Горшечные формы преобладают, при этом отличаются заметным разнообразием, хотя и являющимся лишь следствием модификации исходных типов. Основная часть коллекции представлена короткошейными горшками. Главными дифференцирующими признаками выступают соотношения наибольшего диаметра тулова к высоте сосуда и диаметру устья. По этим показателям выделяются сосуды с раздутым туловом (рис. 10, 1, 5) и горшки стройных пропорций (рис. 12, 3, 5-8). С последними сближаются горшечно-баночные сосуды, имеющие закрытую форму и отогнутую наружу горловину (рис. 11, 1, 2). Своеобразной разновидностью короткошейных горшков с раздутым туловом, обычно имеющих закраину в придонной части, служат кубкообразные сосуды, которые отличаются только наличием поддона (рис. 12, 1, 2). Шейка и тулово на сосудах указанных типов могут иметь плавное или уступчатое сочленение. В коллекции присутствуют острореберный горшок (рис. 10, 8) и фрагменты венчика крупного горшечно-баночного или раструбошейного сосуда с прямой горловиной (рис. 8, 5, 6). Яркой особенностью керамической серии из погребений позднекатакомбной культурной группы в регионе является наличие реповидных горшков со сложно профилированным отогнутым наружу нависающим венчиком (рис. 11, 4, 7). Единственная «классическая» банка имеет закрытую форму и небольшую закраину у дна (рис. 11, 3). В целом, она практически копирует профилировку горшков стройных пропорций, с той лишь разницей, что отсутствует дополнительная лента, образующая шейку.
Весьма показательна орнаментация посуды заключительного этапа СБВ в Приуралье. Достаточно широкое распространение получают елочные и геометрические мотивы. При этом «елка» может быть вертикальной или горизонтальной, в зависимости от направленности образующих ее многократно повторяющихся зигзагов (рис. 10, 5; 71, 3, 4). Зигзаги могут выступать и в качестве самостоятельного мотива. Геометрическая орнаментация не развита. Треугольники, всегда направленные вершинами вниз, преимущественно, образованы размашистыми зигзагами. Геометризм им придает достаточно разнообразная штриховка (рис. 12, 1, 2, 5, 7). В ряде случаев отпечатками штампа созданы мотивы, в основе которых лежат ромбическая сетка, паркетный орнамент или ряды соприкасающихся ромбов (рис. 7, 5; 67, 1, 2). Не менее характерны горизонтальные и наклонные отпечатки штампа, волнистые линии, иногда заполненные горизонтальной штриховкой (рис. 10, 1, 2; 11, 1, 2, 5; 12, 7, 8). Особый колорит керамике позднекатакомбной культурной группы Приуралья придают различные насечки, наколы полой трубочки или уголка штампа, нередко создающие «бахрому» вокруг геометрических фигур, а также налепные валики, покрытые насечками или защипами. Орнамент наносился гребенчатым, веревочным или гладким штампом. Семантически значимой орнаментальной зоной являлась верхняя часть сосудов, но иногда орнаментом покрыта вся поверхность, включая дно (рис. 10, 5; 11, 2; 12, 8).
Безусловно, рассматриваемый керамический комплекс резко контрастирует с позднеямной посудой в регионе, и совершенно исключает возможность генетической связи с гончарными традициями ямной культуры. Зато позднекатакомбные черты проявляются довольно рельефно. Короткошейные горшки с раздутым туловом и стройных пропорций находят аналогии в памятниках позднего этапа донецкой катакомбной культуры (Смирнов А. М., 1996, рис. 43-46). В этой связи обращает на себя внимание удивительное сходство кубкообразных сосудов из погребения 1 кургана 4 Шумаевского II могильника (рис. 12, 1, 2) с позднедонецкими кубками. Однако наиболее близкие соответствия рассматриваемая керамика из Приуралья находит в выделенной А. М. Смирновым (там же, 87-99, рис. 39-41) группе погребений с керамикой с елочной орнаментацией, активно контактирующей с донецкой катакомбной культурой. Большинство таких захоронений совершалось в ямах, иногда со ступенчатыми конструкциями. Данная культурная группа, по мнению А. М. Смирнова, локализуется к востоку и северо-востоку от Подонцовья, складывается на основе ямной, но относится к катакомбной КИО. Ее контакты с донецкой и среднедонской культурами не фиксируются в раннекатакомбное время (Смирнов А. М., 1996, с. 95, 98, 99). Есть аналогичные памятники в Нижнем Подонье (Гей А. Н., 1999а, с. 37). Сосуды данных типов сопоставимы с керамикой отделов II-А и II-Б по классификации С. Н. Братченко (1976, рис. 9).
Известны подобные формы в памятниках предкавказской (манычской) катакомбной культуры (Андреева М. В., 1989, рис. 4, IV; 16, II-2; 23, III). Аналогичная керамика происходит из катакомбных памятников волго-донской культуры, также как и кубкообразные сосуды (Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995, рис. 5; Кияшко А. В., 2002, рис. 9, 69). Показательно, что убедительные соответствия мы находим не только в морфологических характеристиках сосудов, но также в орнаментации и технике ее нанесения.
Важно отметить, что именно эти формы привлекаются Н. К. Качаловой для обоснования культурного своеобразия полтавкинских древностей Волго-Уралья, при этом к числу диагностирующих признаков автором относится наличие уступчика при переходе от тулова к шейке сосудов (Качалова Н. К., 1967, рис. 4; 2001, рис. 1; 2; 4; 5; 6). Но уступчатое сочленение тулова с шейкой сосудов отнюдь не в меньшей степени характерно и для всех культур катакомбного круга от Поднепровья до Волго-Уралья, и даже для северокавказской культуры. Не случайно М. А. Турецкий, проанализировав нижневолжские комплексы СБВ, отметил многочисленные аналогии в катакомбных памятниках Среднего и Нижнего Дона, и предложил закрепить термин «полтавкинская культура» за поздней группой захоронений, входившей, по мнению автора, в более широкий круг катакомбных культур (Турецкий М. А., 1992, с. 72, 73).
Вообще, территория Нижнего Поволжья, особенно ВолгоДонского междуречья представляется весьма перспективной с точки зрения выяснения исходного района миграции позднекатакомбного населения в приуральские степи. Дело в том, что в этом районе в последние годы выявлен значительный массив катакомбных памятников (Лопатин В. А., Якубовский Г. Л., 1993; Тихонов В. В., 1996; Ляхов С. В., 1996; Баринов Д. Г., 1996; Дремов И. И., 1996; Мамонтов В. И., 1997; Тименков Д. М., 1997; Ляхов С. В., Матюхин А. Д., 1992; Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995), которые А. В. Кияшко (2002) объединяет в рамках волго-донской катакомбной культуры. Есть такие памятники и в Заволжье, на левых притоках – реках Большой Иргиз и Малый Иргиз, Чагра (Турецкий М. А., 1999, с. 135-140). Любопытно, что на позднем этапе исследователи отмечают вольсколбищенские, поздние манычские, донецкие и среднедонские катакомбные включения в керамическом комплексе и погребальном обряде, а также констатируют присутствие металлических изделий, типичных для северокавказской культуры (Мельник В. И., 1989, с. 131132; Малов Н. М., Филипченко В. В., 1995, с. 60, рис. 5; Ляхов С. В., Матюхин А. Д., 1992, с. 122-123, рис. 11, 1; Кияшко А. В., 1996, с. 2223). Это обстоятельство, безусловно, сближает их с памятниками позднекатакомбной культурной группы Приуралья.
Особый интерес в этом плане представляют малочисленные, но очень выразительные находки реповидных сосудов в степном Приуралье. Реповидные сосуды из погребений Кардаилово I, 1/3 и Покровка VIII, 1/12 (рис. 11, 4, 7) в Приуралье, с учетом характера оформления венчика и особенностей декора, включавшего, в том числе расчесы и налепные валики, могут быть отнесены к отделу II-Д по классификации С. Н. Братченко (1976, рис. 9). Такая керамика является доминирующим типом посуды в памятниках манычского типа в Предкавказье и может выступать в качестве своего рода культурного индикатора. Вообще нужно отметить, что позднекатакомбные группы населения, оставившие памятники манычского типа, отличались наибольшим динамизмом и тенденцией к разнонаправленной культурной интеграции. В это время они появляются на Нижнем и Среднем Дону, Северном Кавказе, в Приазовье и Поднепровье, вплоть до Буго-Днестровского междуречья, участвуют в формировании позднекатакомбной батуринской культуры в Прикубанье (Трифонов В. А., 1991б, с. 109). Исследователи отмечают активное воздействие манычских племен на северокавказское население, в частности в Ставрополье и Верхнем Прикубанье (Археология, 1994, с. 272), что, в конечном итоге, привело к вытеснению последнего из предгорий в более труднодоступные высокогорные районы. Примечательно, что в погребениях манычского типа, даже в Поднепровье, наряду с реповидной керамикой, встречаются и короткошейные сосуды с уступчиком, украшенные тесьмой (Марина З. П., Фещенко Е. Л., 1989, с. 52-54, рис. 2, 3), находящие прямые аналогии в Приуралье (Ефимовка IV) (рис. 12, 8) и Нижнем Поволжье (Политотдельское) (Качалова Н. К., 2001, рис. 2, 16). На Нижней Волге и в Северном Прикаспии, то есть в зоне, непосредственно примыкающей к степному Приуралью, известны и собственно реповидные сосуды, например, в Быковских курганах (Смирнов К. Ф., 1960, с. 193, 239), в Досанге и Тау-Тюбе (Васильев И. Б. и др., 1986, рис. 11).
Материалы из погребальных памятников манычского облика в Приуралье могут быть дополнены небольшой коллекцией находок бронзового века с Турганикской энеолитической стоянки в Красногвардейском районе Оренбургской области (рис. 1). По мнению Н. Л. Моргуновой, керамика и металлические изделия эпохи бронзы с этого памятника составляют пласт доабашевского времени в лесостепном Заволжье и Приуралье (Моргунова Н. Л., 1984, с. 60). С. В. Богданов обратил внимание на незначительную в количественном отношении, но чрезвычайно важную с точки зрения культурной идентификации группу керамики и серию находок из металла, камня и кости, вероятно, имеющую прямое отношение к рассматриваемой проблеме. Речь идет о фрагментах сосудов закрытой баночной формы (рис. 13, 13, 15), горшков с цилиндрической шейкой (рис. 13, 12) и реповидного сосуда (рис. 13, 11). Керамика орнаментирована горизонтальными и наклонными оттисками перевитого шнура, за исключением реповидного горшка, лишенного декора. Аналогии данной посуде не выходят за рамки очерченного выше круга позднекатакомбных памятников манычского типа. Уточнить культурно-хронологическую позицию комплекса эпохи бронзы с Турганикской стоянки позволяет ряд других предметов, видимо, связанных с указанной керамикой.
