будут огромные неприятности, если вы немедленно не одумаетесь. Не будьте же неблагодарной свиньей, пожалейте хотя бы своих несчастных родных!
Ну, вот мы и перешли от уговоров к угрозам и к брани. Нашел кого пугать… Меня и лестью-то не возьмешь, я ему не наивный Южанский. «Не верь, не бойся, не проси» — это негласный девиз моего поколения, выросшего в 90-е. Так что не по адресу он со своими угрозами. Мне самому это помилование даром не нужно, и позорить честь Павла Стоцкого я тоже не стану.
А вот почему так необходимо получить мое прошение, я кажется, начал понимать. Второй раз нас вешать царь видимо остерегается — «общественность» требует проявить милосердие к нам с Петром. Но просто пойти на поводу у дворян, император не может. Не комильфо. Это для него будет проявлением слабости. Значит, любой ценой нужно, чтобы я раскаялся и сам униженно умолял царя о помиловании, а царь-батюшка, так и быть, смягчит мне наказание. Угу… заменит петлю на пожизненную каторгу. Мне даже интересно стало, как далеко зайдет этот Гирс- неужели прикажет солдатам силой выбить из меня прошение?
Я оценивающе посмотрел на дознавателя и понял, что нет — не рискнет. Если военные вдруг узнают, что боевого офицера, героя войны избивали солдаты, заставляя написать прошение о помиловании, то скандал поднимется страшный! А они точно узнают. Солдаты о таком молчать не станут и обязательно доложат своим офицерам, а те коменданту. Да, тот же писарь, затаившийся сейчас в углу, обязательно кому-нибудь проболтается.
— Что ж, я хотел пощадить ваши чувства, Павел Алексеевич, но вынужден открыть вам глаза, дабы у вас не оставалось никаких наивных иллюзий по поводу своей героической особы! — Гирс презрительной усмешкой протянул мне исписанный фиолетовыми чернилами лист, лежавший до этого в кожаной папке. Потом со злорадством уставился на меня, с нетерпением ожидая моей реакции.
Я вчитался в рукописный текст, продираясь сквозь идиотские завитушки, обилие твердых знаков и всяких «i». Про высокий слог, изобилующий заверениями в верноподданических чувствах к государю, вообще молчу — нормальному человеку читать эту галиматью просто невозможно! Но хоть и с трудом, я все же осилил весь текст, уж больно содержание там было увлекательное. Донос самый настоящий! Про то, как Стоцкий собирал друзей у себя в особняке на Большой Морской, как он шикарные обеды закатывал для заговорщиков, и про крамольные речи, которые они все там вели, открыто замышляя убийство императора и всей императорской семьи. Подписано…Стоцким Сергеем Алексеевичем. Неожиданно!
Вот же гад мстительный, этот Гирс! Решил меня добить предательством младшего брата. По мысли чиновника я с расстройства должен сейчас что-нибудь учинить над собой, а как минимум — впасть в истерику. Только Стоцкого это, может, и задело бы до глубины души, но мне-то плевать на этого Каина. Какое мне вообще дело до Сергея, если мы даже с ним не знакомы? Поэтому я лишь равнодушно пожал плечами и вернул дознавателю донос.
Кажется, мое хладнокровие потрясло Гирса. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но лишь молча захлопнул его. Слова, наверное, все закончились. Потом, укоризненно покачав головой, он все-таки высказал свое возмущение
— Да, что ж вы за человек такой бездушный, Павел Алексеевич, вас вовсе ничего не трогает⁈
— А вы ждали, что я зарыдаю? Или чувств лишусь, как кисейная барышня? Передайте брату, что бог ему судья, а я его прощаю. И думаю, теперь нашей семье опала императора точно не грозит. Этим доносом себе брат индульгенцию купил.
Шах и мат тебе, дознаватель! Дальше меня шантажировать больше нечем. Единственный, кого мне по-настоящему жалко — Южинский. Хороший ведь парень, с правильным понятием о чести.
— Что же, господин Стоцкий — развел руками Гирс- Вы сами себе вырыли могилу. Готовьтесь к казни.
— Веревки попрочнее купите! — ухмыльнулся я
— Вас в этот раз расстреляют… — статский советник в задумчивости встал у стола, покачал головой — Одумайтесь, Павел Алексеевич! Всего одна подпись…
— Спешу, аж падаю!
А про себя подумал, что расстрел это гораздо лучше, чем виселица — он-то уж точно не сорвется. Главное теперь своей радости этой сволочи не показать, а то меня быстро сумасшедшим признают. Поэтому морду сделал кирпичом, и демонстративно уставился в потолок.
Поняв, что дальше разводить интриги бесполезно, дознаватель вскоре потерял ко мне интерес. Скривившись, велел секретарю вызвать конвой и приказал отправить меня назад в камеру. Вот и хорошо. Лучше мне свалить отсюда побыстрее, пока не погорел на какой — нибудь ерунде.
* * *
Когда дверь камеры за моей спиной захлопнулась, я привалился к ней спиной и прикрыл глаза. Допрос прошел нормально, но я все равно устал. Не столько физически, сколько морально. А вот конвой мой ушел не далеко — загремел замок соседней камеры. Видимо теперь пришла очередь Южинского пообщаться с Гирсом. Очень надеюсь, что и Петя пошлет дознавателя, куда подальше. Хотя… мне искренне жалко, если его казнят.
Хмыкнув, я подошел к столу и только сейчас заметил, что там стоит миска с чуть остывшей кашей. Ну, да… «щи, да каша — пища наша». Похоже, за время моего отсутствия приходил Прохор, потому что и в чугунной печурке весело пылал огонь, разгоняя по камере приятное тепло. Я поел, пока каша окончательно не остыла, и, стянув сапоги, снова завалился на кровать. Пригрелся под шинелью и даже не заметил, как уснул…
Впервые за долгое время мне снилась жена и дочки. Снился наш загородный дом и бассейн, который я установил для девчонок прошлым летом. Визг, писк и такой родной Ленкин голос, пытающийся утихомирить дочек и прекратить бедлам. Слушал бы и слушал…
—…Абсолютно бессовестные созданья! — наконец, выносит она им суровый приговор и гордо удаляется в беседку, признавая этим свое поражение. Проходя мимо меня, обвиняюще бросает в мою сторону — Все в тебя, между прочим, Костя!
— А то! — довольно улыбаюсь я, поглядывая на резвящихся в воде дочек. Потом потягиваясь, встаю с шезлонга — Ленок, если бедлам нельзя остановить, то что надо сделать? Возглавить!
И через минуту уже сам бухаюсь в бассейн, поднимая кучу брызг к огромному восторгу девчонок. Жена еще пытается делать строгое лицо, но долго не выдерживает и сама же начинает хохотать, наблюдая за тем, как резвится в воде наша развеселая компания…
…Я просыпаюсь с глупой, счастливой улыбкой на лице, все еще оставаясь в той далекой беззаботной жизни, где главным моим огорчением было поражение любимой футбольной команды или большая пробка по дороге на работу. А о чем еще можно печалиться, имея за спиной такой надежный тыл?
Из своих тридцати трех лет я больше половины прожил рядом с Леной. Даже сейчас я до мелочей помню тот момент, когда она впервые раз вошла в наш 10Б класс. Маленькая, худенькая — на фоне наших признанных красоток новенькая смотрелась пигалицей. Но когда она смело направилась к моей парте, я сразу понял — это судьба. Народ конечно, поржал над тем, что из двух свободных мест новенькая выбрала его рядом со мной, а не с красавчиком Женькой Лацисом. И все уже приготовились наблюдать, как сейчас злой Никитин отошьет дурочку, которая позарилась на место, которое он ревностно охранял от посторонних третий год. Но… я только убрал свой рюкзак со стула и переставил стопку учебников на подоконник. На что Инка Панфилова — наша королевишна — обиженно прикусила губу. Её-то сюда я так и не пустил.
Конечно, новенькую на первой же перемене наши попробовали прессануть, она же еще и отличницей оказалась, что нам руссичка тут же поставила в пример. Но пигалица все их насмешки перенесла с удивительной стойкостью и вообще была особой на редкость не конфликтной. А главное — она не посягала на мое жизненное пространство. Кличка, которая прилипла к новенькой с первого дня, полностью отражала ее характер — «чудо луковое». Почему луковое? А фамилия у нее оказалась Луканина.
И вот не прошло недели, как это «чудо» умудрилось вляпаться в неприятности. Вечером иду я с тренировки, расслабленный, умиротворенный, никого не трогаю. В нашем микрорайоне меня каждая собака знает, и все желающие получить в репу, перевелись тут уже давно. Так вот иду я по пустырю за гаражами, слышу громкий гогот Мишани. Ну, этому дебилу лишь бы поржать… Только рядом с ним раздается до боли знакомый голосок
— Отстань дурак, иди своей дорогой!
