Начался продолжительный бой. Раздавался рёв; битва то разгоралась, то ослабевала; борьба происходила повсюду, на влажном красном песке, в кустах и на травянистых полянах. На одного волка приходилось по два дола. Зато дрались все волки, составлявшие стаю; не только короткие, высокие, широкогрудые охотники с белыми клыками, но и волчицы с тревожными глазами, которые сражались ради своих детёнышей; попадались и годовалые волчата, ещё не сбросившие с себя первого пушка, которые бились рядом со своими матерями. Вам надо знать, что волк всегда хватает за горло или кусает за бок, дол же, по большей части, бросается на живот; поэтому, когда рыжие собаки выходили из воды, поднимая головы, преимущество было на стороне волков. На суше же волки страдали. Но и в воде, и на берегу нож Маугли мелькал без остановки. Его Четверо пробились к нему. Серый Брат сжался между коленями юноши, защищая его живот; остальные трое охраняли его спину и бока. Когда удар воющего дола сбивал с ног Маугли, его братья становились над ним. Всё остальное смешалось в кучу; это была сомкнутая, метавшаяся толпа, которая двигалась вдоль берега, справа налево и слева направо, а также постоянно медленно вращалась вокруг собственной оси. То вздымался холм, точно водяной пузырь в водовороте, и рассыпался тоже, как водяной пузырь, выбрасывая четверых-пятерых искалеченных рыжих собак, которые старались снова попасть в центр; то волк вытаскивал из толпы вцепившегося в него дола; то два дола вытягивали волка и загрызали его; тут годовалый мёртвый волк, сжатый со всех сторон, поднимался над толпой, а его обезумевшая от немой ярости мать, лязгая зубами, каталась и рвала врагов; там, в середине самой гущи сражающихся волк и дол, забыв обо всём остальном, старались схватить друг друга за горло, но толчки других свирепых бойцов отбрасывали их в разные стороны. Раз Маугли встретил Акелу; два дола нападали на него, а далеко не беззубые челюсти Одинокого Волка сжимали ляжку третьего; потом юноша увидел Фао, который запустил свои зубы в шею дола и тащил сопротивлявшегося зверя, чтобы предоставить однолеткам покончить с ним. Главная часть битвы представляла из себя какой-то невероятный хаос, смешение во мраке; всё сливалось воедино: удары, прыжки, стоны, короткий лай, суета; всё кружилось вокруг Маугли, позади него, впереди, над ним, повсюду. Ночь проходила; быстрое головокружительное движение усиливалось; долы боялись нападать на самых сильных волков, однако не решались и обратиться в бегство. Маугли чувствовал, что подходит конец, и бил долов так, чтобы только калечить их. Годовалые волки становились смелее; время от времени можно было перевести дыхание, перекинуться словом с другими, и порой одного блеска ножа бывало достаточно, чтобы дол отскочил.
– Скоро из-под мяса покажется кость! – провыл Серый Брат.
Он был весь покрыт кровью, лившейся из множества неглубоких ран.
– А всё-таки ещё остаётся разгрызть кость, – ответил ему Маугли. – Эовава! Вот как действуем мы в джунглях.
И красное лезвие, точно пламя, скользнуло вдоль дола, задние ноги которого скрывались под телом большого волка.
– Это моя добыча, – сморщив ноздри, фыркнул этот волк. – Предоставь его мне.
– Разве у тебя в желудке всё ещё пусто, пришелец? – спросил Маугли.
Вон-толла был страшно изранен, тем не менее его зубы парализовали дола, который не мог повернуться и дотянуться до него.
– Клянусь быком, который купил меня, – с недобрым смехом сказал Маугли, – это бесхвостый!
И действительно, Вон-толла держал крупного, тёмного вожака.
– Неблагоразумно убивать детёнышей и волчиц, – продолжал Маугли, отирая рукой кровь со своих глаз, – в таком случае следовало убить также и пришельца, и, мне кажется, Вон-толла тебя убивает.
Один дол кинулся на помощь к своему вожаку, но раньше, чем его зубы схватили Вон-толла за бок, нож Маугли полоснул его по горлу, а Серый Брат докончил дело.
– Вот как делается у нас в джунглях, – сказал Маугли.
Вон-толла не ответил; челюсти пришельца всё сильнее сжимали спинной хребет вожака, но его собственная жизнь убывала. Дол вздрогнул; его голова опустилась; он перестал двигаться; Вон-толла упал на него.
– Хо! Долг крови уплачен, – сказал Маугли. – Спой песню Вон-толла.
– Он перестал охотиться, – ответил Серый Брат. – Да и Акела что-то уж долго молчит.
– Кость перегрызена! – прогремел Фао, сын Фаона. – Они убегают, кончайте, кончайте с ними, охотники Свободного Народа!
Один за другим долы уходили с этих тёмных и окровавленных песков в реку, в чащи джунглей, вверх или вниз по течению, спеша туда, где был свободен путь.
– Долг! Долг! – закричал Маугли. – Уплатите долг! Они убили Одинокого Волка! Не позволяйте ускользнуть ни одной собаке.
С ножом в руке юноша мчался к окраине берега, чтобы остановить всякого дола, который решится войти в воду; в это время из-под груды девяти убитых рыжих собак показалась голова Акелы и его передние лапы. Маугли опустился на колени подле Одинокого Волка.
– Ведь я же говорил, что это будет мой последний бой, – задыхаясь, прошептал Акела. – Это отличная охота. А ты, Маленький Брат?
– Я жив и убил многих.
– Да. Я умираю, и мне хотелось бы… хотелось бы умереть подле тебя, Маленький Брат.
Маугли положил страшно израненную голову Акелы к себе на колени и обвил руками его разорванную шею.
– Давно прошли старые дни Шер Хана, когда человеческий детёныш валялся в пыли.
– Нет, нет, я волк. У меня одна кожа со Свободным Народом! – с жаром произнёс Маугли. – Я не хочу быть человеком.
– Ты человек, Маленький Брат, – сказал Акела. – Ты человек, в противном случае, стая разбежалась бы перед нападением долов. Я обязан тебе жизнью, а сегодня ты спас и стаю, как я однажды спас тебя. Разве ты забыл? Теперь все долги заплачены. Иди к своему племени. Повторяю тебе, глаз моего глаза, эта охота окончена. Иди к своему племени.
– Никогда не уйду; я буду охотиться в джунглях. Ведь я же говорил это.
– После лета наступают дожди, после дождей приходит весна. Вернись к своим раньше, чем тебя прогонят.
– Кто прогонит меня?
– Маугли прогонит Маугли. Вернись к своим! Иди к людям.
– Когда Маугли прогонит Маугли, я уйду, – ответил юноша.
– Теперь всё сказано, – произнёс Акела. – Можешь ли ты, Маленький Брат, поднять меня на ноги? Ведь я тоже был вожаком Свободного Народа.
Очень осторожно Маугли снял с Акелы трупы и, нежно обняв обеими руками умирающего, поставил его на ноги. Одинокий Волк глубоко вздохнул и начал Песню Смерти, которую вожак стаи должен петь, умирая. Его голос крепчал, возвышался, звенел, пролетая через реку. Наконец Акела дошёл до последнего возгласа: «Хорошей охоты!» Он освободился из объятий Маугли, высоко подпрыгнул и упал на свою последнюю и страшную добычу, на убитых им долов.
Последние из обратившихся в бегство долов были настигнуты и перебиты безжалостными волчицами; но Маугли ничего не замечал, ни на что не обращал внимания; он сидел, опустив голову на колени. Мало-помалу шум и вой затихли; волки, хромая, с запёкшимися ранами вернулись назад, чтобы сосчитать потери. Пятнадцать охотников и шесть волчиц лежали мёртвые подле реки; остальные же, все без исключения, были ранены. Маугли всё сидел неподвижно, сидел до самого холодного рассвета. Вот влажная окровавленная морда Фао опустилась на его руку; Маугли отодвинулся, чтобы показать ему худое тело Акелы.
– Хорошей охоты, – сказал Фао, обращаясь к Одинокому Волку, точно тот всё ещё был жив, потом, взглянув через своё искусанное плечо, крикнул: – Войте, собаки, в эту ночь умер волк!
Но изо всей стаи в двести долов-бойцов, которые хвастались, что все джунгли – их джунгли, что ни одно живое существо не может противиться им, ни один не вернулся в Декан, чтобы повторить эти слова.
Лев Толстой
Собака и её тень
Собака шла по дощечке через речку, а в зубах несла мясо. Увидала она себя в воде и подумала, что там другая собака мясо несёт, – она бросила своё мясо и кинулась отнимать у той собаки: того мяса вовсе не было, а своё волною унесло.
И осталась собака ни при чём.
Константин Ушинский
Петух да собака
Жил старичок со старушкой, и жили они в большой бедности. Всех животов у них только и было, что петух и собака, да и тех они плохо кормили. Вот собака и говорит петуху:
– Давай, брат Петька, уйдем в лес: здесь нам житье плохое.
– Уйдем, – говорит петух, – хуже не будет.
Вот и пошли они куда глаза глядят. Пробродили целый день; стало смеркаться – пора на ночлег приставать. Сошли они с дороги в лес и выбрали большое дуплистое дерево. Петух взлетел на сук, собака залезла в дупло и – заснули.
Утром, только что заря стала заниматься, петух и закричал: «Ку-ку-ре-ку!» Услыхала петуха лиса; захотелось ей петушьим мясом полакомиться. Вот она подошла к дереву и стала петуха расхваливать:
