Я остановилась перед домом Анжелы и сказала Бобу, что вернусь через минуту. Мы с Лулой прошли всего лишь полпути до дома, как Боб принялся лаять в машине. Он не любил, когда его оставляли одного. И он знал, что насчет минуты я наврала.
– Надо же, как громко он гавкает, – заметила Лула. – У меня уже голова трещит.
Анжела высунула голову из дверей.
– Кто тут так шумит?
– Это Боб, – объяснила Лула. – Ему не нравится, когда его оставляют в машине.
Анжела просияла.
– Собака! Какая прелесть. Я обожаю собак.
Лула открыла дверь машины, и Боб вырвался на волю. Он стремглав кинулся к Анжеле, поставил лапы ей на грудь, сбил с ног.
– Вы ничего не сломали? – спросила Лула, поднимая сидящую на земле Анжелу.
– Не думаю, – ответила она. – У меня в груди стабилизатор ритма, а также стальные и тефлоновые тазобедренные и коленные суставы. Единственное, чего мне следует бояться, так это молнии и чтоб меня не сунули в микроволновку.
Размышления об Анжеле и микроволновой печи напомнили мне о Гензеле и Гретель, которым грозил такой же кошмар. Еще я задумалась о ненадежности хлебных крошек для обозначения пути назад. В результате я додумалась до того, что мое положение еще хуже, чем у Гензеля и Гретель, поскольку Эдди не оставил мне даже хлебных крошек.
– Полагаю, вы не видели Эдди? – спросила я у Анжелы. – Он ведь не возвращался домой? И не звонил, не просил полить его цветы?
– Нет. Ни звука от Эдди. Наверное, он единственный в Бурге, кто мне сегодня не звонил. Мой телефон раскалился от звонков. Все хотят узнать что-нибудь о бедной Лоретте.
– У Эдди часто бывают гости?
– Иногда заходят мужчины. Зигги Гарви и Бенни Колуччи. И пара других.
– А у кого из них белый «Кадиллак»?
– Эдди ездит на белом «Кадиллаке». Его машина сломалась, вот он и взял «Кадиллак» у кого-то взаймы. Не знаю, у кого. Он оставляет его в переулке за гаражом.
– Лоретта Риччи часто заходила?
– Насколько мне известно, это было в первый раз. Лоретта добровольно участвовала в программе «Доставка продуктов пожилым людям». Я думаю, ей кто-нибудь сказал, что Эдди в депрессии и неправильно питается. Или сам Эдди подключился к программе. Хотя на Эдди это не похоже.
– Вы видели, как Лоретта уезжала?
– Как уезжала, не видела, но заметила, что машины больше нет. Она пробыла в доме примерно час.
– А как насчет выстрелов? – спросила Лула. – Вы не слышали, как в нее стреляли? Может, она кричала?
– Я никаких криков не слышала, – ответила Анжела. – Видите ли, моя мать глуха, как фонарный столб. Когда она включает телевизор, здесь вообще ничего не слышно. А телевизор включен с шести до одиннадцати. Вы не хотите кусочек кофейного торта? Я купила в кондитерской очень хороший, с миндалем.
Я поблагодарила Анжелу за любезное предложение, но объяснила, что мы с Бобом на работе.
Мы вышли от Анжелы и прошли на другую половину дома. Естественно, ходить туда не разрешалось, территория все еще была опоясана желтой лентой, говорящей о незаконченном расследовании. Но полицейских, охраняющих дом или сарай, не замечалось, поэтому я предположила, что они как следует поработали вчера, собрав все улики.
– Раз там до сих пор лента, – заметила Лула, – то, наверное, туда нечего соваться.
– Полиции это не понравится, – согласилась я.
– Ну, вообще-то мы были здесь вчера. Там кругом полно наших отпечатков.
– Ты считаешь, ничего страшного, если мы туда войдем сегодня?
– Ничего страшного, если никто не узнает, – сказала Лула.
– К тому же у меня есть ключ, так что мы и не вламываемся вовсе. – Беда в том, что ключ этот я вроде как стащила.
В качестве охотницы за сбежавшими преступниками я имела право войти в дом подследственного, если у меня имелись основания считать, что он там находится. Если дело повернется скверно, я не сомневалась, что смогу привести достаточно веские доводы. Может, у меня и не хватает опыта и навыков, но наврать я могу с три короба.
– Наверное, стоит посмотреть, действительно ли это ключ от дома Эдди, – предложила Лула. – Просто проверить.
Я только сунула ключ в замочную скважину, как дверь открылась.
– Черт, – изумилась Лула. – Смотри, что вышло. Дверь-то открыта.
Мы ввалились в темную переднюю, и я закрыла и изнутри заперла дверь на ключ.
– Ты стой на стреме, – велела я Луле. – Я не хочу, чтобы нас здесь застала полиция или Эдди.
– Можешь на меня положиться, – заверила меня Лула. – Тут я большой специалист.
Я начала с кухни, заглянула во все ящики и полки, просмотрела бумаги на буфете. Я шла по стопам Гензеля и Гретель, искала хлебные крошки, чтобы знать, в какую сторону двигаться. Я надеялась наткнуться на номер телефона, накорябанный на салфетке, или карту с яркой оранжевой стрелой, указывающей на местный мотель. Нашла же я только самые обычные кухонные предметы. У Эдди имелись ножи и вилки, глубокие и мелкие тарелки, купленные еще миссис Дечуч. Грязной посуды нигде не видно. Все убрано в буфет. Кое-какая еда в холодильнике. Гораздо больше, чем у меня. Маленький пакет молока, грудка индейки, яйца, пачка масла и всякие приправы.
Я заглянула в туалет на первом этаже, в гостиную и столовую. Заглянула в платяной шкаф и пошарила по карманам, а Лула тем временем наблюдала за улицей в щель между шторами.
Я забралась на второй этаж и обшарила спальни, все еще надеясь найти хлебные крошки. Все постели были аккуратно застелены. В главной спальне на столике лежал журнал с кроссвордами. Никаких хлебных крошек. Я прошла в ванную комнату. Чистая раковина. Чистая ванна. Шкафчик, доверху набитый лекарствами: упаковки с аспирином, снотворными таблетками; таблетки, снижающие кислотность; ополаскиватель для рта, мазь от геморроя.
Окно над ванной было открыто. Я встала на край ванны и выглянула. Чучи вполне мог удрать этим путем. Я слезла с ванны и вышла в холл. Стояла и думала о Лоретте Риччи. Никаких ее следов в доме. Ни пятен крови. Ни признаков борьбы. Дом был на редкость чист и прибран. Я и вчера это заметила, когда пробегала по нему в поисках Эдди.
Никаких записей в блокноте у телефона. Никаких коробков спичек из ресторанов в кухне. Нет разбросанных по полу носков. Даже грязного белья в корзине нет. Господи, откуда мне знать? Возможно, старики в депрессии становятся необычайно аккуратными. Или Дечуч провел всю ночь, отскабливая кровь с полов, и все перестирал. В результате – никаких хлебных крошек.
Я вернулась в гостиную и с трудом сдержалась, чтобы не поморщиться. Осталось еще одно место, куда стоило заглянуть. Подвал. Фу! Подвалы в таких домах обычно темные и страшные, там полно старья и паутины.
– Что же, – сказала я Луле, – похоже, теперь мне придется заглянуть в подвал.
– Ладно, – согласилась она. – На горизонте пока чисто.
Я открыла дверь в подвал и щелкнула выключателем. Выщербленные деревянные ступени, серый цементный пол, полки в паутине и таинственные пугающие звуки. Все как положено.
– Что-нибудь не так? – крикнула Лула. – Страшно?
– Угу. Я не хочу туда спускаться.
– Так это всего лишь подвал, – резонно заметила Лула.
– Тогда, может, ты спустишься?
– Нет уж! Ненавижу подвалы. Страшно.
– У тебя есть пистолет?
– Наивный вопрос!
Я взяла у Лулы пистолет и осторожно спустилась по ступенькам. Что я буду делать с пистолетом, я себе не представляла. Может, пристрелю паука.
В подвале стояли стиральная машина и сушка. На доске с крючками висели инструменты – отвертки, молотки, разводные ключи. Рабочий стол с тисками. Похоже, ко всему этому никто давно не прикасался. В углу сложены картонные коробки. Закрыты, но не запечатаны. Лента, которой они были заклеены, валялась на полу. Я заглянула в пару коробок. Елочные украшения, книги, коробка с формами для выпечки и посудина для запеканки. Никаких хлебных крошек.
Я поднялась по ступенькам и закрыла за собой дверь подвала. Лула все еще смотрела в окно.
– Ой-ой, – сказала она.
– В чем дело? – Как же я ненавидела это ее «ой-ой».
– Полицейская машина подъехала.
О, черт!
Я схватила Боба за поводок, и мы втроем кинулись к двери черного хода. Выбежали из дома и обогнули полянку, которая служила двориком для Анжелы. Лула открыла дверь дома, и мы ввалились внутрь.
Анжела и ее мать сидели за кухонным столом и пили кофе с тортом.
– Помогите! Полиция! – завопила мать Анжелы, когда мы появились на кухне.
– Это Стефани, – крикнула Анжела на ухо матери. – Ты помнишь Стефани?
– Кого?
– Стефани!
– Что ей надо?
– Мы передумали насчет торта, – сказала я, выдвигая стул и садясь.
– Что? – завопила мать Анжелы. – Что она говорит?
– Торт, – закричала Анжела в ответ. – Они хотят торта.
– Ради бога, дай им торт, пока они нас не пристрелили.
Мы с Лулой одновременно взглянули на пистолет в моей руке.
– Может, лучше его убрать, – заметила Лула. – Не хотелось бы, чтобы старая леди испачкала свои брюки.
