– А как же диплом?
Поверить не могу, что я отстаиваю свое право ходить в школу.
– Ты умеешь читать, писать, складывать, вычитать. У тебя есть возможность устроиться на хорошую работу. Для чего тебе эта бумажка? Мне важно лишь одно: чтобы ты знал Писание.
Дилл оттирал блюдо.
– Лидия собирается поступать во все лучшие университеты Америки; а моя мама тем временем советует мне бросить школу.
– Папа Лидии – дантист, и мама у нее тоже работает. У них нет таких долгов, как у нас. Бессмысленно сравнивать себя с ней.
– Бессмысленно, верно.
– Твой папа не заканчивал старших классов. А я бросила школу, чтобы выйти за него.
Дилл поставил блюдо, повернулся и недоверчиво посмотрел на мать.
– Ты же не думаешь, что меня это должно убедить.
– Однажды ты поймешь, что от своего имени не уйти.
Однажды?
– Ага, возможно, уже в этом учебном году, в школе. Там мне очень настойчиво пытаются это втолковать. Спокойной ночи.
Дилл поставил блюдо в треснувшую белую сушилку из пластмассы и пошел в свою комнату. Взявшись за ручку двери, приподнял ее на сломанной дверной петле и закрыл. Сел на свою односпальную кровать – единственный предмет мебели в комнате помимо комода фирмы Goodwill. Бугорчатый матрас крякнул под его весом. Дилл вставил свой новый диск в старенький CD-плеер, который ему когда-то отдала Лидия. Воткнул наушники в уши и лег, положив руки под голову.
Порой музыка была лучшим лекарством от одиночества. Но иногда он чувствовал себя так, словно сидел на дне высохшего колодца и смотрел вверх, в небо, и музыка не помогала. Сегодняшний день стал для него началом конца, а для Лидии был началом начала. Дилл вздохнул.
Никакой песне не под силу это исправить.
6
Лидия
Когда Лидия вернулась домой, ее родители смотрели телевизор, сидя на диване в гостиной. Мама – с бокалом красного вина, подоткнув ступни под папину ногу. Перед ними, на кофейном столике из переработанной древесины, стояла коробка с пиццей. У папы Лидии была особая любовь к индустриальному антиквариату. Он заполнил этими вещицами весь их дотошно восстановленный дом в викторианском стиле. Порнографией ему служил каталог реставрационного оборудования.
– Привет, детка, – сказал ей папа. – Хорошо съездила в Нэшвилл?
Лидия подняла пакеты с одеждой вверх.
– Я понял. «Эл Гор» тебя не подводил?
– Настоящий Эл Гор, который живет в Нэшвилле? Мы не пересекались.
– Твой автомобиль, «Эл Гор». С ним все нормально?
«Эл Гор» (первый «приус» в Форрествилле) достался Лидии по наследству от отца.
– Не, он нас не подводил. – Лидия скинула сапоги и, плюхнувшись на диван по другую сторону от отца, тоже засунула ступни под его ногу.
– Ты не голодна? – спросила мама. – У нас тут пицца из Pizza Garden.
– Этому городу нужна нормальная пиццерия, – заявила Лидия.
– Еще годик – и ты окажешься в каком-нибудь потрясающем большом городе, где будет столько пиццерий, что всего и не перепробуешь, – сказала мама.
– Ага, – ответила Лидия, – но год – долгий срок, если учесть, что ровно столько мне еще есть второсортную пиццу.
– Ты такой сноб, – сказал ее папа. – Эта пицца вполне нормальная. Разве пицца вообще может быть плохой?
– «Сноб» – в данном случае синоним фразы «человек, у которого разборчивый вкус», но я соглашусь с тем, что Pizza Garden более-менее справляется с задачей, по крайней мере, если не брать в расчет пиццу с ветчиной и ананасами.
– Это относится ко всем пиццериям, – заметил отец. – Давай, съешь кусочек.
– Не стоит.
– Стоит.
– Мне лень вставать.
Папа наклонился, взял коробку с пиццей и передал ее Лидии.
– Вас покормить, миледи?
– Замолкни. – Она взяла кусок пиццы у него из рук.
– Лидия, перестань, – фыркнула ее мама.
Лидия сняла очки и вытерла смазанную тушь.
– Жаль, что я не могу потусить здесь с вами. Мне сегодня нужно писать в блог. Подписчики ждут пост о школе.
– Дело твое, – ответил папа. – Но прежде сходи-ка посмотри, что там лежит в кухне, на столешнице. В твое отсутствие к нам заглядывала школьная фея. Мы пытались сказать ей, что ты ведешь себя плохо: например, говоришь своему папе «замолкни», – но она не стала нас слушать.
Лидия игриво закатила глаза, встала и направилась в кухню. На столешнице лежал новенький макбук, обвязанный красной ленточкой. Лидия поднесла руки ко рту и завизжала. Если и был у нее в душе какой-то осадок после ссоры с Диллом, то он вмиг испарился. Она побежала в гостиную и принялась обнимать родителей, отчего ее мама едва не пролила вино на диван.
– Нам же не нужно, чтобы твой компьютер подвел тебя в момент подачи заявления в вуз или написания вступительного сочинения, – произнес папа.
– Я люблю вас, чуваки, даже несмотря на всю вашу страсть к второсортной пицце.
* * *
Лидия взбежала на второй этаж. Ее папа всегда с горькой иронией отзывался о том, что она оккупировала целый этаж дома. Ее родители занимали одну спальню, она – вторую. В остальных двух комнатах располагались гардеробная Лидии со множеством вешалок на колесиках и ее рабочий кабинет, где она шила.
Лидия сидела у себя в спальне, за лаконичным современным столом, купленным в Ikea во время поездки в Атланту. Ожидая, пока загрузится ее новый ноутбук, она просматривала фотографии на телефоне, попутно выкладывая лучшие кадры в Instagram и Twitter.
Ее телефон издал звуковой сигнал. Сообщение от Далии Уинтер: «Уф, завтра в школу!».
С Далией ее свел интернет, а потом они подружились и в реальной жизни. Этим летом Лидия провела две недели в Нантукете, в летнем доме, принадлежащем семье Далии. Возвращаться после этого в Форрествилл было непросто. Зато Лидия утвердилась во мнении, что они с Далией станут отличными соседками по комнате, когда будут учиться в Нью-Йоркском университете, которые обе выбрали в качестве приоритетного вуза. Лидия очень надеялась, что ей повезет и она туда попадет. В том, что поступит Далия, сомнений не возникало. Ее матерью была скандально известная своей деспотичностью Вивиан Уинтер, главный редактор журнала Chic Magazine. Далия могла без труда поступить в любой университет, который придется ей по вкусу, но ей хотелось быть ближе к сердцу модной индустрии, к тому же явно нравилось тусоваться с теми, кто ниже ее по общественному статусу. Отсюда и ее дружба с «бедной» девочкой из Теннесси.
«Вот именно, уф. Ты не представляешь, насколько ужасна моя школа», – написала Лидия.
«Сочувствую. У нас тоже от школы мороз по коже».
«Могу поспорить, что в академии Филлипса в Эксетере все иначе, нежели в школе Форрествилла. Когда у вас начинаются занятия?»
«Ага, возможно. В сентябре».
«Ненавижу тебя (но любя)».
«ЛОЛ, пора бежать, дорогая. Не грусти там, в своей деревеньке».
Лидия отложила телефон и принялась писать пост о поездке в Нэшвилл и о шопинге в «Чердаке», а также изложила некоторые свои мысли по поводу начала учебного года. В какой-то момент она застопорилась и решила отвлечься.
Скачав фотографии из поездки в Нэшвилл на свой новый компьютер, она стала разбирать папку. Вот Трэвис, опирающийся на свою дубинку и изо всех сил старающийся принять угрюмый вид. Открыв новую вкладку, она зашла в почту и вложила фотографии в адресованное ему письмо.
«Ты можешь себе представить: в Нэшвилле мы столкнулись с Рэйнаром Нортбруком (верно написала?). Он просил передать привет. Полюбуйся».
Потом она начала просматривать фотографии, на которых был Дилл: отстраненный, потерянный, загнанный в угол.
Лидия почувствовала уже знакомый ей укол вины и сожаления оттого, что не может использовать эти снимки для своего блога. Когда она ездила на неделю моды в Нью-Йорк, ей удалось поприсутствовать на встрече подростков, которые вели модные блоги. Группа ребят в возрасте от тринадцати до семнадцати лет говорила про контент и сохранность бренда.
«Это так отстойно, когда твои друзья далеки от моды и выглядят соответствующе, и ты не можешь ни рассказать о них, ни показать их в своем блоге. Так неудобно объяснять. Что? Ты что, хочешь сказать мне: „Слушай, прости, но твой стиль дерьмо, поэтому я не могу признаться людям, что я с тобой общаюсь?“. Но такова реальность», – произнесла тогда тринадцатилетняя девочка из Йоханнесбурга таким тоном, будто разочаровалась в жизни, а слушатели понимающе закивали.
Лидия просто сидела и помалкивала. О, я могла бы рассказать вам кое-что о друзьях, которые далеки от моды.
Трэвис был в этом смысле безнадежен и плевать на это хотел.
Дилл? С ним все обстояло иначе. Высокий, с этими темными задумчивыми глазами, острыми скулами, густыми темными волосами (которые она стригла), худощавыми, угловатыми чертами лица и полными выразительными губами – он, вероятно, и недотягивал до ванильных стандартов красоты Форрествилла, но запросто мог бы работать моделью на показах Prada или Рика Оуэнса.
