— Опять ты, Никитин? — ответил мне грудной женский голос. — Тебе ещё не надоело? Третий раз сегодня звонишь.
— А что делать, если без документов пьют? Подтверди-ка мне данные…
— А пароль кто будет называть?
— Да я уже третий раз звоню…
— А хоть бы и десятый. Порядка не знаешь?
— Да знаю, знаю.
— А знаешь — так соблюдай.
— Ладно. Рябина. А данные нужно подтвердить на гражданина Головко Владислава Николаевича.
— Соответствие?
— Да нет, адрес и телефон. В плохом состоянии, сейчас будем в больницу отправлять, «скорую» вызвали. Надо домой ему позвонить или подъехать.
Телефонистка надолго замолчала, чем-то шуршала, что-то перекладывала, потом сама куда-то звонила.
— Слушаешь, Никитин? — спросила она наконец в трубку.
— Слушаю, слушаю, — буркнул я, внутренне ликуя. — Ты что, на Северный полюс ходила?
— Куда надо, туда и ходила, — рассердилась телефонистка. — Записывай данные. Он засекреченный. Только по запросу сведения выдаются. В порядке исключения диктую. Пиши, запрос потом отправишь. Только не забудь, ладно?
— Ладно, — радостно согласился я. — Диктуй, спасибо.
Я записал адрес и телефон, положил бумажку в карман и вышел.
Мне навстречу попался Володя. Он на ходу читал какую-то бумагу.
— Володя, я спросить у тебя хотел… — попытался я остановить его.
Он только отмахнулся:
— Пойдем ко мне, там расскажешь.
Я, решив не тревожить его напрасно, последовал за ним. Я ни разу не был в его кабинете и даже не знал, где он находится. У нас в банке существовало негласное и строгое правило: без нужды по кабинетам и коридорам не шастать. Володя свернул направо, за угол, куда я совершенно точно никогда не заглядывал. Кабинет его находился в самом конце коридора. Он быстро набрал цифры на замке-шифраторе и открыл дверь, приглашая меня войти.
Но я стоял у этой двери и не мог сделать ни шага. Меня словно гвоздями к полу прибили.
— Абрикосов! — рявкнул уже из-за стола Володя. — Мне некогда. Давай, говори, что тебе надо.
— Я, Володя, знаешь… Я забыл… Я потом зайду как-нибудь… позалепетал я нечто совсем несуразное, пятясь и захлопывая под удивленным его взглядом дверь кабинета. Дверь, на которой красовалась табличка:
Начальник внутренней охраны
ГОЛОВКО
Владислав Николаевич
ГЛАВА ПЯТАЯ
Семен ждал меня на улице.
— Что случилось? — спросил он, сразу оценив мое состояние.
— Ты знаешь, как имя-отчество Володи, телохранителя шефа и начальника внутренней охраны? — вопросом на вопрос ответил я.
— Ну, знаю, — удивленно пожал плечами Семен.
— И как же? — спросил я с ехидцей.
— Владислав Николаевич его имя-отчество. А фамилия — Головко, ответил Семен, по-прежнему недоумевая. — А ты не знал?
— Да в том-то и дело! — стукнул я себя по лбу кулаком. — Так почему же его тогда все Володей зовут?
— Да это старая история. Ты у нас ещё не работал. Мы только формировались, начальник у нас тогда другой был. И так получилось, что оказалось в охране четыре Владислава. Тогда и стали его Володей называть, он сам предложил. Это всем известно. А ты позже пришел.
— Да, действительно, я что-то последнее время везде слишком поздно появляюсь, — уныло подтвердил я.
— Да ладно, Володя, — он толкнул меня в плечо. — Не бери в голову, все образуется. Что-нибудь да придумаем…
— Да, разумеется, — вяло согласился я и попрощался до вечера, договорившись обязательно встретиться.
* * *
К вечеру я созрел для того, чтобы рассказать Семену все, что знал сам, все, во что я вляпался и что пережил. Другого выхода я не видел. А Семен оказался со мной вместе за флажками невидимой облавы, беспощадной и смертельной для нас. В этом я не сомневался. Такие игры ради простого развлечения не затеваются, и живыми из них редко кому удается выйти. Итак, трезво оценив свои мыслительные способности, изрядно подорванными частым битьем по голове, я пришел к выводу, что одному мне эту задачку не решить. Со мной играл либо мастер, либо сам дьявол.
Семен оказался для меня настоящим кладом. Он быстро все понял. Ничего из моего рассказа не подверг ни малейшему сомнению, приняв априори все мои доводы и признав, что в моем положении вранье только во вред себе пойдет. Он выслушал до конца и прищелкнул языком:
— Ай да шеф! Лихо, ничего не скажешь. Теперь мне кое-что становится понятным.
Не знаю, что стало понятным ему, лично для меня пока оставалось больше непонятного. Мы стали раскладывать события по порядку, пытаясь сразу оценить их. Вот что у нас получилось.
Наш шеф решил развестись, как он мне и сказал. Но, возможно, затеяв тайную войну против супруги, он убедился в её верности и невозможности добиться развода, не выплачивая ей солидной компенсации и ренты. Шеф наш человек, не привыкший отступать и не терпящий поражений, судя по его характеру.
И он решил убить свою жену. Но если он просто её убьет — вдруг на него падут подозрения? А падут они на него в случае смерти жены обязательно, учитывая пункты брачного контракта. Еще неизвестно, что написано в завещании его половины. А вдруг она решила все наследство оставить каким-нибудь престарелым собачкам?
Вот тут и появляется на свет двойник или сестра-близнец.
Само её появление подтверждало намерение избавиться от Нины. Вариант её устранения для получения предполагаемой страховки отпадал, потому что в этом случае понадобится труп Нины, а никак не её тени в виде двойника.
Значит, шеф осмелился физически уничтожить жену. Очевидно, он только ждал окончания нашего с ним договора, чтобы выполнить задуманное, поняв несостоятельность затеи с собиранием компромата.
Но тут я влез в его разговор с двойняшкой, и пришлось ему срочно имитировать приезд Нины от матери. Вероятно, двойняшка жила рядом — если не вместе — с телохранителем шефа, потому как приехала на его машине…
* * *
Я встал, потянулся и отправился на кухню поставить кастрюльку с кофе. Было уже поздно, но усталости я не чувствовал, скорее даже наоборот, некий подъем. На горизонте стало проясняться. Появились силуэты реальных врагов, а не резиновые маски с лягушачьими глазищами.
Я заварил кофе и вернулся в комнату. Мы прихлебывали горячий, густой черный напиток и продолжали наши с Семеном изыскания. И установили следующее:
Шеф и его помощник начали нервничать. Кстати, по одной из наших версий, «Ауди» нарочно оставили во дворе с выключенной сигнализацией, рассчитывая, что её угонят. Но жизнь любит преподносить всяческие штучки. В то время, как по всей Москве угоняли десятки — нет, сотни — автомобилей, взламывая самые сложные комбинации противоугонок, во дворе на Пречистенке стояла новенькая «Ауди», совершенно без охраны, три дня кряду. И никто на неё не покусился!
И тут, как мы предположили, в Володе проснулась жадность, и он, наверняка получив от шефа приличную компенсацию за свою машину, вознамерился украсть её у самого себя… Ну, что там около машины произошло, нам достоверно известно…
При этом воспоминании я потрогал языком качающиеся верхние зубы и тяжело вздохнул.
После этого шеф дает мне понять, что больше в моих услугах не нуждается. Но я оказался упрямым дураком и поперся к маленьким братьям-лифтерам. Тут он меня и застукал.
— Представь, — захлебываясь от радости, что клубок пошел раскручиваться в понятную линию, тараторил я, — приезжают дублерша Нины с шефом на этаж, заходят в квартиру и видят в окно, что я уезжаю, — а Нину-то разбудить боятся, — и спешат обратно вниз, чтобы отправить лже-Нину домой. И тут я возвращаюсь, заметив открывающуюся дверь. Поспешили они малость. И пришлось им меня уложить отдыхать в тамбуре между дверями…
— Неужто шеф, такая малявка, смог тебя вырубить? — усомнился Семен.
— Ну, не знаю, — отмахнулся я в запале. — Может, он из дому кувалду прихватил ради такого случая. Значит, так, на чем это я… Ага! В общем, их путешествия вверх-вниз на лифте видел вахтер, к которому я приходил. Он сразу стал опасным свидетелем. И заплатил за свои знания жизнью.
— Да, — горько вздохнул Семен. — Чего стоила его маленькая, незаметная жизнь по сравнению с миллионами и тысячами разноцветных бумажек.
— Для таких людей это не просто бумажки. Это целая вселенная, вторая реальность, которая для них важнее первой.
Мы помолчали, глядя в окно, там загорались и гасли окна домов, создавая причудливые узоры, иероглифы, постоянно меняющиеся. Кто-то зашел в кухню, включил настольную лампу, ужинает с детьми, уговаривает съесть ложечку за маму, за папу… А вон там, на другом этаже, включили телевизор, смотрят" Время", дед шуршит газетой… Жизнь идет. Спокойная, манящая…
