чистую постель, горячую пищу и добрых сиделок.
Один из больничных смотрителей, выйдя из ворот, приблизился к нашему кэбу. Под зонтом я не сразу рассмотрел его лицо, а узнав, поздоровался:
— Здравствуйте, Оуэн!
Смотритель удивленно уставился на нас, но я метнул на него сердитый взгляд, и Оуэн тут же вежливо заговорил:
— О, мистер Корраван! Чем могу вам помочь?
— Позовете доктора Эверетта?
— Разумеется!
Смотритель исчез в дверях, и через несколько минут у входа показалась невысокая коренастая фигура моего друга. Подойдя к кэбу, Джеймс отвел в сторону зонт, показав свои приятные черты, густые седеющие волосы и аккуратную бороду. Он не надел очки в тонкой серебряной оправе, в которых обычно читал, и я отчетливо видел его любопытный взгляд.
— Ага, Корраван!
Много лет назад мы условились, что я зову его по имени, однако ко мне Джеймс всегда обращался по фамилии — настаивал, что она мне чрезвычайно подходит, особенно в те дни, когда я, надевая чёрное пальто, походил, по его выражению, на хищника. В этом наряде я и вправду напоминал крупного ворона — genus Corvus, если изъясняться на латыни.
— Привет, Джеймс, — поздоровался я, кивком указав другу на Мадлен.
Заглянув в окошко кэба, доктор едва слышно пробормотал:
— О господи…
Я встал под его зонт, и взгляд Джеймса остановился на моей щеке.
— Оуэн сказал, что видок у тебя — как после драки. Ее рук дело?
— Да, только сперва она попыталась врезать мне дубинкой по голове.
Осторожно коснувшись ссадин кончиками пальцев, я убедился: еще кровит, хотя уже меньше, и уголки рта Джеймса дрогнули в улыбке.
— Что ж, рад слышать, что ты все еще способен себя защитить. Похоже, она весит как минимум вдвое меньше тебя?
— Придержи язык, а?
— И где ты нашел этого страшного противника?
— Забрал из Холмдела — еще и часа не прошло. Она провела там несколько недель.
— Поручу сестрам приготовить ей койку. У нее есть близкие родственники? — стерев улыбку с лица, произнес приятель.
— Все довольно сложно, — замялся я и, встретившись с вопросительным взглядом Джеймса, продолжил: — Пытался доставить ее домой. Добрались до ворот, и тут она устроила бойню — словно кошка, которую сунули в пододеяльник.
— А до того вела себя нормально?
— Нормально? — Я скорчил гримасу. — Сидела как изваяние, обхватив себя руками. Что сняли смирительную рубашку, что не сняли…
Джеймс, как я и ожидал, при упоминании смирительной рубашки поджал губы.
— Что ж, хорошо. Иди умойся, а я пока ее обследую. Потом все расскажешь.
Я с облегчением двинулся по дорожке. Над моими ранами Джеймс мог шутить сколько угодно, однако для больной он, без сомнения, сделает все возможное. Дверца кэба открылась, и за моей спиной раздался успокаивающий мягкий говорок приятеля:
— Здравствуйте, милая моя. Сможете сами выйти из экипажа?
* * *
Джеймс надолго исчез, устраивая Мадлен в палате, и мне хватило времени умыться и даже побродить по его кабинету, разглядывая книги и анатомические модели. Я собрался с мыслями, в которых за последние два часа воцарился некоторый беспорядок. До сегодняшнего дня не возникало оснований не доверять показаниям Стивена Бэкфорда, его брата Роберта и друга — Спира, а также доктора, пользовавшего миссис Бэкфорд. Рассказы их в основном совпадали, и в то же время, расходясь в незначительных деталях, отрепетированными не выглядели. Каждый из мужчин упоминал о нарастающих странностях в поведении бедняжки, и ни один не смог назвать внятной причины подобных изменений. Вот только паника Мадлен при виде собственного дома, сменившаяся относительным спокойствием по пути в госпиталь, в эту стройную картину не слишком укладывалась. Либо сознание ее было спутано, либо в рассказах свидетелей чего-то недоставало. Впрочем, заполучив новое дело об убийстве, я уже не располагал временем для поиска истинных причин.
Рано или поздно Мадлен все разъяснит сама, а мне всего лишь требуется убедить Джеймса до тех пор подержать ее в госпитале. Разумеется, негласно. Наверняка приятель станет сопротивляться: госпитализация без ведома супруга незаконна. И все же я знал Джеймса достаточно долго, и знал, как заставить его заколебаться.
Доктор вошел в кабинет с подносом: кофе для меня, чай — для него. Я сомкнул пальцы на предложенной мне чашке, согревая ноющие суставы. В дождливую погоду ломота обычно усиливалась. Джеймс как-то сказал, что причиной тому — годы, проведенные на ринге, и неодобрительно пробормотал: боль — расплата за корыстное участие в варварских драках.
Приятель уселся за стол, и я осведомился:
— Как она?
— Растревожена — как иначе? Ее мозговые функции сейчас нарушены, отсюда и целый букет первичных и вторичных симптомов.
— Что-нибудь говорила?
— Ни слова, — нахмурился Джеймс. — Кто она и как оказалась в Холмделе?
— Три недели назад Стивен Бэкфорд заявил об исчезновении супруги.
— Бэкфорд… — Джеймс поерзал на стуле. — Тот, что владеет «Бэкфорд шиппинг»?
— Ты его знаешь?
— Лично не знаком, но его семья жертвовала деньги на новое хирургическое отделение в госпитале Святого Варфоломея. Назвали его в честь их семейного поверенного — «корпус Гриффитса».
— Должно быть, Бэкфорды весьма высокого мнения о своем поверенном, — заметил я.
— Скорее всего, желали избежать просьб о дополнительных пожертвованиях, — сухо возразил приятель. — Однако к делу. Как долго наша пациентка отсутствовала дома до обращения в Скотланд-Ярд?
— Два дня.
— Чего же ждал муж? — удивился доктор. — Она и раньше практиковала подобные вылазки?
Отхлебнув из чашки, я несколько секунд наслаждался чудесным ощущением тепла в желудке.
— Сегодня я впервые увидел миссис Бэкфорд, а до того знал о ней лишь по рассказам свидетелей. Их показания совпадают, однако…
— …у миссис Бэкфорд может иметься иная версия, — проницательно глянув на меня, закончил доктор. — Вижу, ты ей сочувствуешь, несмотря на исцарапанное лицо?
— Именно, — признал я, поставив чашку. — Сейчас все расскажу, а ты уж сам соображай, что к чему. Итак, каждую среду по вечерам Бэкфорд со своим приятелем посещает клуб — «Клавеллс» — и ходит в театр. Этот самый приятель, Спир, пишет театральные рецензии.
— Респектабельное занятие, — вставил Джеймс, отпив чая.
— В тот вечер они вместе, как обычно, вернулись в дом Бэкфордов около половины двенадцатого ночи. Мадлен ждала мужа в библиотеке у камина. В лучшие дни семейной жизни они посидели бы у огня с бокалом вина, однако в ту среду все вышло иначе. Бэкфорд заявил, что Мадлен была в смятении; начала обвинять супруга в нарушении ее прав, чего на самом деле не случалось никогда. Спир показал, что его шокировали инсинуации миссис Бэкфорд, и он, воспользовавшись первым же предлогом, ушел.
— Жестокое обращение? О чем именно она говорила?
— Бэкфорд вспомнил, что жена ставила ему в
