Барабанщику Уксус говорила каждый день, встречая его в коридоре:
— Всё барабаните? Ужас! Столько есть интеллигентных инструментов, нежных, мелодичных. Арфа, например, или балалайка. А вы лично выбрали барабан. Надо же! — И она уходила, держась за виски, чтобы все видели, какая у неё сильная мигрень.
Барабанщик с Уксусом никогда не спорил, а наоборот, всегда говорил ей: «Доброе утро» и «Добрый вечер». Он жалел эту скучную женщину: ведь она никогда не радовалась, не смеялась, у неё не было друзей, а в комнате, где жила Уксус, не было ни картинок на стенах, ни игрушек, ни шариков в коробке, ни значков — и вообще никаких весёлых пустяков, одни комоды и серванты. Барабанщик жалел соседку и никогда не звал её Уксусом. Даже один раз на Восьмое марта подарил ей ветку мимозы. Когда барабанщик протянул ей цветы, Уксус ни капли не обрадовалась и даже не улыбнулась. Она сказала кисло: «Надо же, деньги девать некуда! — и пожала толстыми плечами. — Всё равно завянут», — добавила она и унесла цветы в свою скучную комнату. Барабанщик покачал головой, но цветы не отнял, как мог бы поступить другой на его месте.
Уксус всегда крепко-накрепко запирала входную дверь: сначала захлопывала английский замок, потом на три оборота запирала французский, задвигала задвижку, накидывала цепочку и поверх всего цепляла большой ржавый крюк. И всё равно замки казались ей ненадёжными. То и дело она подходила к двери и пронзительно кричала: «Кто?» Только убедившись, что за дверью никто не стоит, она могла спокойно спать или готовить свои любимые голубцы.
Изредка к Уксусу приходили гости — родственники с трудными названиями: свояченица, четвероюродная тётя и ещё внучатый племянник. Гости долго топтались под дверью, пока Уксус звенела замками, крюками и цепочкой.
— Я в людях плохо разбираюсь, — добродушно объясняла Уксус, — кто вор, а кто не вор. На другого и не подумаешь: шляпа новая, перчатки кожаные, а сам жулик и есть. Сейчас все хорошо одеваются, трудно различать. Проходите, гости дорогие, чувствуйте себя как дома.
И гости, смущённо наступая друг другу на ноги, брели по коридору, внучатый племянник пытался запрятать поглубже в карман новые кожаные перчатки. А Уксус звенела и гремела ключами, щеколдами и задвижками.
Так ей спокойнее было жить на свете.
* * *
— У меня каникулы, — сообщил волшебник, придя к барабанщику как-то поутру. Вид у него был хмурый и сосредоточенный. — Дел — жуть. Не знаю, за что раньше браться.
— Давай я помогу, — предложил барабанщик. — Какие дела, расскажи по порядку.
— Значит, так, по алгебре в четверти двойка — надо заниматься, и это в каникулы, заметь. Вот такое у меня счастливое детство. Теперь дальше: мама со мной не разговаривает. Совсем. Даже не ругает. Отворачивается, и всё.
— Из-за двойки?
— Ну что ты! Про двойку она ещё не знает: что я, ненормальный — показывать такие отметки, да ещё перед каникулами?! Не, я дневник во дворе в снег зарыл, пусть пока полежит.
— Он же размокнет, — забеспокоился барабанщик, — разве можно дневник — в снег?
— Ничего с ним не будет, я его в полиэтиленовый мешок укутал.
— Подожди, ты так и не сказал, из-за чего с тобой мама поссорилась.
— Из-за мышей. Разве её поймёшь, маму? Я хотел как лучше. А что такое мыши? Маленькие совсем, а шуму!..
Серёжка махнул рукой и удручённо стал смотреть в окно. Когда его что-нибудь огорчало, он всегда объяснялся путано и немного бестолково. Барабанщик знал эту особенность своего друга, который довольно часто попадал в тяжёлые обстоятельства и начинал нести околесицу.
— Рассказывай сначала и по порядку, — спокойно сказал барабанщик.
— Значит, так. — Волшебник тяжело вздохнул и начал сначала: — У нас живёт кот, не кот, а чудовище. Он мяса не ест, молока не пьёт, а о винегрете и говорить нечего. Подавай ему свежую рыбу. А за рыбой кого в магазин гоняют? Кого? Правильно, меня! Думаешь, не надоело каждый день за рыбой по магазинам таскаться? Ещё как надоело. В рыбный отдел всегда очередь, уж не знаю почему. То ли коты у всех живут капризные, то ли ещё что-нибудь. Только мне до смерти опротивело носить этому эгоисту каждый день рыбу. Что бы ты стал делать на моём месте?
Барабанщик задумался: он не знал, что тут можно придумать.
— А я придумал! — рассказывал Серёжка. — И очень даже хорошо, по-моему, придумал. Я развёл дома мышей: кормить-то его надо? Ему мышь — самая вкуснота. А мама почему-то ругается. Чего ты смеёшься? Перестань смеяться, а то уйду. Скажи лучше, что мне теперь делать?
— Как же ты ухитрился мышей специально развести? — спросил барабанщик, утирая слёзы.
— Это пара пустяков. Мы с Валеркой в зоомагазине двоих купили и в буфет выпустили. А им в буфете хорошо, тепло и сытно, вот они и развелись. Я думал, мама меня похвалит: никаких проблем с котом, можно в отпуск ехать, меня на каникулы куда-нибудь отправить, а кот и без нас проживёт. Мышей в доме столько, что хоть десять котов прокормятся. А мама говорит: «Или я, или мыши». Она их, оказывается, боится. Кот разжирел, прямо пони, а не кот.
Барабанщик видел, что Серёжа не на шутку огорчён, и не стал смеяться. Мало ли что смешно! Иногда приходится сдержаться, чтобы не обидеть друга.
— Послушай, но ты же волшебник — что тебе стоит сказать волшебные слова, и мыши исчезнут.
— В том-то и дело, — признался Серёжка, — что я слова позабыл. Знал, да, видно, нетвёрдо выучил. Вот и не могу вспомнить.
Барабанщику стало совсем жалко Серёжку. А волшебник грустно продолжал:
— Я же тебе объясняю: у меня каникулы и пропасть всяких дел. Алгебра — раз: Галина Анатольевна предупредила, что на самом первом уроке спросит. Мыши эти проклятые — два. С Валеркой помириться — три. Мы с ним вчера опять подрались, а из-за чего, и сам не пойму. Починить клюшку, сменить батарейки в транзисторе. И ещё победить злого волшебника. Видал, сколько дел? Голова идет кругом.
* * *
Злой волшебник, по имени Градус, работал в мастерской «Металлоремонт», в той самой, мимо которой барабанщик ходил, зажимая уши. Градус починял мясорубки, подбирал ключи к замкам и замки к ключам, смотря, что потерялось. Он приделывал ручки к сковородкам и носики к чайникам и прибивал железные подковки на каблуки. Такая у него была работа. Никто даже не догадывался, что Градус — злой волшебник. Обыкновенный дядька с пыльной лысиной и маленькими, с копейку, глазками. Таких дядек сколько угодно. Но не все они волшебники, да ещё злые. А Градус был прямо злющим волшебником.
Имя Градус он носил потому, что умел портить погоду.
То вдруг в марте, когда все люди, даже те, у которых насморк, чувствуют, как пахнет весной, Градус из вредности устраивал метель или трескучий мороз. А зимой, когда приходило долгожданное воскресенье и все собирались кататься на лыжах с горы или по ровному месту — кто как любит, — вдруг ни с того ни с сего наступала оттепель, снег делался липким, как мармелад. А прошлым летом, помнишь, как часто шли дожди? Это всё его работа, злого волшебника Градуса.
Он сидел у себя в мастерской на низкой табуретке и делал вид, что тихо-мирно чинит ключи и дверные ручки. А сам тем временем только и поглядывал своим хитрым глазом в окошко. Как увидит, что туристы с тяжёлыми рюкзаками идут к вокзалу, — всё. Раз-два, повернётся на своей табуретке, поплюёт, побормочет, повертит ручку у старой скрипучей мясорубки — и пожалуйста, дождь на весь день, да ещё пополам со снегом. «Погуляйте, голубчики, я вам устрою романтику, трудности дальних дорог. Хе-хе-хе!» Туристы ругали погоду, но домой не возвращались, а надевали плащи и штормовки с капюшонами и шагали дальше своей дальней дорогой. Злой волшебник делался от этого ещё злее. А когда злой волшебник разозлится, он может натворить невесть что.
Однажды Градус, сидя на низкой табуретке, паял большую кастрюлю и задумчивым, тихим голосом напевал свою любимую песню «Я гляжу ей вслед, ничего в ней нет». Кастрюля была зелёная, закопчённая, как раз такая, какие злому волшебнику больше всего нравились. Ведь на каждой работе есть самая любимая работа, а есть не самая любимая. Паять большие закопчённые кастрюли, да ещё зелёного цвета, злой волшебник любил больше всего на свете. Он паял кастрюлю, напевал и ничего такого не думал.
Вдруг в мастерскую вошла девочка в красных сапожках. Это была весёлая девочка и красивая. В волосах у неё была золотая лента, вот какая это была красивая девочка.
— Мама просила починить утюг, — сказала девочка. — Можно его починить?
— А почему нельзя? — хихикнул злой волшебник. Он сегодня был добрый, но злым волшебникам нельзя доверять, даже когда они добрые.
— Как тебя зовут? — спросил Градус.
— Таня, — улыбнулась девочка и поправила свою золотую ленту. — Ой, какая смешная кастрюля!
— Смешная? — насупился злой волшебник.
