как ее?..
— Окана! — подсказала Ниночка.
— Ну вот видишь, ты лучше меня знаешь!
— Да просто запомнила…
— Вот ее и сыграешь…
— Нет, правда⁈
— Конечно! Ты сама рассказывала, что в школе в драмкружок ходила…
— Ну так то — драмкружок, а то — кино…
— У нас пока что тоже драмкружок.
— Нет, Саша, кино — это кино…
— Тогда не сомневайся, сыграешь Окану, — сказал я. — Вот напечатаем сценарий, начнешь роль учить.
— Так я сама и напечатаю! Мне Карл дал рукопись.
— Вот видишь, ты уже включилась в работу.
Я довез девушку до дома и вернулся к себе. Нет, что ни говори, машина круто меняет жизнь. Особенно сейчас, когда мы затеяли и клуб обустраивать и кино снимать. Выручает… Так что гонять эту лошадку придется и в хвост, и в гриву.
Утром в воскресенье я опять поднялся рано — на пробежку. Потом поехал в «Литейщик». Зайдя в приемную председателя, увидел Ниночку, самозабвенно шлепающую по клавишам пишущей машинки — она перепечатывала сценарий, накарябанный Абрикосовым.
— Привет! — поздоровался я. — Уже трудишься?
— Доброе утро, Саша! — откликнулась она. — Да, прочитала вчера. Очень интересно!.. У этого паренька, Альки, талант!
— Ну дык! — хмыкнул я. — Мой ученик!
— Ему надо после школы в институт кинематографии поступать, на сценарный факультет.
— Хорошая идея, — кивнул я. — Буду его к этому готовить.
— Правильно, — одобрила будущая актриса и продолжила стучать по клавишам.
Ну а я отправился к девчушкам, которые радовали больше пацанов. Я уже до такой степени втянулся в эту спортивную педагогику, что меня искренне радовали успехи и огорчали неудачи моих подопечных. Во всяком случае, я уже понял, где настоящая жизнь, а где пустышка, морок. Настоящее — вот эти — мелкие с косичками, из которых еще могут вырасти настоящие девчата, а морок — их родители, раздутые от своей важности. Ну как же, доставалы, нужные люди, завбазы, завмаги и прочие деятели.
С детства приучают своих отпрысков к лицемерию. А в спорте лицемерия нет, либо умеешь что-то, либо не умеешь. И главное, чтобы эти девчонки и мальчишки, с которыми я занимаюсь по выходным, сумели понять это. И не через проповеди, которые я им не собираюсь читать, а из самой сути каратэ. Мне и самому надо еще многое понять. Из меня тоже всякое пока лезет. А ведь тот строй, что идет на смену эпохе развитого социализма, предъявит такие требования, что не только этим милым девчушкам с трогательными бантиками туго придется.
Глава 4
После секции, я заехал в общагу за Наташей. Я не знал, выходной ли у нее сегодня или нет, но мне повезло. Медсестричка как раз выходила на улицу с кошелкой в руках. Чтобы привлечь ее внимание, я посигналил. Девушка недоуменно оглянулась и нахмурила бровки. Пришлось выйти из машины, чтобы она меня узнала. Теперь ее бровки сложились домиком. Наташа не ожидала, что за рулем черного авто окажусь именно я. Небось думала, что какой-то хмырь решил к ней привязаться.
— Здравствуй, Саша! — расплылась она в улыбке.
— Привет, милая! — откликнулся я, подходя к ней и целуя в розовую на морозе щечку. — Ты в магазин собралась?
— Да, а то нам с девчонками совсем нечего есть.
— Тогда план такой. Сейчас едем по магазинам, покупаем продукты на всю вашу компанию, завозим в общагу, а потом мчимся ко мне.
— Я согласна!
— Тогда, прошу в карету!
Я отворил пассажирскую дверцу. Наташа рассмеялась и забралась на переднее сиденье «Волги». Сев за руль, я рванул вдоль Красногвардейской, потом свернул на улицу Ленина и тормознул возле «Гастронома». Здесь меня знали — сынок директора занимался у меня в секции. Так что передо мною открылись заветные закрома, набитые продовольственными товарами, обычным гражданам недоступные. Жалкая авоська, которую захватила с собой моя подружка, не могла вместить все эти яства, но продавцы не поскупились на бумажные пакеты и свертки.
Кое-что из еды и выпивки я взял для себя. Закупленные деликатесы мы с Наташей погрузили в багажник. Она попыталась было сунуть мне деньги, которые собрали ее подружки, но я сделал вид, что не замечаю этого.
Когда мы снова вернулись к общежитию, медсестричка сбегала за своим соседками, чтобы они забрали покупки. Вскоре из подъезда высыпала целая стайка девиц, накинувших на плечи пальтишки и шубки. Они окружили багажник, вытаскивая из него пакеты с торчащими из них палками колбасы и батонами, радостно восклицая и умудряясь при этом стрелять глазками.
На свою подружку медсестру они тоже поглядывали, но с едва скрываемой тихой завистью. Вздыхали — такого парня отхватила, молодой, видный, обеспеченный, да к тому же, не жадный. Наверное, я казался этим девчулям, сбежавшим из своих колхозов и совхозов за счастьем в город, олицетворением образа идеального жениха.
Я лишь улыбался, махал им рукой — ни дать ни взять — заезжая кинозвезда! Только что автографы не раздавал.
Мороз не позволял девчатам долго находиться на улице, и они потянулись к подъезду, нагруженные вкуснятиной.
Мы с Наташей снова уселись в «Волгу» и поехали ко мне. Сидорыч с радостью открыл нам ворота, кланялся головой, в ожидании чаевых. Но сегодня я не подмаслил его заскорузлую лапу. Не все коту масленица, да и я не барин, а он не лакей, как никак в СССР живем. Но старикан не обиделся, знал, что я скоро не выдержу и снова суну ему хрустящий трояк, а то и десятку. Мне для хороших людей не жалко…
Хотя иногда, мне кажется, что я стал немного расточительным. Почему? Да потому что деньги я эти не потом и кровью, как раньше в бизнесе, а достались они мне легко. И расставался я с ними, не жалеючи. Нет… я не расточительный, я не жадный.
Едва мы вошли в квартиру, медсестричка тут же, едва скинув валенки и шубейку, принялась наводить в моей берлоге порядок. А потом взялась за готовку.
За культурную программу отвечал я. Понятно, что ничего кроме очередной киношки предложить я свой гостье не мог. Не Диккенса же нам вслух читать? Я поставил «Калигулу». По сравнению с этим фильмом, все предыдущие, которые смотрела у меня Наташа, были детским лепетом. Сегодня моя гостья приобретет новые познания в области человеческих отношений, причем — не только между мужчиной и женщиной. Ну что
