Возможно, причиной тому послужила пьеса «Кабала святош», написанная далеко не только о Мольере. Возможно, прототипом Людовика XVII стал, как ни парадоксально, глава Советского государства. И все же, как бы Сталин ни проявлял себя в других ситуациях, в истории с Булгаковым он сыграл явно позитивную роль, защитив писателя от нападок собратьев-литераторов.
30 мая 1931 г. Булгаков отправил Сталину еще одно письмо с такими словами: «Я невозможен ни на какой другой земле, кроме своей – СССР». Потерять родину для него стало бы бедой «похуже запрещения моих пьес» [10, с. 124]. В этом письме, оставшемся без ответа, он снова просил разрешить ему заграничную поездку [6]. Еще на одно письмо, отправленное Булгаковым позже, Сталин также не ответил.
В 1932 г. спектакль «Дни Турбиных» во МХАТе был возобновлен, конечно, не без нажима на советские культурные инстанции со стороны Сталина. Всесильному главе государства понадобилось около двух лет, чтобы переубедить чиновников, что спектакль не носит антисоветский характер. В 1936 г. он же настаивал, чтобы «Дни Турбиных» направили на парижские гастроли.
По тонкому льду
Жизнь Булгакова в 1930-е гг. можно сравнить с прогулкой по острию ножа или по тонкому льду, грозящему вот-вот провалиться. Запреты и разрешения, конфликты и удачи наслаивались друг на друга. Вскоре после описанного разговора Булгаков уже официально числился среди сотрудников МХАТа. Режиссерской задачей стала постановка спектакля по «Мертвым душам» Н. В. Гоголя. Позже Булгаков просил о зачислении и в актерский состав труппы.
В 1931 г. был разрешен к постановке «Мольер» (авторское название «Кабала святош» потребовали снять). Ближе к концу года драматург начал инсценировать «Войну и мир» Л. Н. Толстого. Пьесу по мотивам гоголевской поэмы «Мертвые души» Булгаков закончил в 1932 г. Начал работать над прозаическим произведением «Жизнь господина де Мольера» (закончена в 1933 г.; увы, при жизни автора не публиковалась) и переводами мольеровских пьес. Параллельно драматург сотрудничал с Театром рабочей молодежи (ТРАМ).
В 1933 г. замаячили надежды на постановку «Бега» (увы, не осуществившиеся). В 1934 г. Театр сатиры приступил к репетициям еще одной пьесы Булгакова – искрометно веселой комедии «Иван Васильевич», в которой обыгрывались фантасмагорические перемещения некоего советского человека во времена русского царя Иоанна IV Грозного и обратно в современность (эта история известна нам по фильму «Иван Васильевич меняет профессию», поставленному кинорежиссером Леонидом Гайдаем в 1973 г.). В то же время в Театре им. Евг. Вахтангова репетировалась пьеса «Александр Пушкин». Шла работа над менее крупными произведениями, Булгаков сотрудничал с кинофабриками, принимал участие в радиоспектаклях. Начались съемки фильма «Ревизор» по булгаковскому сценарию (увы, прекратившиеся в 1936 г.).
Вместе с тем на Первом съезде советских писателей в 1934 г. Булгаков не присутствовал – его не позвали, хотя в Союз советских писателей все же приняли. Когда 30 октября 1935 г. Анна Ахматова пришла к Булгаковым с сообщением, что арестованы ее муж искусствовед Николай Пунин и сын, тогда ещё студент Лев Гумилев, Булгаков помог ей составить письмо Сталину. На следующий день Ахматова и Елена Булгакова отнесли письмо в сталинский секретариат, а 4 ноября арестованных выпустили на свободу.
В 1936 г. Булгаков стал либреттистом Большого театра. Началась работа над либретто оперы «Минин и Пожарский», которая была поставлена.
«Мольер» после отрицательных рецензий в прессе был снят с репертуара МХАТа. Режиссеры уговаривали автора спасти спектакль, убрав кое-какие явления и дописав новые, однако уставший от постоянных придирок автор отказался: «Запятой не переставлю» [6]. Примерно в то же время нападкам подвергся также и «Александр Пушкин». Вот так, в силу обстоятельств Булгакову пришлось уходить из МХАТа и перебираться в Большой театр. Среди планов оперных либретто – сюжеты о русском князе Владимире Святом и о Петре I, либретто оперы по произведениям Мопассана на музыку композитора Исаака Дунаевского. А о МХАТе писатель рассказал в «Театральном романе (Записках покойника)», законченном им в 1937 г.
И опять, увы! В 1937 г. вахтанговцы приостановили работу над «Александром Пушкиным». Взамен театр предложил Булгакову поработать над инсценировкой романа «Дон Кихот» Мигеля де Сервантеса или написать пьесу о легендарном русском полководце Александре Васильевиче Суворове. Чтобы читать Сервантеса в оригинале, Булгаков принялся изучать испанский язык. В результате пьеса была написана, но и ее очень долго мытарила советская цензура, не давая разрешения на постановку.
Своего рода благодарностью главе государства за участие и поддержку стала пьеса Булгакова «Батум» (1939), которая, однако, поставлена не была, причем по причине неожиданной: известно, что запрет наложил сам Сталин. Пьеса ему понравилась, но постановку он счел несвоевременной. Булгаков же, не допуская даже возможности такого поворота событий, уже заключал договоры на спектакли, оперы, радиопостановки по своей последней пьесе…
Но лед все-таки треснул.
Возможно, правы те, кто считает неудачу с «Батумом» той самой последней каплей, которая переполнила чашу горестей Булгакова. Полный надежд, он отправился в Грузию – участвовать в работе над спектаклем по своему последнему произведению. Но пришла телеграмма об отмене постановки. На обратном пути писатель почувствовал резкое ухудшение зрения. Через некоторое время приступ повторился. Это была та же болезнь, которая свела в могилу Афанасия Ивановича Булгакова.
Булгаков предпринял все юридически необходимые шаги, чтобы обеспечить Елене Сергеевне возможность после его смерти хранить и публиковать его наследие. Он всегда был очень внимателен к вопросам публикации и авторских прав. Теперь все его дела вела жена, и все им написанное и напечатанное становилось ее достоянием. Некоторые удачи, например выход в свет перевода комедии Мольера «Скупой», выполненного Булгаковым, или визит известного и обласканного властью литератора, видного функционера Союза писателей Александра Фадеева, внушали надежды – соответственно, тут же улучшалось физическое состояние писателя.
И все последние месяцы жизни, при малейшей возможности, когда болезнь отступала хоть чуть-чуть, Булгаков отдавал работе над своим последним романом – «Мастер и Маргарита».
Роман о…?
На самом деле, конечно, работа над этим произведением началась еще в конце 1920-х гг. С годами замысел менялся, да и возник он – что непременно надо понимать – в очень широком литературном контексте.
Советская власть с самого начала своего существования разорвала связи с религией. Атеизм как государственная политика предполагал жизнь общества без оглядки на ответственность за грехи и Божий Суд. Безбожие воздействовало на сознание людей – того самого «нового человека», которого так хотели вырастить революционеры-большевики.
Однако природа творчества такова, что очень редко писатель безбожен по-настоящему. Все равно где-то в глубине сознания брезжит мысль, что слова и образы, приходящие к тебе на ум, возникают не просто так: они приходят откуда-то и от Кого-то. К тому же у многих сверстников Булгакова, получивших религиозное воспитание, как и у него самого, с детства укоренились привычка к молитве, уважение к религиозному обряду, и теперь их интересовала новая проблема: что происходит в мире, в котором Бога – нет. Единственный, кто отказался признавать даже возможность подобного поворота событий, был поэт Александр Блок: в поэме «Двенадцать» Иисус Христос незримо шествует то рядом с красноармейцами, то впереди них, не уходя из разворошенной революцией жизни.
Но для других авторов логическим следствием отсутствия Бога оказалось присутствие дьявола. Вот почему в отечественную литературу в огромных количествах ворвалась нечистая сила. Если прозу Александра Чаянова можно считать романтически-приключенческой, то, например, в рассказах Андрея Михайловича Соболя (1888–1926), ныне почти неизвестного, а в 1920-е гг. едва ли не самого читаемого автора, появляется персонаж по имени Треч (имя его представляет собой анаграмму), служащий большевикам и приводящий юных влюбленных героев к гибели. Но это лишь два примера, а в целом приспешники дьявола в ту пору буквально наводняли отечественную словесность.
В 1927–1928 гг. Яков Эммануилович Голосовкер (1890–1967), чьи «Сказания о титанах» многие из нас читали в детстве, написал роман «Запись неистребимая»[7]. В нем в революционной красной Москве появляется Христос. Он идет в тюремную камеру к анархисту, осужденному на смерть, к девочке-проститутке, в пьяную компанию молодежи. Все, к кому Он подходит, узнают Его, даже постовой милиционер, который соглашается, что Евангелие удостоверяет личность странного «Прохожего». Однако никто, ни один человек, не соглашается идти за Христом и поступать по-Божески. В самый последний раз Его видят на красной Кремлевской стене, затем Он исчезает, теперь уже навсегда.
