Он сосредоточенно смотрел на нее, разглядывая платье. Оно было мягким, теплым, голубого цвета, облегающий в кружевах бюст, короткий гладкий подол. Дара стояла молча, в ожидании, лицо ее было бледно. Волосы следовало бы причесать. Они ниспадали спутанными темно-рыжими прядями, а круги под очень яркими глазами говорили о ее переживаниях.
Она вздрогнула и подняла руку, как бы защищаясь, хотя Лаоклейн даже не шевельнулся. Невероятно, но он ушел, не попрощавшись, тихо, но крепко закрыв за собой дверь. У Дары подкосились ноги, и она опустилась в глубокое кожаное кресло, стоявшее около камина. Дрова в камине потрескивали, ее окутывало тепло. Лаоклейн же остановился за дверью, с трудом пытаясь забыть ее образ.
Он вернулся в зал, где в одиночестве все еще сидел Дункан. Из-за него его холостые слуги не могли лечь спать, так как их постелью был пол, устланный шкурами. Лаоклейн наполнил два бокала и присоединился к отцу, сидевшему у огня.
Приближалась полночь, когда Руод вернулся в крепость Атдаир. Ему было тошно и от вина, и от своих собственных горьких мыслей. Дункан кивнул ему головой, когда тот подошел, а Лаоклейн сделал вид, что не замечает его присутствия, пока Руод грубо не заговорил с ним:
– Эй, брат, кажется, не так-то просто уложить девку в постель. Стоило бы побороться, зная, какая награда тебя ожидает. Или ты потерял всякое желание изнасиловать девчонку?
– Я так никогда не поступаю, Руод. Ты так напился, что готов приписать мне все свои преступления?
Руод слегка качнулся, вид у него был воинственный.
– Нет ни одной девки, которая была бы не рада переспать со мной. Эта такая же, как и все, несмотря на то, что она англичанка и с хорошими манерами.
Только теперь Лаоклейн поднялся и посмотрел брату прямо в лицо.
– Больше я не стану тебя предупреждать, Руод. Ты хорошо знаешь, что я делаю тому, кто перейдет мне дорогу. Держись подальше от этой девушки, иначе горько пожалеешь!
Руод поднял кулак для удара, но тут размеренно заговорил Дункан:
– Садись, парень, и пей. Уже поздно драться. И мне совсем не хочется видеть, как вы деретесь. Драка испортит мне настроение после такого вкусного и сытного ужина.
Руод, выставив вперед подбородок, посмотрел на сводного брата в пьяной нерешительности, затем пошел, чтобы взять у отца глиняный кувшин. Он пил жадно, потом, спотыкаясь, подошел к столу, где и упал, погруженный в зловещие мысли о Лаоклейне.
Только когда раздался его храп, старик Дункан почувствовал себя спокойнее. Руод был не слишком умен и не понимал, что терпение брата не безгранично. Хотя до сих пор Лаоклейн был с ними щедр и относился к ним хорошо, настолько хорошо, что Дункан порой забывал – не он уже хозяин своего собственного замка. Он криво усмехнулся и подумал: «По крайней мере, в замке Атдаир удобнее, чем в старой крепости в горах, принадлежащей роду Макамлейдов».
На своем плече он почувствовал руку Лаоклейна. Они встали и пошли, оставляя Руода и зал слугам.
ГЛАВА 4
Дара стояла около решетчатых ворот и смотрела вдаль. На землях среди холмов располагались фермы. Здешняя местность была так же красива, как и в Англии. Дара подумала о своих соотечественниках. Жители Чилтона всегда были верны Райландам. По первому зову они были готовы оставить косы и грабли и взяться за кинжалы и топоры. Они были преданными, их преданность не менялась в зависимости от того или иного хозяина. Не спрашивая и не сомневаясь, они убили бы любого, кого бы их хозяин ни назвал предателем. Они так гордились своей преданностью! Могли ли Макамлейды этим похвастаться?
Ее волосы, похожие на угасающее пламя на фоне серых камней, привлекли внимание Ниалла, когда он проходил через двор в конюшню. С его широких плеч красиво свисала шерстяная клетчатая накидка, а когда он шел по плиткам, был слышен звон шпор.
Дара повернулась при этом звуке и вновь отметила его схожесть с Лаоклейном, хотя, на ее взгляд, выражение его лица было не таким твердым, как у брата.
Ниалл подошел не ради праздного любопытства.
– Миледи, – сказал он, – ты знаешь, что Лаоклейн был более чем терпим с твоим братом? У него было гораздо больше причин для мести, чем у Руода, которому нечего терять.
– Ты пытаешься защищать его?
– Нет. – Она разозлила его. – Я только хотел бы знать, возьмут ли это в расчет другие члены твоего рода, те, кто, возможно, будет пытаться отомстить и вновь пролить кровь.
– Но это же его люди совершили набег на Чилтон. Неважно, его это был приказ или нет. Бранн узнает это, когда освободит меня.
– И так… он продолжит начатое?
Ее карие глаза были откровенными и ясными.
– Этого я не могу сказать. Он не одобрял кровавые злодеяния Кервина, но после того как шотландцы убили его… – Ее голос ослаб, затем вновь окреп. – Мой плен взбесит его, но его действия будут во многом зависеть от твоего брата. Бранн жесток, но справедлив.
Ниалл кивнул. Все было так, как он и подозревал. Лаоклейну придется действовать осторожно, если он не хочет, чтобы искра, вспыхнувшая от безумного поступка Руода, разожгла пламя войны между шотландцами и англичанами. Джеймсу не по нраву придется то, что его предстоящая свадьба может расстроиться. Несмотря на то, что он полностью верит Лаоклейну, все равно всю вину за это он возложит на него.
Задумавшись, Ниалл отошел от Дары, когда увидел, что она повернулась к нему спиной.
Девушка была симпатичной, но если ей не хотелось быть с ним, он не будет ее заставлять. В этих вопросах он поступал так же, как и Лаоклейн, а не Руод.
В полдень Лаоклейн вернулся после объезда владений Макамлейдов. Своим появлением он разбудил сонное царство. Кинара вскочила обслужить его, а Дункан громко поприветствовал его. Перед ним расставили еду и напитки, в камин подложили дров, огонь затрещал, и целый фейерверк искр посыпался на рядом лежащий ковер.
Сидя у огня, Дара видела, что Лаоклейн оглядел весь зал, прежде чем его взгляд остановился на ней. Она с раскрасневшимися щеками отвернулась от него и сидела так, пока интуиция не подсказала ей повернуться. Дара увидела Лаоклейна почти рядом с собой. Она быстро отвела глаза. Его низкий голос прозвучал совсем близко:
– Твой брат медлит.
– Он придет.
– Он совершит ошибку. Он не может сделать ничего, чтобы оживить брата, а также освободить тебя, пока я этого не захочу. И меня он не застанет врасплох.
Дара повернулась к Лаоклейну. Глубоко в глазах была видна боль. Тихим, полным горя голосом она произнесла:
– Тебе сопутствует большая удача, чем Кервину.
– Когда мужчина воюет, ему нельзя полагаться на удачу.
Она посмотрела на него:
– А ты разве воюешь?
