Из криков я поняла, что скисла большая кадушка теста. И крат Тотом обвинял в этом рабыню. Как на грех, тесто было не серое, для кормления рабов, а получше, сдобренное мёдом и травами, для старших слуг.
Я знала уже много слов, они запоминались случайно. Очевидно, скучающий мозг искал себе нагрузку. Но говорить я почти не умела. Когда нас выводили с кухни, я немного отстала и подошла к скандалящей группе. Крата Тотома я избегала, да и вообще не видела особой разницы между низким начальством. Все казались одинаковыми. Поэтому я подошла к крату Партону, такой риск мне показался меньше, и тыкая рукой на щелочной раствор, который использовали для мытья посуды и полов, для стирки и уборки, сказала:
— Это… Это немного лить, быстро… — тут я запнулась, я не знала слов «мешать», «перемешивать», поэтому просто показала руками, как размешивают ложкой в миске.
Крат Партон вскинул бровь и что-то быстро произнес.
— Я не понимаю — потом подумала и сказала на местном — Я не знать!
Он повторил медленно:
— Зачем это лить туда?
— Будет… — как сказать «пышный хлеб»? — будет вкусно!
С этими словами я развернулась и поспешила за дверь, но крат Партон поймал меня за рукав и показал знаками — бери и делай.
Я немного посомневалась. Если я опоздаю и крата Сана заметит — будет бить. Но если останусь — может быть дадут сыра или масла? Есть мне хотелось почти всегда. Ноющее чувство голода было привычно, но избавится от него, пусть и ненадолго, мне бы хотелось.
Я взяла большую миску, поварешку, отделила туда часть скисшего, уже жидковатого теста из кадушки, поставила на плиту большую сковородку и пальцем показала, что мне нужен вон тот кусок сала. Сало я наколола на небольшой нож. В горшке, где стоял зольный отвар, набирали соду для всего. Для еды из початого я брать не стала. Рядом стояли полные горшки, закрытые дощечками. Там точно никто не ползал грязной посудой. Поэтому я зачерпнула немного оттуда кружкой, влила в тесто и быстро размешало. Кислота и щелочь дали реакцию и тесто начало слегка пенится. Я посмотрела и добавила еще ложку зольного отвара. Куском сала, наколотого на нож, смазала разогретую сковороду и большой ложкой плеснула четыре порции теста. Оладьи быстро поднялись, я перевернула и дожарила. Скинула на разделочную доску и допекла остальное тесто. Было его совсем не много. Три сковороды по четыре оладьи. Не пирожные, конечно, но все равно должны быть вкусные!
Повернулась от плиты и увидела, как в дверь стремительно входит крата Сана. Я не успела увернутся, как пощечина опрокинула меня на пол. Но больше она меня не била — её руку перехватил крат Партон. Что-то быстро сказал ей. Она встала в стороне. Он кивнул мне на лепешки и сказал:
— Ешь!
Уговаривать меня не пришлось. Я схватила сразу две, из первой партии, они были восхитительно теплые и пышные. Кусать я начала их по очереди. Взять еще одну я не успела — крат Партон протянул руку и, взяв одну лепешку с доски, откусил маленький кусочек. Все это время и рабыня, по чьей вине скисло тесто, и крат Тотом стояли и молча наблюдали. Сейчас крат Тотом тоже взял одну. А крата Сана кивнула мне головой и сказала:
— Иди!
Я знала, что она очень злится, что пришлось снова спускаться по лестнице. Но выбора у меня не было. По дороге она дважды срывала на мне раздражение.
Утром, после завтрака, как только мы поднялись в мастерскую и сели за работу, зашла та самая женщина в обруче на голове, но уже в другом, еще более красивом платье и ткнув в меня пальцем вышла. Я видела ее второй раз, но узнала. Я вопросительно уставилась на крату Сану.
— Иди! — недовольно поджав губы приказала она. За дверью не было этой дамы, но стояла служанка, не рабыня, без ошейника и в теплом платье. Она взяла меня за руку и повела по кольцевому коридору. Потом на два этажа вниз, потом еще по коридору.
Комната, куда она меня впихнула, была рабочим кабинетом. Стол завален странными листами и свитками, две масляные лампы — что бы было светлее вечерами. И даже узкое окно со стеклом. За столом в кресле со спинкой сидела дама в обруче, а сбоку от стола на простом стуле сидел крат Партом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Они что-то обсуждали с дамой, даже немного спорили. Но она держалась вежливо и терпеливо, хотя и была выше статусом.
Крат Партом развернул стол лицом ко мне и начал спрашивать. Понимала я не всё. Иногда отрицательно трясла головой, иногда показывала руками. Но суть разговора была следующая:
— Умеешь готовить?
— Да.
— Для господ готовила?
— Нет.
— Для слуг?
— Нет.
— Для кого?
— Я сама госпожа.
— Но готовить умеешь разное вкусное?
— Да!
— Откуда?
— Нравилось. Люблю. Училась.
— Долго?
— Долго.
Так я попала на кухню.
Мне дали чистое платье и фартук, который меняли каждый день. Не всегда фартук был целым, иногда попадался со штопкой или с дыркой. Но всегда — чистый! Свое платье я сняла и спрятала. Ночью, когда разрешали спать, я стирала и меняла их.
Первые дни я чистила овощи, резала и шинковала. Не все овощи и фрукты были мне знакомы.
Я спрашивала, не все понимала, но повторяла слова. Много говорила. К вечеру уставала. Готовили всё в очень больших объемах. Но здесь было интереснее и кормили значительно лучше и не два, а три раза в день. В кашу на молоке клали даже масло. Хлеб был светлый и вкусный, к каждой еде давали кусочек сыра или пару ложек творога и можно было есть кожуру от яблок и некоторых фруктов. За это не ругали.
Крат Партом часто смотрел и проверял. Я попала не на участок, где готовят для рабов и слуг, а на участок, где готовят для господ.
Главный тут был крат Партон. Он сам готовил мясные блюда для господ, два его помощника, крат Фага и крат Груф занимались гарнирами, на крате Пирке была сладкая выпечка и хлеб. У всех у них было по нескольку рабов в помощь. Отдельно, в углу с большими чанами и сливом на улицу мыли посуду.
Из фруктов делали джемы и варенье. Иногда на меду, иногда на сахаре. Сахар берегли, он — дорогой. Напитки готовили в самом дальнем конце, в отдельной комнатке. Туда меня не пускали. Там, кроме всего, варили и пиво для господского стола.
Еда, кстати, была довольно примитивной. Из знакомых круп были гречка и пшенка. Еще два вида были мне неизвестны. Из овощей я узнала капусту, свеклу и тыкву. Такие же, как были дома. Морковь почему-то тут была фиолетового цвета. А на вкус и по форме — как хорошая каротель. И что-то среднее между репой и редькой. С сочной острой желтой мякотью. Этот овощ подавали сырым почти ко всем мясным блюдам.
Карвингом я занималась когда-то для себя. Хотя и муж любил забавные украшения для стола. Никаких особых высот я в этом не достигла, но решила попробовать это здесь. Долго искала подходящий нож, а когда нашла — стала держать его под рукой. Глядя на мои простецкие резные изделия крат Партон долго сомневался и морщил нос. Он не был злым, но не хотел рисковать местом и рассердить хозяев.
Первая фигурная нарезка отправилась на господский стол через две или три недели, утром, под сомневающимся взглядом крата Партона.
Второй раз он не решился на такой подвиг. Но когда в обед местную репу я, как принято, нарезала тонкими полукружьями, на кухню явилась дама в обруче на волосах.
Звали ее крата Фога. Она управляла замком и была родней хозяев. Это я уже знала.
Не поняла, о чем она говорила с кратом Партоном, это было слишком быстро для меня, но с тех пор нарезка овощей на господский стол стала моей обязанностью. Я использовала и простые приемы карвинга и обычную тонкую нарезку и праздничную выкладку овощей. Пусть не те инструменты, но самое примитивное было мне вполне по плечу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Иногда крат Партон стал давать мне в обед кусочек мяса. И часто — кружку крепкого бульона.
Я чувствовала себя окрепшей. Я даже несколько раз мылась горячей водой. И мне пришлось сплести шнурок из тонких полосок кожи, которые мне принес крат Партон, и повязывать волосы — они быстро отрастали и падали на глаза.
