– Саш, – тихо произносит он, – ты не волнуйся… Я немного полежу и пойду… Я всё понимаю…
– Ничего ты не понимаешь, – и вытираю капли воды с его лба. – Я тебя никуда не отпущу. Ты остаёшься здесь.
– Нет, Саш… Мне всё равно стыдно… за всё… Уйду.
– Это мне должно быть стыдно… – бурчу недовольно, но вдруг меня будто прорывает и я начинаю на него кричать: – Да ты понимаешь, что я не могу без тебя? Ближе, чем ты, у меня в этой жизни нет никого! Идиот! Весь этот год… Да! Весь этот год я думал всё время только о тебе! Ты мне каждую ночь снился! Каждую!
– Знаешь… Чтобы такое от тебя услышать, я готов выдержать ещё одну… – Ванька, улыбаясь, шепчет матерное слово и тянет меня к себе. Тоже его обнимаю.
Раз шутит, значит, не так всё плохо. Только вроде он раньше не матерился…
– Ладно… Давай я постелю нам кровать. Посиди пока на стуле и держи мешок.
Ну вот… Сидит на стуле и держит на голове лёд…
Стягиваю с него кроссовки, джинсы, куртку и рубашку. Беру на руки и укладываю.
– Саш… – рука не отпускает мою шею. – Я так счастлив, что мы опять…
– Ванюха… – выдыхаю я и прижимаю его к себе. – Какой же ты дурак! Ты не представляешь, что для меня значишь. Ты же мне как…
– Да… Я – Ванька-дурак… – шёпотом прерывает он, и слёзы начинают катиться у него из глаз, будто я его опять ударил.
– Ты чего? Вань… Ну не надо… Всё будет хорошо!
– Мне стыдно… Ты не знаешь… многого…
– Прекрати… – и касаюсь губами плачущих глаз, глажу. – Ванюха мой…
– Да… Я только твой. И был только твоим… всегда. Постарайся мне поверить…
Кажется, после такого прошедшего года можно успокоиться. Ванька лежит рядом, пусть с разбитой головой, но главное, что он тут, со мной, а всё остальное образуется.
После работы, заскочив в магазин, прихожу домой.
Ванька полулежит на тахте, как я его и оставлял.
– Ну, ты как?
– Ничего… Даже ходил немного. Только голова всё ещё слегка кружится…
– Сейчас будем есть, – объявляю я и иду на кухню.
Что это? В моей пепельнице окурки? Вроде я после себя их выбрасывал…
– Саш, – слышу из комнаты, – это я курил. И сигареты у тебя стащил. Извини…
– Ты же не куришь… – вырывается у меня, и я подхожу к нему.
– Не курил, – несколько отрешённо поправляет он. – А теперь вот… Сядь рядом… Обещай меня выслушать. Пожалуйста…
– Конечно! Я слушаю… – и сажусь.
Долго смотрит на меня, будто не решается начать.
– Саш… У меня действительно теперь, кроме тебя, больше никого нет…
Что-то мне подсказывает, что сейчас надо молчать и молчать!!
– Понимаешь… – Ванька делает длинную паузу. – Я тебе говорил не всегда правду. Ты прости… Мои мама и папа погибли… в автокатастрофе. Я ещё маленьким был. Я тебе рассказывал… Меня воспитывала бабушка. Строго воспитывала. Можно сказать, пуритански. Она мне говорила, что у меня есть сводный брат по отцу. Кстати, тоже Саша… Но кто знает, где он, этот Саша… – и вздыхает.
Что-то сжимается у меня внутри от безумной жалости к нему.
– Первый раз это было… Я учился в восьмом классе. Неплохо учился. Мне было четырнадцать. У девчонок успеха не имел. Кроме как дохликом они меня никак не звали… А он у нас вёл занятия. Мне казалось, он меня понимает. Мне так хотелось ласки! Ласки, которой я практически не знал. А он был со мной ласков. Мне было хорошо с ним, и когда он предложил… я согласился. Привязался к нему… Я потом ушёл из школы. Он меня бросил, и я не мог его больше видеть… с другим парнем. Стал учиться в колледже. Бабушка болела… Она хоть и ветеран войны, но пенсия маленькая. На лекарства денег не хватало. А тут его снова встретил… Как-то рассказал всё… Он познакомил меня… с другом. Тот дал мне работу… и деньги… Мне было стыдно, но приходилось… работать… по оказанию… – Ванькин голос, звучащий отрешённо, вдруг спотыкается. – Я был рядовой шлюхой, Саша! Потом… познакомился с тобой. Дрался я тогда с парнями, которые меня выследили и решили отметелить за то, что гей. А в тебя я влюбился сразу! Ты для меня превратился в магнит какой-то… Но деньги на лекарства бабушке всё равно надо было зарабатывать. Я их и зарабатывал… как мог. Потом… всё получилось, как получилось… Осенью меня забрали в армию. В колледже я набил морду сыночку одного очень крутого… Меня выгнали… и сразу призыв. А через два месяца после призыва… бабушку парализовало. Инсульт… Мне соседка сообщила. Спасибо ей и военкомату – меня отпустили… через семь месяцев службы ухаживать за ветераном войны. Всё время моего отсутствия соседка за ней ухаживала. Я приехал. Опять нужны были лекарства, и много. Была надежда, что она выкарабкается. Пенсии не хватало. И я опять… Ну ты понимаешь… Я же ничего не умею! Чего не сделаешь в такой ситуации… В общем, бабушка всё равно умерла. Вернулся… с похорон и сразу пошёл к тебе. Теперь ты знаешь всё… Меня жжёт стыд! Человек с этим шёл ко мне, а я… Сгребаю его в охапку. Понятно теперь, почему в моём сне он был в военной форме. Действительно, связующая нить!
– Вань… Ванюха… Прости ты скотину… Ну… Я скот!
Всё-таки Лена была права! Надо верить! Я ведь сам во всём виноват. Выслушай его тогда – помог бы, и не пришлось бы ему быть Соней Мармеладовой в мужском обличье.
– Саш… У меня всё равно, кроме тебя, нет никого… – выдыхает он и, кажется, опять плачет. – Я весь перед тобой… Делай со мной, что хочешь. Мне так плохо…
– Вань, – стараюсь говорить спокойно, но не очень получается, – запомни: у тебя есть я. Мы с тобой – вместе! Нас теперь двое! Понял? Теперь я буду тебе вместо… бабушки, брата… Вместо всех! И жить ты будешь здесь, со мной. Мы всё преодолеем!
Ванька только молча прижимается ко мне. Буквально вжимается в меня…
– Саш… – он смотрит мне в глаза. – Я ведь тогда стану обузой для тебя…
Да… Парень повзрослел за это время! И такой мудрый, я бы сказал, взгляд…
– В таком случае ты… идиот, – улыбаюсь и опять бережно прижимаю его к себе. – Ты не обуза. Знаешь, как ты мне дорог? Может, ты моё счастье… Без тебя я многое понял… Наверно, для того, чтобы по-настоящему найти, надо сначала потерять…
– Я тоже многое понял без тебя… – эхом откликается Ванька и притягивает к себе мою голову. – Я тоже боюсь тебя потерять, но…
– Без «но». Если не сбежишь сам…
– Не надейся…
Обнимает меня и дышит мне в шею. Так мы полулежим долго. Мне действительно этого так не хватало! Однако надо кормить больного.
– Ладно… Лежи. Я пошёл готовить ужин…
– Я с тобой, – и это звучит по-детски. – Помоги мне встать, пожалуйста…
На кухне кидаю мясо на сковородку и начинаю чистить картошку.
– Дай я почищу, – просит Ванька из угла, куда я его усадил.
– Сиди уж…
– Дяденька, дай. Обещаю пальчик не порезать, – и ядовито хнычет.
Становится смешно, и я фыркаю.
– Серьёзно… Давай сюда, – это сказано уже нормально. – А то смотреть, как ты чистишь, – мучение сплошное. Наверняка по-прежнему концентраты жрёшь…
Попадание в самую точку. Да-а… Раньше он так со мной не говорил. Это уже совсем другой Ванька. Хорошо его тряхнуло. Но мне даже приятно, что он стал таким.
– На, трудись! – и отдаю ему миску с картошкой.
М-да… Чистит великолепно! Заметил мой взгляд.
– Бабушкина наука… Она часто болела, и когда я готовил… сидела и учила, – вздыхает и вдруг утыкается носом в руки.
Подхожу к нему и прижимаю к себе его голову. Трогаю русые вихры. Отрастил…
– Вань… Где она похоронена?
– На Богословском… Рядом с мамой и папой…
– Когда оклемаешься, я тебя туда отвезу… Хорошо?
– Ладно… – вздыхает он. – Плесни три столовые ложки воды в мясо, а то сожжёшь к… Ну понял, конечно…
Послушно исполняю.
– Слушай, а ты давно куришь? – спрашиваю, поскольку, это же не просто так!
– В армии начал. Жизнь заставила. Надо было быть как все… Там индивидуальности не прощают. Особенно у слабых…
Уже когда мы лежим, собираясь спать, Ванька вдруг приподнимается на локте и напряжённо смотрит на меня.
– Саш… Ты прости… Я действительно не буду для тебя обузой? Блин! Он думает, что я сказал и забыл! Ну погоди…
– Слушай… – изображаю вспоминающий вид. – Не помню, я тебе уже говорил, что ты клинический идиот с куриными мозгами?
Слушая сначала сосредоточенно, он расплывается в улыбке.
– Про идиота говорил… – и делает паузу. – А вот про куриные мозги ещё нет.
– Дорогой ты мой… – и, как когда-то, ерошу его гриву пятернёй. – Неужели ты подумал, что я тебя смогу бросить с твоими трудностями? Да и не только с трудностями.
…Открываю глаза. Ванька трясёт меня за плечо.
– Саша… Сашенька… Я здесь… Я рядом…
– Что случилось?
– Ты так кричал во сне…
– Что кричал? – спрашиваю недовольно.
– Звал меня… Я потому и проснулся. Кричал, чтоб я не уходил. Плакал даже…
Понятно… Мне действительно снилось, что Ванька уходит навсегда, вернее, как-то растворяется, а я пытаюсь его схватить и не могу! Да и лицо у меня мокрое…
