После этой беседы Нурумов понял, что, анализируя ветровые волны и аварии в горах, он как бы составлял мозаичную картину из отдельных деталей. Но до цельной картины было еще далеко.
К созданию своей модели Нурумов шел мучительно долго. Он знал, что многие обожгли себе руки на попытках смоделировать атмосферные процессы. Но первый, пусть и не оконченный, вуз сделал его инженером. Ему было труднее, чем «чистым» метеорологам, заниматься одной лишь качественной оценкой атмосферных процессов. Сейтабыза тянуло все поверить числом и экспериментом. К тому же в Ленинграде он работал механиком на кафедре своего института. Здесь он научился столь нужному для экспериментатора умению самому воплощать в стекле и металле все, что необходимо.
Одними из первых, кто пытался решить проблему моделирования атмосферы, были математики. Но математический аппарат пасовал перед реальными горами и бурными процессами в атмосфере. Все приходилось упрощать: гору принимали, к примеру, за прямоугольник, а небо считали, как в древности, твердью и ограниченным куполом, атмосферу же — бесконечной.
Для решения некоторых сугубо теоретических задач такие методы, может быть, и подходили, но реальной картины воздушных волн в набегающем на гору потоке они дать не могли.
Тогда проблему решили взять, так сказать, в лоб, с «позиции силы». В небо над горами поднимались самолеты. Запускались шары-зонды, качающиеся на невидимых волнах, как поплавки. В тяжелых, подчас небезопасных условиях были получены интересные результаты. Однако все горные цепи при всех погодных ситуациях так не прозондируешь: у каждой горы свой норов.
Оставался третий, более безопасный путь: учесть данные, полученные в натурных опытах, и воспроизвести картину атмосферных процессов в лаборатории. Когда эта идея пришла в голову Сейтабызу, он не стал спешить с ее воплощением: а что, если по этому пути уже шли другие?
И вот снова библиотека, горы литературы на разных языках. Сейтабыз нашел предшественника. Им оказался ученый из университета Гопкинса в Балтиморе профессор Роберт Лонг: в лабораторной установке он заменил воздух соленой водой, а по дну лотка тянул макет горы, наблюдая, какие при этом возникают волны. Ему удалось воспроизвести некоторые атмосферные процессы, но происходящие невысоко над горами.
Что чувствовал Сейтабыз, впервые познакомившись с работами Лонга? Страх, что большой ученый уже шел по этому пути, но достиг немногого? Быть может. Молодость, однако, не признает авторитетов... И все-таки недостатки опытов Лонга призывали к осторожности. Вот почему свои первые эксперименты Нурумов делал тайно, в основном, когда рабочий день в институте уже заканчивался, кое-кто посматривал на молодого исследователя искоса: стоит ли заниматься тем, что заведомо не ведет к реальной цели?
Но Нурумов продолжал свой «спор» с профессором Лонгом. Вот им собрана более совершенная, чем у американского коллеги, установка. Вот получены лучшие, чем у того, результаты. Но как сообщить об этом Лонгу, обменяться опытом? Просто написать в Балтимор? Однако как там отнесутся к никому еще не известному научному сотруднику из Алма-Аты?
Однажды в столицу Казахстана приехала делегация американских метеорологов. Сейтабыз сопровождал гостей, показывал им город. И спросил их, знают ли они профессора Лонга, рассказал о своих первых результатах по моделированию.
Гости, казалось, не очень заинтересовались сообщением Сейтабыза. Однако год спустя, когда делегация советских метеорологов была в Вашингтоне, им сообщили, что работами Нурумова из Алма-Аты интересуется профессор Лонг из Балтимора.
Наши специалисты переглянулись: это имя мало что им говорило. Но они записали его для памяти в блокноты. А вскоре из Москвы, из Института физики атмосферы АН СССР, в Алма-Ату приехал профессор, ныне член-корреспондент АН СССР Г. С. Голицын. Ознакомившись с работой Нурумова, он сделал все возможное, чтобы помочь ему. Ученые из Алма-Аты, Киева, Ташкента, Еревана также поддержали молодого исследователя. И это тем более знаменательно, что речь шла об открытии, от которого вряд ли можно было ждать сиюминутного результата...
Сейтабыз немало прошел по крутой тропе, ведущей к вершине, прежде чем к нему пришла помощь. «Классических» метеорологов не очень интересовали локальные прогнозы погоды где-то на удаленных вершинах — они предсказывали погоду на огромных площадях. Поначалу довольно прохладно отнеслись к его работам и авиаторы: им, верующим в силу крыльев и моторов, казалось, что нет такой вершины, которую нельзя облететь.
Нурумов трудился там, где делается большинство открытий, на «ничейной земле», на стыке наук. Однако он никогда не чувствовал себя одиноким в своих поисках. С самого начала ему повезло: заведующий лабораторией, в которой он работал, стал не только его учителем, но и другом на всю жизнь. Его имя Николай Федорович Гельмгольц.
Нет, учитель не сразу признал правоту своего ученика. Они были и остаются выходцами из разных эпох: первый применял в экспериментах воздушные змеи, второй опирается в некоторых работах на исследования, сделанные с помощью спутников. И в модель Нурумова он поначалу не верил. Но когда Сейтабыз показал учителю свою установку, Гельмгольц понял, что у парня не только золотая голова, но и хорошие руки. И он повез его к специалистам, которые могли по достоинству оценить талант молодого экспериментатора.
Установка Нурумова выглядела так: прозрачный, похожий на аквариум сосуд, а в нем модель горы. Жидкость вокруг «горы» — имитация атмосферы. Пока она не движется, «погода» безветренная. Но вот заработали насосы. Подкрашенные струйки жидкости разной плотности, не смешиваясь, обтекают модель. На «подветренной» стороне струйки закручиваются, значит, там образовались вихри; на «надветренной», за горой, отстают от модели, вызывают подсос воды. Видно, как на экране: попади сейчас самолет в эти потоки, его завертит, словно ветку, а то и швырнет наземь.
Можно менять плотность горизонтальных слоев, соотношение плотностей — изменится картина набегающего ветра, его скорость, плотность потока. Можно поместить в установку горы любой, самой сложной конфигурации — такие, какие бывают в жизни, — и налицо реальная картина стихий, которая в естественных условиях остается невидимой и нередко приводит к катастрофам.
В Новосибирске, куда приехали Гельмгольц и Нурумов, модель Сейтабыза произвела впечатление. Здесь, в Институте теплофизики Сибирского отделения АН СССР, понимали, как сложно создать модель реального горного ветра с его перепадом плотностей. Увидев, как слои в установке Нурумова движутся один по другому, не смешиваясь, профессор С. С. Кутателадзе не стал ждать, пока Сейтабыз соорудит макет горы, бросил в движущийся поток гайку и стал наблюдать, как тот ее обтекает...
С тех пор в установке Нурумова «побывали» макеты гор с разных частей света — Сьерра-Невада и Анды, Урал и Кавказ. И всюду рождались волны, отлично совпадающие с теми, что возникали при запуске шаров-зондов. Оказалось, модель обладает самым нужным для науки качеством — силой прогноза: с ее помощью можно определить картину атмосферных процессов даже в тех горах, где натурные исследования никогда не производились. «Наблюдения за состоянием атмосферных процессов в таких областях достаточно трудны, численные расчеты картины обтекания громоздки, и здесь много еще теоретических трудностей, — пишет академик А. М. Обухов. — В работах С. Ж. Нурумова разработан простой и эффективный способ моделирования этих интересных явлений, который дает результаты, совпадающие с результатами наблюдений и расчетов там, где их удалось провести. Его установка для моделирования изучаемых явлений является уникальной и во многом превосходит аналогичные установки, имеющиеся в США и в Австралии. Ее создание открывает новые перспективы в этом направлении метеорологии и имеет большое научное и практическое значение».
Менделеев говорил: «Сказать, оно конечно, все можно, а ты пойди демонстрируй!» Убедительность открытия Нурумова в его наглядности. В особенности это проявилось в 1974 году при выступлении Нурумова на Первой среднеазиатской (а по своему составу — Всесоюзной) конференции молодых специалистов гидрометслужбы. Ташкент — один из крупнейших в стране центров гидрометеорологии, и здесь трудно кого-нибудь удивить. Но когда выступал Сейтабыз, остальные секции прервали работу — все собрались на его доклад.
В Ташкенте Нурумов был награжден грамотой «За высокий уровень научной работы», а позднее он стал лауреатом премии комсомола Казахстана.
