– Никак горько?!
Она улыбнулась, отхлебнула из бокала вина и подтвердила:
– И впрямь. Горько!
– Горько! – закричали они вместе.
Грядкин улыбался напряженно и счастливо. Ирина посмотрела на него и подумала – как же все запутывается. Ведь милые люди, а как все запутывают…
– Коля, ведь и мне горько… – сказала она, улыбаясь. В горле у нее и правда стоял комок, но она улыбалась.
Они встали и начали целоваться так, будто решили выиграть какой-то приз за продолжительность поцелуя. Прокопьевы поняли, что это что-то большее, чем поцелуй, но не могли понять – что: никто ведь не рассказал им, как Ирина и Грядкин шли к этому вечеру два года.
– Ну что, Коля, нашел ты свою грядку? – спросил знавший грядкинскую поговорку Прокопьев, когда молодые, наконец, оторвались друг от друга и сели.
– Нашел, Анатолий Кириллович, нашел… – ответил Грядкин. – Вот теперь буду расти и расти…
– А вот за рост тоже надо выпить! – заявил Прокопьев и все вокруг захохотали.
Совсем не так все прошло у родителей Грядкина. Сюда Ирина и вовсе боялась идти, но Грядкин считал, что все должно быть как у людей, хотя и сам подозревал, что все может пойти наперекосяк. Так и вышло. Еще в дверях, увидев, как вытянулись лица у родителей, Грядкин с тоской подумал, что зря он однако затеял все это знакомство.
Они прошли. Мать тут же под предлогом последних приготовлений увлекла Ирину на кухню. Отец с Николаем остались вдвоем.
– А помоложе-то на складе не было, сынок? – тихо спросил отец. – Ты уж меня извини, но она скорее для меня, чем для тебя…
Грядкин так посмотрел на отца, что тот осекся.
– Да в общем-то ладно, дело твое… – примирительно сказал отец. – Но красивая, не спорю. Тут одобряю, одобряю…
Мать тем временем на кухне краем глаза приглядывала за тем, как Ирина делает кухонную работу. У Ирины все получалось споро, быстро и хорошо, но это-то как раз и не нравилось грядкинской матери: в этом опыте она угадывала немалый возраст. «Лет тридцать пять…» – решила она, из материнской ревности накидывая Ирине четыре года.
Наконец, сели за стол. Грядкин надеялся, что вино смягчит родителей, хотя и понимал, что вряд ли – прежде не смягчало. Выпили за знакомство, начали раскладывать по тарелкам салаты.
– Ну как твое офицерство, как в прокуратуре? – спросил отец.
– Да все хорошо… – ответил Николай. – Ловим, сажаем.
– Хорошая у тебя работа, умственная, государственная! – одобрительно подчеркнул отец последнее слово. – Дети должны прыгать выше родителей! А он, вы представьте, Ирина, в детстве надумал машины мыть! А я ему говорю – руками деньги зарабатывают только дураки. А умные зарабатывают их умом!
Он обвел всех торжествующим взглядом.
– Вы как давно знакомы? – спросила Ирину мать как-то так, будто о неважном, но Грядкин чутьем понял – разведка началась.
– Мам, мы знакомы два года… – ответил он, опередив Ирину и сжимая ей под скатертью руку своей горячей рукой. – Ты не бойся, у нас все хорошо.
– А, хорошо… – сказала мать со страдальческим выражением лица.
– А родители-то ваши, Ирина, живы? – спросил отец. Грядкин тут же похолодел – он понял, каким будет следующий вопрос. И правда, следующий вопрос был про то, кем работают родители. Когда отец узнал, что родители Ирины в деревне простые крестьяне, да и она сама работает на заводе и делает железобетон, лицо у него вытянулось еще больше. Ирина оглянулась на Грядкина так, будто спрашивал – может, мы уже уйдем?
– Пап, ну так и мы не из князьев… – с вымученной улыбкой сказал он.
– Мы, сынок, из инженеров! На нас страна держится! – веско сказал отец.
– А на крестьянах можно подумать не держится! – разозлился Грядкин за Ирину и ее семью.
– Никто не отрицает, крестьянство – важный слой. Но курс страны, ее потенциал, ее будущее определяют инженеры! – сказал отец, покачивая значительно пальцем. – У вас, Ирина, как я понимаю, высшего образования нет?
– Почему же, есть… – ответила она. – Я модельер-конструктор.
Родители поразились. Грядкин видел, что лица у них просветлели: модельер-конструктор – это еще куда ни шло.
– А чего же, извините, вы на заводе бетон делаете? – спросил уже спокойнее отец.
– Да как в кризис перестал народ одежду заказывать, так до сих пор и не начал… – ответила Ирина. Про модельера-конструктора она немного подзагнула – диплом по этой специальности был у нее не вузовский, а пэтэушный. Но, с первых вопросов поняв, куда в грядкинской семье ветры дуют, она решила, что немного приврать – не грех.
– А что же вы шили? – спросила грядкинская мать.
– Я все умею. Но лично мне больше нравилась женская одежда… – ответила Ирина. Мать уже готова была сменить гнев на милость, но тут же одернула сама себя – ведь эта женщина, почти старуха, охотилась за ее сыном. Ирина уловила эту перемену и поняла, что ничего хорошего в этом вечере не будет, зря они сюда пошли.
Да еще ей было неуютно от того, что слишком много приходилось врать. Не скажешь ведь, что замужем, и что ребенок есть – а если к 30 годам замужем не была и без ребенка, так еще подозрительнее. Ирина видела, что мать Грядкина не сводит с нее глаз. «Подозревает… – подумала Ирина. – Чует материнским сердцем – что-то не так»… Она вдруг подумала: вот было бы хорошо, если бы когда-нибудь и Мишка вот так привел бы к ним в дом свою девушку, и вот так же, как Грядкин сейчас, ловил взгляд матери – одобрит или нет. «Поди и я бы за своего сыночка этой девке глаза выцарапать была бы готова… – внутренне усмехнулась Ирина. – Мать она и есть мать»… Тут же она подумала: что же, выходит и Нэлла Макаровна права в том, что до сих пор не отпускает от себя сына, не дает ему самостоятельно ни вздохнуть, ни чихнуть? С этими мыслями Ирина ушла в себя и мать Грядкина заметила это.
– Аферистка она… – говорила она потом, когда ужин этот кое-как кончился и Николай с Ириной ушли, мужу. – Видел, сколько ей лет. Проплясала свою молодость, порхала, как стрекоза, провыбиралась, а сейчас хоть за кого, лишь бы замуж! Вот помяни мое слово, сама они к Николаю в постель прыгнула, сама! Окрутит Колю…
Виктор Грядкин вспомнил, как много лет назад он впервые проснулся с ней в одной койке и как не мог в то утро вспомнить ее имени. «Ну и что? – подумал он вдруг. – Живем же. Как люди живем».
– Нина, брось… – вдруг сказал он. – Мальчик взрослеет. А она женщина неплохая, это же все равно видно. Лишнего не говорит, не напивается, песни не горланит – воспитание, хоть и из деревни. Привел бы Коля свою ровесницу, фиг бы ты дождалась, чтобы она тебе на кухне помогала, да потом еще посуду с тобой вместе мыла. Так?
– Ну… Так… – нехотя признала мать. – Но попомни мое слово – не доведет она Колю до добра…
В новогоднюю ночь они были одни. В полночь налили шампанское, чокнулись гранеными стаканами.
– Загадывай желание… – сказал Грядкин, когда куранты начали бить.
– И ты… – сказала она.
– А я уже… – ответил Грядкин. Он подумал: «Хочу, чтобы мы всегда были вместе, и чтобы у нас все было хорошо!».
– Ну и я сейчас загадаю… – сказала Ирина и задумалась – что же загадать? Она уехала из дома, как-то невразумительно пояснив Александру, что едет к матери в деревню. Александру в общем-то не было или почти не было дела до того, где его жена проведет Новый год, а вот Нэлла Макаровна и тем более Ольга, Ирина знала, хоть и не замечали ее, когда она была, зато отлично разглядят, что ее нет. От мыслей, что и как теперь будет, у Ирины сжималось сердце, как сжималось еще когда она была маленькой девчонкой и слушала страшные сказки. «Но в сказках-то гарантирован хороший конец… – невесело подумала она. – А тут – не поймешь».
– И я загадала… – сказала она, так ничего и не загадав. Тут же она подумала: «Хочу, чтобы все это как-нибудь – как угодно – но утряслось!». Но тут куранты перестали бить и Ирина так и не поняла – успела она или нет. Да стало и не до того – Грядкин поцеловал ее и все для них снова потонуло в жгучей волне желания…
Глава 11
– Зря, зря, Николай Викторыч, ты уезжаешь! Вот ты уже военной юстиции лейтенант, а послужишь еще годиков пять – уже, глядишь, большую звезду дадут… У нас, в военной прокуратуре, продвижение быстрое… – говорил Прокопьев Грядкину. Они сидели в прокопьевском кабинете вдвоем, в одних форменных рубашках, с отстегнутыми галстуками. На столе стоял коньяк, маленькие рюмочки для него и лимон в тарелке.
– Не мое это, Анатолий Кириллович, не мое… ответил Грядкин. – Получается, но душа не радуется. Я хочу быть сам себе хозяин. Сейчас вон – капитализм, зарабатывай, богатей!
– А, вон ты про что… – сказал Прокопьев. – Буржуинствовать захотел?
Он сказал это просто, без насмешки, и Грядкин почувствовал, что Прокопьеву и правда интересно – захотел буржуинствовать Коля Грядкин или нет.
– Захотел… – ответил Грядкин. – Мне нужны деньги. Много денег. Вот говорите – будет у меня через десять лет большая звезда. А квартира у меня какая будет, Анатолий Кириллович?
