Здесь, в Берлине, Чичерин на все смотрит восторженными глазами, не замечая на первых порах, что и в Пруссии царят ненавистные монархические порядки, со всесилием тайной полиции, что среди эмигрантов много позеров, болтунов, щеголяющих революционными фразами, благо что русская полиция далеко. Для некоторых из них участие в революционных кружках было просто признаком хорошего тона.
Но ему удалось расширить круг знакомых. В одном из санаториев, куда его загнала болезнь, он познакомился с русской барышней Галеркиной. В ней он нашел незаурядного полемиста. С каждой встречей она все больше и больше рассеивала его эсеровские иллюзии, прививала действительно революционные взгляды, знакомила с основами марксистской теории. Под ее воздействием Чичерин начал увлекаться книгами своего тамбовского земляка Плеханова. Память о первой учительнице в области марксистской науки он сохранил надолго, и, когда в 1922 году больная Галеркина обратилась к нему за помощью, он хлопотал о назначении ей пенсии.
Летом Чичерин возвратился из санатория в Берлин. На этот раз с помощью все той же Галеркиной ему удалось установить связи с социал-демократами. Чем теснее он знакомился с ними и узнавал их взгляды, тем скорее рассеивались его анрхистско-бунтарские настроения. Он начал понимать, что от революционера требуется большая теоретическая и практическая подготовка, что революция — это наука, быть может, наиболее сложная из всех политических наук.
Дни и ночи просиживал Чичерин над социал-демократической литературой, встречался с новыми друзьями, вступал в горячие споры.
Деятельность русских эмигрантов привлекла внимание царской охранки. Руководитель заграничного бюро департамента полиции в Берлине Гартинг с согласия местных властей уже давно создал здесь разветвленную сеть агентуры. Он организовал систематическую слежку за русскими социал-демократами. Имя Чичерина появилось в полицейских списках подозрительных лиц.
Георгий Васильевич далек был от догадок о том, что раскрыт царскими ищейками. Он беззаботно расширял круг своих знакомых. Его другом становится немец Бухгольц, высланный из России за революционную деятельность. Бухгольц знакомит его с берлинской искровской группой — Вечесловом, Смидовичем. Чичерину нравится кипучий, энергичный Бухгольц, никогда не унывающий, вечно куда-то спешащий.
Уже в 1926 году, вспоминая о начале своей революционной деятельности, Чичерин писал о нем. «В 1904 году он обслуживал всю нашу революционную эмиграцию в Берлине, устраивал поездки, квартиры, свидания, размещал больных, вообще оказывал самым бескорыстным образом неисчислимые услуги. Все его знают как честнейшего, преданного революционному делу товарища. У него постоянно бывали и т. Эмма, и т. Пятница, и т, Иван, и эсеры, и максималисты. Его умственная характеристика заключалась в том, что никогда он не решался брать ясную линию, у него всегда были Bedenken[1]. Сначала у него были Bedenken между эсерами и эсдеками, потом от эсеров он отстал, но Bedenken так и остались между меньшевиками и большевиками, и он никогда не мог решиться занять ясную позицию. В 1918 году он был в Москве, и я говорил о нем с Владимиром Ильичем, который его очень хорошо помнил и очень ценил его личные качества. Относительно же того, можно ли дать ему ответственный пост, Владимир Ильич опросил меня, как тов. Бухгольц относится к большевикам. Я ответил, что у него по-старому Bedenken. Владимир Ильич очень смеялся, так как помнил характер Бухгольца, и в результате его сначала послали для переговоров с немцами на демаркационную линию, а потом в Копенгаген по делам пленных».
Случилось так, что Чичерин быстро попал под исключительное влияние Плеханова. Вращаясь до этого в основном в кругах эсеров и меньшевиков, он не видел более значительной фигуры, нежели этот первый русский марксист. Под его воздействием на первых порах поддался догматическим взглядам немецких социал-демократов, и это расположило его к меньшевизму. Не имея опыта революционной борьбы, только приступая к познанию элементарных основ марксизма, Чичерин оказался далеким от большевиков. Работы Ленина он еще не умел оценить правильно. Например, книгу «Что делать?» считал проявлением бланкизма.
К счастью, довольно быстро ему удалось сойтись с левыми немецкими социал-демократами, которые придерживались марксистских взглядов. Начался период увлечения Лассалем, Бебелем, Мерингом. Чичерин посещает дешевые берлинские локали, где до поздней ночи беседует со своими новыми знакомыми. Особенно охотно встречается с адвокатом Оскаром Коном. Тот обстоятельно, о немецкой точностью рассказывал об опыте германского и всего европейского движения, о многочисленных ошибках социал-демократов.
Но несравненно ценнее было знакомство с Карлом Либкнехтом. Чичерин часто бывал у него дома, познакомился с его близкими. Знакомство быстро переросло в искреннюю дружбу. В этой семье все было просто, все располагало к непринужденности, ничто не стесняло.
Немецкая полиция в соответствии с протоколом о сотрудничестве, заключенным в 1904 году руководителем заграничной агентуры русской охранки Ратаевым с немецкими властями, не спускала глаз с эмиграции. Однако социал-демократы теми или иными путями узнавали о замыслах полиции и своевременно предпринимали меры предосторожности. С помощью русских социал-демократов Либкнехт собрал обширный материал о политическом сыске в Германии и представил этот материал Бебелю. Последний сделал запрос в рейхстага, тогдашний министр иностранных дел Рихтгофен цинично ответил:
— Да, мы следим за русскими студентами, потому что все они анархисты, а русские студентки только для свободной любви сюда и приезжают.
Оскорбительные высказывания официального лица вызвали бурю протестов как в Германии, так и за ее пределами. Разразился политический скандал. И все же, выждав время, рейхсканцлер Бюлов вновь обрушился на русских «заговорщиков», угрожая выслать их из Германии, если они не прекратят «вмешательство во внутренние дела» приютившей их страны. Над революционерами-эмигрантами нависла угроза попасть в лапы царской полиции. Во всяком случае, сделка русской полиции с немецкой дала возможность Николаю II в период революции 1905 года высвободить свою официальную агентуру в Берлине и перебросить ее в Россию для борьбы с русскими революционерами.
Чичерин пылко приветствует революцию 1905 года. «Дух восторженно ширится, вырастают крылья… В ослепительном солнце сверкает путь вперед», — пишет он в одном из писем.
Ход революции заставляет Чичерина внимательно присмотреться к большевикам. Их ясная и четкая позиция в отношении буржуазно-демократической революции все сильное импонирует ему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
