— Так темно же было...
Рунге на это отреагировал по-своему.
— Так, значит, адрес у вас был, — произнес это утвердительно, не вопросительно. — А где вы его взяли? Впрочем, это уже не так важно. Вы дали его своему новому знакомому?
— Не помню, кажется, дал...
— Не помню... Что вы еще говорили о Корзуне этому Славе?
— Не пом... Что-то насчет наследства... Насчет Австралии.
— Ну так что же получается? Вечером вы даете адрес своего сослуживца первому встречному, сообщаете подробности его биографии, которые он вряд ли стал афишировать сам, а наутро он не выходит на работу. Не выходит потому, что той самой ночью был убит. Как прикажете все это расценивать?
Эдик побелел. Ему совсем нехорошо. От бравады не осталось и следа. Он уже не хорохорился.
— Разрешите закурить това... гражданин, не знаю, как вас называть...
— Рудольф Христофорович меня зовут. Вы пока не подсудимый, и мы не в суде. Говорите все, что знаете, только правду, для вас же лучше. И можете курить, если вам это помогает.
Рунге встал и подошел к окну, дотянулся до форточки. Сам он бросил курить несколько лет назад и теперь старался по возможности меньше дышать табачным дымом.
А за окном, пересеченным радиальными линиями решетки, все еще стояло бабье лето, которое не желало сдаваться вопреки прогнозам.
— Ну так, — вернулся он на свое место. — Попробуем составить словесный портрет вашего случайного собутыльника. Нам необходимо его найти. А вас мы привлечем...
— Но я не убивал никого! Клянусь вам! Я не был у Корзуна! — в отчаянии выкрикнул Эдик. — Я его в глаза не видел в тот вечер...
— ...Привлечем к прямому поиску. Пойдете с нашими товарищами и постараетесь узнать этого Славу. Если он, конечно, не плод вашего воображения. Надежды мало, но и не использовать этого шанса тоже нельзя. Сами понимаете, это в ваших интересах. А теперь подпишите вот эти бумаги.
— Что это? — со страхом спросил Эдик.
— Пока ничего страшного. Протокол допроса и подписка о невыезде. До окончания следствия.
— Но я должен в командировку ехать... В столицу.
— Подождет командировка. Молите бога, чтобы не пришлось в другую сторону поехать. Не очень-то все для вас, прямо скажем, благоприятно складывается. А теперь слушайте внимательно. На службе вас найдет человек. Знать вам его род занятий и службы необязательно. С ним пойдете в пивной бар. Посидите, не обращая на себя внимания. Только пива много не пейте. Что делать, как поступать — скажет вам тот человек. Будете во всем слушать его. Понятно, приказать я вам не имею права, но повторяю — это в ваших же интересах. Безопасность вашу постараемся гарантировать. Но риска с вашей стороны, полагаю, будет не больше, чем тогда, когда вы в одиночку шатаетесь по злачным местам. А пока идите...
Оставшись один (Эдика как ветром сдуло), Рунге стал размышлять. Конечно, Слава — это версия. И даже перспективная. Но много непонятного. Почему не взяты деньги, ценности? Такие, как Слава, как его описывает Подгорный, ничем не брезгуют. Может, его вспугнул кто-то? И это возможно. Или тут все гораздо сложнее...
Придется поломать голову.
* * *
Теперь, когда осмотр квартиры убитого со всеми официальными церемониями (понятые, сотрудники уголовного розыска) был завершен, можно было углубиться в детальное изучение его архивов, переписки, накопившегося за годы хлама. Разгадка преступления, возможно, где-то здесь. Убийца не тронул предметов австралийского происхождения, и Рудольф Христофорович имел возможность осмотреть их, полюбоваться непривычной для нашего глаза работой. Но его интересовала переписка — оригинальные безделушки и затейливые поделки ничего ему подсказать не могли. Вот они и письма. Совсем немного. Ненашенские штемпели, почтовые отметки, марки со зверями, птицами и растениями бывшего некогда загадочным континента. Письма на русском языке. Немногословны, не шибко грамотны (надо думать, подзабыли русский язык заморские адресаты). В письмах нет ничего, что могло бы предопределить причины трагедии. Ни о каких деньгах, ни о каком-либо наследстве... Имена совсем не те, что упомянуты в объявлении инюрколлегии. Да и не упомянут там ни один из городов Австралии. В той заметке — города Соединенных Штатов и Европы — как это все увязать? И там были у Корзуна родственники? Но ведь имя-то его опять нигде не упомянуто.
Что можно сделать? Послать австралийский адрес компетентным юристам из коллегии, занимающейся вопросами иностранных наследств? Объяснить, в чем суть проблемы. Возможно ли такое положение, что человек, живущий под совсем другим именем, узнал себя? Или кого-то знакомого? Люди, которые всеми этими делами занимаются, могут смоделировать ситуацию, сообщат какие-то дополнительные данные, которые прольют свет на мотивы убийства. Но приблизят ли к убийце, помогут ли выйти на него?
Незнакомец, с которым разболтался в пивном баре Подгорный, конечно, мог убить. Сейчас таких подонков, для которых человеческая жизнь — пустяк, пруд пруди.
Но за что? За деньги? Корзун мог накопить какую-то сумму. Но чего бы ему иметь ее дома? На сберкнижке у покойного что-то около четырех тысяч. Деньги по нынешним меркам небольшие, но тем не менее — деньги. И если он хранит их на сберегательной книжке, то зачем ему держать какую-то сумму дома? Покупать он, по всей вероятности, ничего не собирался. Какая-либо драгоценность? Вполне возможно. Но ведь не держал же ее покойный на виду. Ее надо было обнаружить, а для этого все перерыть. Но не похоже, что тут кто-то рылся! Впечатление такое, что вообще ничего не взято. Зачем же было убивать? Опять это пресловутое объявление инюрколлегии. Такая ситуация: только эти двое знают, что к чему. Или больше, чем двое? Обстановка после убийства не дает возможности достоверно предполагать ни то, ни другое. Есть только факт убийства...
Тот, кого навел сюда Подгорный, что он мог взять? Драгоценности, которые убитый мог выдать под угрозой убийства. Такое тоже возможно. Но так это или нет будет известно лишь после того, как найдут того незнакомца. На признание рассчитывать, ясное дело, не приходится. Рассчитывать можно лишь на мастерство оперативников, которые ищут сейчас подозреваемого в убийстве и тоже изучают оставленные им следы. Им, а может, и не им... Может быть, все-таки, это дело рук самого Подгорного? А собутыльник — лишь черная кошка в темной комнате? А Колобов? Тоже странная личность...
Рунге спокойно и методично перебирал бумажки в письменном столе его бывшего хозяина, не пропуская ничего и... мало надеясь на то, что найдет что-либо, способное его заинтересовать.
Дешевенькая толстая тетрадка, не ученическая, нет, из тех, что продаются в киосках «Союзпечати», привлекла внимание Рунге тем, что все ее записи состояли из цифр. Ряды цифр пронумерованы попарно. Шесть цифр, потом пять. И следующий порядковый номер. И все подряд — 1, 2, 3... и так до пятидесяти двух. Потом опять те же колонки цифр, пронумерованные попарно.
