. Она должна была выложить за них, по крайней мере, триста долларов, но они того стоили. Высокие голенища до колен, кожа мягкая, как шелк, но очень прочная. Это была та модель сапог, которые человек мог носить на протяжении всей своей жизни, и затем передать своему сыну. Но это были ботинки с железными набойками. И на определенной поверхности они могли высекать искры, как сталь из кремня.
Мой отец никогда не носил обувь с железными набойками, особенно когда спускался в шахту, где всегда был возможен выброс метана или рудничного газа, и не говорите мне, что он просто мог забыть их снять, когда он и два других здоровяка спустились вниз, волоча с собой противогазы и кислородные баллоны. И даже если бы он и был в своих Специальных, тут мама Нона был права — он обязательно обернул бы их войлоком. Она не нуждалась в подтверждениях своих слов: она жила с ним, и она знала, насколько он всегда был осторожным. Но даже безумные мысли могут подтачивать ваш мозг, если вы находитесь в одиночестве и страдаете от горя, и кто-то постоянно сыпет соль на вашу рану. Они могут извиваться как черви в грязи и откладывать там свои яйца. И вскоре, весь ваш мозг будет кишеть ими.
Я посоветовал ей сменить номер телефона, и она сделала это, но маленький хулиган добыл и новый номер, он продолжал звонить, и это всегда была одна и та же песня: он говорил, что мой отец забыл, что на его ногах были сапоги, которые могли высекать искры. Это не случилось бы, если ты не подарила ему эти сапоги, мерзкая негритянская сучка. Все это он говорил ей, а может кое-что и похуже, но она не хотела повторять его слова.
В конечном итоге она вообще отказалась от телефона. Я говорил ей, что у всех одиноких людей должен быть телефон, но она не хотела ничего слышать. Он всегда звонит посреди ночи, Джордж, — говорила она. Ты знаешь, каково это, лежать и слушать, как звонит телефон, зная, что это звонит тот мальчишка. Что же там за родители, если они позволяют ему делать такие вещи, я даже не могу представить. Отключайте его ночью, предложил я. И она сказала мне, что она так и делает. Но он все равно звонит.
Я сказал ей, что это просто игра её воображения. И я старался убедить в этом себя, мистер Брэдли, но мне это никогда не удавалось. Если этот грязный мальчишка мог украсть ланч-бокс Марли, и знать о неудачном прослушивании Вики и об отцовских Специальных Железнодорожных — если он мог оставаться ребенком год за годом — то да, он наверняка мог звонить и с отключенным телефоном. Библия говорит, что дьявол был низвергнут на землю, чтобы свободно перемещаться, и даже рука Бога не может остановить его. Я не знаю, был ли этот грязный ребенок самим дьяволом, но без участия дьявола точно не обошлось.
Также я не знаю, смог бы вызов скорой помощи спасти маму Нону. Все, что я знаю, — когда её настиг сердечный приступ, у неё больше не было телефона для вызова скорой. И она умерла на своей кухне. Сосед нашел ее там, на следующий день.
Мы пошли на ее похороны, Карла и я, и ту ночь мы провели в доме моего отца и мамы Ноны. Я проснулся незадолго до восхода солнца из-за дурного сна, и не смог заснуть снова. Когда я услышал, что газета приземлилась на крыльце, я вышел, чтобы поднять её, и увидел, что крышка почтового ящика была приоткрыта. Я спустился по дорожке в халате и тапочках, чтобы поглядеть, что там. Внутри находилась бейсболка с пластиковым пропеллером на макушке. Я схватил ее, и она была очень горячей, как если бы человек, который носил её, сгорал от лихорадки. Прикоснувшись к ней, я подумал, что могу чем-нибудь заразиться, но преодолев свой страх, я заглянул внутрь. Ткань была жирной, и к ней приклеилось несколько рыжих волос. Там так же была надпись, сделанная детской рукой — буквы все вкривь да вкось, — которая гласила:
Держите ее, у меня есть другая!
Я занес эту вещь в дом — держа между большим и указательным пальцами, словно она действительно была заразная, — и кинул в печку. Я бросил спичку, и бейсболка тут же занялась пламенем: Пых. Пламя было зеленоватым. Когда Карла проснулась, спустя полчаса, она вдохнула и спросила: что это за вонь? Несло как из канализационного люка!
Я сказал ей, что да, наша канализация снаружи нуждается в серьезной очистке, но самого себя я обмануть не мог. Это был запах метана, последнее, что мой отец должен был чувствовать перед тем, как взрыв унес его в рай, вместе с двумя товарищами, сопровождавшими его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
