Он опасался не за себя – за Аниту. Жена, впрочем, не проявляла ни малейших признаков страха. Она помогла незнакомцу отряхнуть костюм и подала ему шляпу.
– Мерси, мадам, – пробормотал он с некоторой неловкостью.
– Вы француз?
– Анри Шенье к вашим услугам… Да-да, мы почти полные тезки с великим поэтом.
– Вы тоже пишете стихи? – осведомилась она, переходя на французский.
– Нет. То, чем я занимаюсь, к искусству отношения не имеет. Я, видите ли, зубной врач.
– Ну, это в определенной степени тоже искусство, – заметил Алекс, припомнив с содроганием, как в бытность офицером на Кавказе лишился в бою двух зубов и сделался жертвой полкового коновала.
– Возможно, вы правы, – не стал спорить господин Шенье и поднял с земли чемоданчик. – Не окажете ли вы еще одну услугу? Мне нужно попасть в Гавану, но я совершенно не знаю местности. В какую сторону идти?
– Вы собираетесь идти туда пешком? – удивилась Анита. – Боюсь, это путешествие займет не один день. И вы рискуете снова наткнуться на бандитов. Они здесь не редкость.
Господин Шенье смущенно улыбнулся.
– Дело в том, что грабить меня – даром терять время. Вот все мое богатство. – Он засунул руку в карман пиджака и извлек оттуда три монеты, каждая по франку.
– Негусто, – согласился Максимов. – Да только пока вы будете объяснять это здешним апашам, они вас изрешетят… Вот что: идемте к нам! Мне кажется, с вас довольно приключений на сегодня. Отдохните, подкрепитесь, а после решим, как с вами быть.
И господина Шенье, несмотря на его протесты, препроводили в домик, где Вероника уже стряпала жаркое из крольчатины. В ожидании обеда, за бокалом разбавленного апельсиновым соком рома однофамилец классика французской литературы поведал новым знакомым свою нехитрую историю.
Скромный дантист, вчерашний студент тщетно пытался завоевать популярность у пациентов в родном Лионе. Не имея ни опыта, ни сбережений, которые можно было бы вложить в рекламу, он быстро прогорел и свернул практику. В Луизиане у него живет родня – предки по линии прабабки, которые переехали на американские территории в числе первых колонистов. Они сумели обосноваться на новом месте, обзавелись маисовыми полями, табуном лошадей, полусотней рабов и теперь звали Анри к себе. Он ухватился за эту идею, как за спасительную соломинку, собрал пожитки, уместившиеся в одном чемоданчике, и рванул за океан.
Франков, заработанных врачеванием, на билет не хватило, поэтому вместо каюты пассажирского парохода господин Шенье довольствовался грязной каморкой на грузовом паруснике, перевозившем через Атлантику сельскохозяйственный инвентарь. Шкипер на судне попался вздорный, к тому же закоренелый пьяница. После очередных возлияний он требовал у мсье Шенье доплату, хотя сумму за проезд, о которой они условились еще во Франции, тот отсчитал сполна при посадке на корабль. Конфликт разрастался, заступиться за бедного пассажира было некому, так как немногочисленная команда, подогретая дешевым виски, целиком и полностью поддерживала своего капитана.
– Черт с ними, с деньгами, – говорил Шенье Аните и Алексу. – Если б они у меня были, я бы доплатил этим скотам, лишь бы доехать до места. Но все, что у меня оставалось, – это три франка, те самые, которые я вам показывал. А ведь мне еще предстояло добраться до Ред-Ривер…
Кончилось тем, что шкипер отказался везти злосчастного путешественника в порт Нью-Смирну, как было условлено, и высадил его на кубинском берегу. Спасибо, что не выбросил за борт. Такое вполне могло произойти, ибо, по словам мсье Шенье, чем ближе парусник подходил к американскому материку, тем реже капитана видели трезвым. Он как будто дал себе зарок уничтожить все запасы спиртного на борту до прибытия в конечный пункт. Короче говоря, сегодня на рассвете шлюпка свезла француза на песчаную отмель, и он со своим багажом побрел наугад, рассчитывая попасть в Гавану и ждать там оказии, чтобы переправиться через море. Столкновение с бандитами едва не подвело черту под его мытарствами.
– Вы одеты по-европейски. Они, верно, приняли вас за богатого вояжера, вот и напали, – авторитетно заявил Максимов и подлил гостю еще рому. – Вам повезло, легко отделались.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Повезло? Может быть, – согласился Шенье, – но остальные мои проблемы никуда не делись. Похоже, я застрял здесь надолго. Мне даже нечем расплатиться с вами за гостеприимство, кроме этих жалких монет…
– Бог с вами, какая плата… Было бы неправильно с нашей стороны бросить вас в беде, – рассудила Анита. – Мы поможем вам доехать до Гаваны и снабдим деньгами на пароход.
Господин Шенье покачал русой головой.
– Вы очень добры, мадам, но такое предложение мне не подходит. Я и так обязан вам жизнью и не хочу взваливать на себя долг, который верну неизвестно когда.
– Мы вас не торопим, – заверил его Максимов. – Вернете, когда разбогатеете.
Но гордый француз избрал другой вариант. Он попросил бумагу, чернила и написал письмо в Луизиану. Три золотые монеты пошли на оплату почтовых расходов.
– Надеюсь, мои родственники пришлют мне денег, тогда я смогу покинуть этот остров и вознаградить вас за услуги, – провозгласил он, запечатывая конверт.
Пока же, за неимением в окрестностях гостиниц, ему пришлось разместиться в домике Максимовых. Тут уж Анита не приняла никаких возражений. Бедолаге выделили одну из двух комнат, выходившую окнами на стройную шеренгу агав. Господин Шенье заикнулся было о том, что на улице тепло и он мог бы спать под навесом, дабы не стеснять хозяев в доме, но они выразили решительный протест.
Комнатка была невелика, в ней стояли железная кровать, платяной шкаф и круглый столик на фигурной ножке. Господин Шенье раскрыл свой чемоданчик, вынул оттуда принадлежности для бритья, чистый носовой платок и средних размеров картину в лаковой деревянной рамке, которую он поставил на столик, прислонив к стене. Там ее и увидела Анита, пришедшая вечером, чтобы позвать гостя на ужин.
– Какой занятный пейзаж! – промолвила она, рассматривая полотно. – Держу пари, что его писали не в Европе. Есть в нем что-то американское…
Мсье Шенье пожал плечами.
– Эту картину передал мне во Франции один джентльмен на пристани. Я говорю «джентльмен», потому что он был одет как англичанин, и в речи его слышался иностранный выговор. Он узнал, что я еду в Америку, и настоятельно попросил меня передать картину его брату, который живет в Нью-Смирне. Почему-то это было для него очень важно.
– Что он вам еще сказал?
– Ничего особенного… Пообещал, что брат заплатит мне за доставку. Я согласился. Поручение несложное, а в моем положении любой сантим или цент пригодится.
На картине был изображен осенний лес. Между елями и соснами виднелись деревья, похожие на клены. Их листья, окрашенные в красные и оранжевые тона, яркими пятнами выделялись на общем фоне. За лесом виднелся овраг, а над ним тонкой полоской протянулся мост с веревочными перилами. На лазоревом небе горел солнечный диск, его лучи просеивались сквозь хвою и листву деревьев и окропляли уже начинавшую жухнуть траву, из которой кое-где проглядывали шляпки грибов.
Анита взяла картину в руки – та оказалась тяжелой, видимо, из-за массивной рамы. В левом нижнем углу можно было прочесть небрежно начертанное название: «Маунт-Бридж. Тринадцатого в тринадцать», а рядом виднелась замысловатая закорючка – подпись художника.
Что-то в пейзаже показалось Аните странным. Но что именно? Может, эти неестественно яркие листья или слишком четкие, будто рельефные, солнечные блики?
– Не скажу, что писал мастер, – размышляла она вслух, поворачивая увесистый четырехугольник так и эдак. – Скорее любитель. Отдельные мазки небрежны, а что-то, напротив, выписано с излишней старательностью, буквально по-ученически.
– Я не поклонник живописи, – равнодушно отозвался господин Шенье и захлопнул крышку чемоданчика. – Не отличу Рафаэля от Рембрандта. И потом… меня всего лишь попросили выступить в роли курьера.
Анита поставила картину на столик и отошла на два шага, чтобы лучше оценить перспективу.
