вытирая ладонями прозрачные дорожки слез. — Сейчас.
Она привстала, коротко ойкнула, и снова рухнула на траву.
— Я, наверно, ногу подвернула. Или сломала, — виновато сообщила девчонка. — Не могу встать, больно очень.
— Черт, — ругнулся Березин, подходя к ней. — Ну давай посмотрим, что там у тебя.
Девчонка сделала ещё одну попытку привстать, вскрикнула и схватилась за ногу. Подол платья задрался, обнажая стройные загорелые бедра. Старлей смущенно отвел глаза, и наклонился:
— Где болит, покажи?
— Тут, — девушка смущенно указала на правую стопу. Она действительно опухла.
— Вот же ж мать твою, — озабоченно пробормотал Иван.
Ещё секунду назад, раскачивающаяся от боли и держащаяся за ногу Катя, резко вскинула руку. Из девичьей ладошки на старшего лейтенанта смотрело дуло миниатюрного пистолета. Краем глаза Березин успел уловить начало движения и на инстинктах ушел в сторону, одновременно нажав спусковой крючок ТТ. Два выстрела, приглушенный и громовой, хлопнули почти одновременно. Из лба Кати плеснуло кровью, и она завалилась на спину. Бок старшего лейтенанта обожгло болью. Березин почувствовал, как горячая и липкая кровь начала пропитывать ткань гимнастерки. Старлей, скрипнув зубами от боли, задрал её вверх и осмотрел рану.
«Жить буду. Зацепило вскользь» — сделал он вывод и зажал рану ладонью. — «Надо к своим, перевязаться, чтобы не было чего»….
Видение пропало так же быстро, как и появилось. Я поднял глаза на старика.
— Я знаю, какой случай у вас был. Вы его сейчас вспоминали.
26 декабря 1978 года
(Продолжение)
— Да? — в глазах старика мелькнула насмешка. — И о чём же я сейчас вспоминал?
— О том, что произошло с вами в июне 1943 года на Ленинградском фронте, недалеко от поселка Коккорево, где до прорыва блокады проходила знаменитая «Дорога Жизни». Тогда вы были старшим лейтенантом ОКР «СМЕРШ». Патрулировали побережье Ладожского озера, наткнулись на группу немецких диверсантов, изображавших двух красноармейцев и деревенскую девушку. После короткого допроса и проверки документов вы их разоблачили. Одного диверсанта убили, второго ранили, а девушка пыталась убежать. Она была похожей на вашу младшую сестренку Татьяну, поэтому у вас рука не поднялась выстрелить ей в спину или ногу. А потом эта Катя, талантливо изобразила истерику девчонки, случайно попавшей в переплет. И вы ей поверили. Почти. А она вас чуть не убила. Достала ствол, который был прикреплен почти у самых трусов, в специальной кобуре, и влупила в упор. Вы чудом успели отпрыгнуть в сторону и на автомате выстрелили в ответ. Девку убили, но и она вас подранила.
Сейчас вспоминаете этот случай и многие другие, и мне особо не доверяете. Как сами сказали, пришел подозрительный пацан с оружием, заклеенной пластырем бровью и перевязанной башкой. Да и ещё второй ствол подозрительный американский. С чего бы ему верить?
Брови Ивана Дмитриевича изумленно взлетели вверх. Дед открыл рот, потом закрыл. Задумчиво пожевал губами, исподлобья посматривая на меня.
— Странно, — буркнул он. — Я об этом случае, после войны никому не рассказывал. Глушков погиб в 44-ом. Васюта — в 45-ом. Даже в служебных документах не распространялся. Кратко описал ситуацию и всё. Откуда ты об этом мог знать?
— Но ведь сейчас вспомнили об этом?
— Допустим, — после паузы, нехотя согласился дед. — Но на мой вопрос ты так и не ответил. Откуда узнал?
— Дар у меня такой, видеть, — признался я. — И прошлое и будущее. Специально вам его продемонстрировал, чтобы в дальнейшем недоверия к моим словам не было.
— Прямо дельфийский оракул, — криво ухмыльнулся Иван Дмитриевич. — Насчёт недоверия, ты, юноша, правильно сказал. Доверие необходимо заслужить. Еще как-нибудь продемонстрировать свой… эээ….дар можешь?
— Запросто, — улыбнулся я. Затем на пару секунд замолчал, сортируя всплывшую в голове информацию.
— Наступающая зима будет аномально холодной. 30 декабря в Москве температура упадет до — 37 градусов Цельсия. В отдельных местах нашей страны дойдет до — 50-ти градусов. А у вас в Терехово и Авдеевке до — 45 градусов дойдет. Это будет самая низкая температура с 1881 года, когда в Российской Империи начали их официально измерять.
— Извини, но не убеждает, — покачал головой старый чекист. — Прогноз, даже если он подтвердится, ты мог и от кого-то из взрослых слышать. А Терехово и Авдеевку для убедительности приплел. Знаешь примерный диапазон будущих температур в Подмосковье, вот и выдал. И вообще, неизвестно, какие у тебя и родителей знакомые. Может кто-то из ваших друзей в Гидрометеорологическом НИР работает. Что-нибудь другое привести для примера можешь?
— Могу, — кивнул я. — Об авиакатастрофе в Палермо 23 декабря слышали?
— Да. В программе «Время» рассказывали, — усмехнулся дед. — А что, ты её предсказать собрался? Так она уже произошла.
— Нет, через пару дней будет ещё одна. 28 декабря пассажирский самолет «Юнайтед Эйрлайнс» совершающий рейс Нью-Йорк-Денвер-Портленд, потерпит крушение. Из-за проблем с уровнем авиатоплива двигатели откажут. И авиалайнер совершит вынужденную посадку в пригороде Портленда, не долетев до аэродрома 11 километров. Погибнут десять человек и ещё 23 получат ранения.
— Это уже что-то, — признал Иван Дмитриевич. — Если всё будет так, как ты рассказываешь, то крыть нечем. Поверю, что у тебя есть такой дар.
— А хотите, я ещё пару фактов из вашей биографии расскажу?
— Давай, — улыбнулся дед.
— В 1951-ом году Берия вместе с Маленковым решили устранить мешавшего им министра госбезопасности Виктора Семеновича Абакумова. Науськанный ими начальник оперчасти подполковник Рюмин написал лживый донос, в котором обвинял своего начальника в многочисленных преступлениях, в частности торможении следствий по «делу врачей» и молодежной организации, якобы готовившей покушение на Сталина. Стоящие за его спиной Маленков и Берия сделали всё, чтобы доносу дали ход. На заседании Политбюро обвинения против Абакумова были признаны объективными. Вместе с Виктором Семеновичем был арестован ещё целый ряд офицеров МГБ. И вы в том числе. Абакумов никого не оговорил, держался до конца, хоть и пошел под расстрел, уже после смерти Сталина. Вас и еще ряд офицеров были вынуждены отпустить. Но некоторое время жестоко допрашивали. Тогда у вас впервые появилось желание плюнуть на всё и уйти в отставку. Но вы передумали. Хотя долгое время колебались.
Иван Дмитриевич сжал челюсти. На скулах заиграли
