– Мне необходимо поговорить с Берни.
– Совершенно верно. – Кендрик поднял крошечный микрофон. – Юко, мы возвращаемся.
«Кадиллак» затормозил, развернулся и поехал обратно в город.
– Тоже мне операция, – сказал я. – Сначала Берни предлагает мне фиктивную работу. Потом меня соблазняет Пэм. Теперь вы выходите на сцену и толкуете о четверти миллиона. Я бы не назвал все это хорошо спланированной операцией. Все слишком быстро. А вдруг я прямо сейчас пойду к копам и расскажу им обо всем? Как думаете, они заинтересуются?
Кендрик закрыл глаза. Расслабившись, он стал похож на престарелого дельфина.
– Возможно, дорогуша, но, думаю, они больше заинтересуются вами. – Он поправил свой парик, не открывая глаз. – Впрочем, давайте не будем говорить о полиции. Эта тема всегда угнетает. Есть деньги, которые можно заполучить, и ваша доля – четверть миллиона. Вам необходимо поговорить с Берни, и вы всегда сможете отказаться. Если откажетесь, то просто сядете на самолет и вернетесь в свой городишко, чтобы провести там остаток дней в борьбе за выживание. Это, разумеется, ваше полное право, но, с другой стороны, вы можете присоединиться к нам и разбогатеть.
Я закурил сигарету.
– Я поговорю с Берни.
Мы ехали в молчании, пока «кадиллак» не остановился у «Л’Эспадона», где уже ждали Пэм и де Марни.
Когда я вышел из машины, Кендрик сказал:
– Надеюсь, мы еще поработаем вместе, дорогуша. Я в вас верю.
Я остановился и внимательно посмотрел на него:
– Больше, чем я в вас.
Я нагнал Пэм, которая уже шла к своему припаркованному «мини».
– Ты тоже в деле? – спросил я, пока мы упаковывались в крошечную машинку.
– Клод с тобой поговорил?
– Ты же знаешь, что поговорил. Сама ведь оставила меня с ним. И я спрашиваю тебя: ты тоже в этом деле?
Она завела мотор и быстро погнала машинку обратно в сторону аэродрома.
– Лучше поговори с Берни.
– Это по-прежнему не ответ на мой вопрос, а я хочу услышать ответ.
Она пожала плечами:
– Да, я в деле. Берни все тебе объяснит.
– Если вся операция будет проходить в том же духе, я даже близко не стану в ней участвовать.
Она бросила на меня быстрый жесткий взгляд:
– Что ты имеешь в виду?
– Да тут все сплошная лажа. Меня заманили сюда под надуманным предлогом, потом подсунули тебя, потом натравили на меня этот жирный ходячий кошмар. Все это идея Берни?
– Ну ты же заинтересовался, правда?
– Деньгами заинтересовался, но, если оставить деньги в стороне – и мне нужны очень веские доводы, чтобы я поверил в возможность их заработать, – пока что от всей вашей операции смердит.
– Ты должен поговорить с Берни.
– Совершенно верно.
До аэродрома мы доехали молча, но, когда остановились рядом с моим коттеджем, она включила свою чувственную улыбку:
– Давай проведем остаток ночи вместе, Джек.
Она начала выбираться из машины, но я остановил ее:
– Нет. – Я пристально посмотрел на нее. – Ты ведь девушка Берни… не забыла?
Она в ответ посмотрела на меня так, словно хотела ударить. Я продолжал сверлить ее взглядом, пока она не отвернулась, тогда я вышел из машины и направился к коттеджу.
Утром я встал и уже пил кофе на крыльце, когда Тим О’Брайен вышел из своего домика. На часах было без четверти семь, и он посмотрел на меня с удивлением:
– Ты рано.
– Подумал, не отправиться ли на стройку, – сказал я, допивая кофе. – Если у тебя есть задание, которое ты мог бы мне поручить, буду рад.
– Знаешь что-нибудь о взрывных работах?
– Ничего.
Он усмехнулся:
– Знаешь что-нибудь о бульдозерах?
– Еще бы.
– Отлично… в таком случае возьмешь на себя бульдозеры, а я займусь взрывами. – Мы погрузились в джип. – Значит, ты решил, что хочешь поработать?
– Когда мне платят, я соответствую. Но давай сразу проясним, Тим: босс ты. Ты говоришь мне, что делать, а я стараюсь исполнить.
В итоге я провел весь день на жаре, в пыли и грохоте. Четырежды меня звали ремонтировать бульдозер, и я ремонтировал. Моторы для меня – плевое дело. Я легко поладил с бригадой чернокожих: работали они отлично, но понятия не имели, что делать с застопорившимся двигателем. О’Брайена я не видел до обеденного перерыва. Судя по грохоту, он истратил кучу взрывчатки. Мы вместе перекусили под деревом: гамбургеры и кофе. Он спросил, нравится ли мне работа, и я сказал, что все идет прекрасно. Он посмотрел на меня с любопытством, но не стал развивать тему.
Прежде чем отправиться спать тем вечером, я обдумал все случившееся. И пришел к выводу, что Оль-сон замыслил какую-то кражу и хочет, чтобы я участвовал в деле, но он не вполне во мне уверен. Эта идея – а я говорил себе, что могу сильно ошибаться, – взбудоражила меня. Никогда не подумал бы, что у Ольсона имеются криминальные наклонности. Я решил и дальше работать на стройке, а то у кого-нибудь возникнут вопросы, зачем я вообще здесь ошиваюсь.
И это было разумное решение, потому что на следующий день, часа в четыре, когда я, чертыхаясь, прочищал систему подачи топлива, трое негров, наблюдавших за моей работой, внезапно оцепенели, словно взятые в шенкеля. Они лишь закатывали большие черные глаза, сверкая белками, и я обернулся через плечо.
В нескольких ярдах от меня стояла женщина и наблюдала за мной. И какая женщина! Я сразу понял, что это может быть только миссис Лейн Эссекс. Окидывая ее взглядом с макушки до пят, я увидел рыжевато-золотистые «венецианские» волосы, спадавшие на плечи длинными, естественными волнами, широкий лоб, большие глаза цвета фиалки, тонкий нос, четко очерченный рот. Нет, это описание никуда не годится. Она была самой великолепной женщиной, какую я только видел в жизни, и на ее фоне Пэм Осборн смотрелась как дешевая шлюха. Это тело внушило бы грешные мысли даже святому: бесконечно длинные ноги, полная грудь. На ней были белая льняная рубашка, заправленная в белые же бриджи для верховой езды, и сверкающие черные сапоги до колена. В нескольких ярдах за ее спиной стоял негр, державший в поводу двух лошадей.
Она похлопывала по сапогу хлыстом, а ее фиалковые глаза скользили по мне взглядом скотопромышленника, решающего, будет он покупать призового быка или нет.
Я принялся вытирать с рук грязь и смазку куском смоченной в бензине ветоши, ощущая напряжение, исходившее от трех чернокожих, которые очень осторожно, очень медленно, словно спасаясь от африканской гадюки, отступали от бульдозера. Они пятились, пока не скрылись за завесой пыли.
– Вы кто? – Тон был высокомерный, и я вспомнил, что Пэм отзывалась об этой женщине как о стерве, какой не видывал свет.
Я решил изобразить почтительность.
– Джек Крейн, мэм, – сказал я. – Могу я что-нибудь сделать для вас?
Вопрос несколько обескуражил ее. Я понял это по тому, как она изящно переступила с ноги на ногу.
– Не помню, чтобы видела вас здесь раньше.
– Совершенно верно, мэм. – На моем лице не отражалось никаких чувств. – Я только что приехал. Выполняю задание мистера О’Брайена.
– А… – Она помолчала, продолжая рассматривать меня. – Где О’Брайен?
Как раз в этот миг раздался чертовски громкий взрыв, и обе лошади отпрянули, едва не опрокинув негра, который с трудом их удержал. Я понял, что ему приходится туго, и потому прошел мимо нее и перехватил поводья лошади покрупнее, успокоив животное одной лишь грубой силой. Негр кое-как совладал со второй лошадью.
– Здесь не место для лошадей, мэм, – сказал я. – У нас идут взрывные работы.
Она подошла ко мне, выхватила у меня из руки поводья и вскочила в седло. Конь взвился на дыбы, она хлестнула его, и он остался на месте, дрожащий, но смирившийся.
Негр тоже сел верхом.
– Уезжай, Сэм, – велела она, – пока снова не началось.
Негр быстро ускакал, а она осталась, глядя на меня сверху вниз.
– Вы разбираетесь в лошадях? – спросила она.
– Нет, мэм. Я не разбираюсь в том, у чего нет тормозов.
Она улыбнулась:
