Ах уж эти цветы! Или, как почти все требовали их называть, «цветочные подношения». Поскольку на дворе стоял ноябрь, флористы располагали одними только хризантемами, ну, почти и хризантем нанесли просто море. Но, конечно же, истинно богатые должны были выражать свое соболезнование розами, поскольку в это время года они особенно дороги. В этом плане у богатых жизнь не сахар; они обязаны присылать лучшее, даже если терпеть не могут цветов, которые в настоящий момент дороги, иначе кто-нибудь да обвинит их в скупости. Дениза где-то слышала о гробе, который был целиком покрыт слоем роз, и пожелала организовать такое же цветочное подношение от своего имени. Но Каролина убедила ее, что можно обойтись приличным букетом белых цветов. Хотя на самом деле «убедила» не то слово. Каролина поведала мне, что в конце концов была вынуждена сказать Денизе: «Вы что, хотите, чтобы мы выглядели как Медичи?» – и это ее проняло, поскольку Дениза никогда не слышала, чтобы о Медичи хорошо отзывались.
Этот кошмар продолжался всю среду. Я дежурил утром, любезно привечая высокопоставленных визитеров – мэра, начальника полиции, начальника пожарной охраны, члена комиссии по гидроэлектроэнергетике и прочих шишек разного калибра. Явился представитель ассоциации адвокатов, чем напомнил о том почти забытом факте, что мой отец получил юридическое образование. Я неплохо знал этого человека, потому что мы с ним частенько сталкивались по делам, но других я знал лишь понаслышке или же по фотографиям в газетах. Естественно, были там и президенты банков.
Дениза, конечно, посетителей не встречала. Это противоречило бы роли, которую она избрала для себя. Следовало понимать, что она убита горем и не в силах находиться на людях, так что наверх, в ее комнату, где она предавалась отчаянию, допускались только избранные. Я не возражаю против этого. Похороны принадлежат к немногим оставшимся у нас ритуалам, и мы играем соответствующие роли почти не задумываясь. Я – Единственный Сын, который прекрасно держится, но никогда не станет и не имеет ни малейших шансов стать таким человеком, каким был его отец. Бисти – Этот Славный Бастабл, который делает в трудных обстоятельствах все от него зависящее. Каролина – Единственная Дочь, сокрушенная потерей, но, конечно, Дениза сокрушена неизмеримо сильнее: Дениза – Вдова, и считалось, что горе раздавило ее. Вот так. Это общая схема, но разрушение подобных схем чревато риском. Ведь они в конечном счете становятся схемами, потому что отвечают реалиям. Я всю свою жизнь стоял за традиции и устоявшиеся схемы и не имею ни малейшего желания ломать сложившуюся похоронную традицию. Но поскольку за этой схемой для меня стояло слишком много реального, живого чувства, мои нервы были натянуты до предела, особенно когда Дениза из своих скорбных палат оглашала повеления.
Например, она повелела, чтобы мне «любой ценой, но не дали наклюкаться». И Бисти неплохо справился. Без всякой этой омерзительной тактичности. Он просто сказал, что у меня масса дел, которые нужно делать на ясную голову, а потому мне лучше много не пить. Он понимал, что мое «немного» для него было бы более чем достаточно, но признавал за мной достаточный здравый смысл. Каролина вторила ему: «Дениза уверена, что ты нажрешься вусмерть и всех нас опозоришь. А поэтому, бога ради, назло ей не пей» – так она это сформулировала. Даже Нетти после того своего срыва, в первый день, вела себя просто образцово-показательно и не лезла со своей неусыпной опекой, хотя время от времени я и ловил на себе ее взгляд. А поэтому хотя я и прикладывался все время к рюмке, но держался в тех рамках, которые для себя установил. А Денизу ненавидел за этот ее указ пуще прежнего.
Который, конечно же, был отнюдь не единственным. В среду перед ленчем она вызвала Бисти и передала мне через него, чтобы я посмотрел отцовское завещание, а потом увиделся с ней. Это было недопустимым вмешательством в мои дела. Я знал, что являюсь главным душеприказчиком отца, а будучи адвокатом, прекрасно понимал, что от меня требуется. Но заниматься вопросами завещания до окончания похорон считается неэтичным. Это никоим образом не воспрещается, особенно если подозревают, что в завещании есть спорные моменты, но в случае с моим отцом это абсолютно исключалось. Содержания документа я не знал, но не сомневался, что завещание в полном порядке. Дениза, полагал я, неподобающе торопит события.
Я так думаю, доктор, что если вы и сможете что-то для меня сделать, то лишь при условии максимальной откровенности. Я не хотел читать завещание, пока это не станет абсолютно необходимо. В нашей семье с завещаниями возникали проблемы. Мой отец был потрясен, прочтя завещание своего отца, и в разговорах со мной не раз поднимал эту тему. А после его второй женитьбы наши с ним отношения стали несколько напряженными. Я думал, что в завещании меня может ждать какой-нибудь неприятный сюрприз. Поэтому я уперся и сказал, что с этим делом нужно подождать до вечера четверга.
Не знаю, почему я в четверг так рано пришел в отцовский дом, разве что проснулся словно с каким-то зудом – у меня было ощущение, что многое нужно утрясти и я узнаю, что именно, когда окажусь на месте действия. И я хотел, ну, попрощаться с отцом. Понимаете? В течение сорока восьми часов не было никакой возможности остаться с его телом наедине, и я подумал, что если приду рано, то мне это удастся. И вот я как можно тише, чтобы не привлекать внимания, пробрался к гостиной и обнаружил, что дверь затворена. Была половина восьмого, так что, казалось бы, ничего необычного.
Но изнутри доносились голоса, мужской и женский, причем явно на повышенных тонах, и слышались какие-то глухие удары и шарканье ног. Я открыл дверь и у гроба увидел Денизу – она держала приподнятое тело отца за плечи, а некий незнакомец, казалось, молотил его по лицу. Вы знаете, как об этом пишут в книгах: «Я был словно громом поражен… голова моя пошла кругом».
– Да, это абсолютно точное описание того, что чувствует человек. Дело в том, что к голове ненадолго прекращается приток крови. Продолжайте.
– Я что-то выкрикнул. Дениза уронила тело, а человек отпрыгнул как ошпаренный. Словно подумал, что я могу его убить. И тут я его узнал. Это был приятель Денизы – дантист. Я видел его два или три раза и считал дураком.
У тела не было лица. Все лицо покрывала какая-то блестящая розоватая масса, так густо, что спереди голова напоминала яйцо. Вот это-то покрытие они и пытались снять.
Мне не пришлось требовать от них объяснений. Они были обескуражены моим появлением и сами рвались все объяснить. Такого идиотизма мне еще слышать не доводилось.
Этот дантист, как и многие из друзей Денизы, был художником-любителем. Он имел малюсенькие, недоразвитые способности к ваянию и в свободное от основной работы время вылепил несколько бюстов заведующих кафедрой стоматологии в университете и еще что-то в этом роде. Так вот, мою мачеху осенила одна из ее чудовищных идей: она решила, что этот тип должен снять посмертную маску с моего отца, чтобы затем на ее основе изваять бюст или же оставить как есть. Но дантист никогда раньше не работал с мертвецами, а это совсем не то, что работать с живым человеком. Поэтому использовать гипс, обычно и применяющийся в таких случаях, он не стал, а ему пришла в голову безумная мысль – испытать какую-то химическую массу, из которой зубные техники льют формы; он рассчитывал, что так получит лучшую прорисовку деталей, да и справится быстрее. Но для работ такого рода этот пластик был совершенно непригоден, и дантист никак не мог отодрать маску.
Их охватила паника, и небезосновательно. Вспыхнул натуральный пожар эмоций. Понимаете, о чем я? Атмосфера была так накалена, что, клянусь, я чувствовал давление этих невидимых токов – вплоть до звона в ушах. Только не говорите, что все дело в выпитом мною виски. Из нас троих я лучше всех держал себя в руках. Могу поклясться, что напряжение исходило от тела, которое пребывало в совершенно неподобающем состоянии – наполовину вытащено из массивного дорогущего гроба, пиджак и рубашка сняты, волосы растрепаны.
Что я должен был делать? Я тысячу раз прокручивал этот момент в голове. Схватить кочергу, убить дантиста, ткнуть Денизу физиономией в жуткую пластиковую голову и придушить, а потом заорать благим матом, чтобы сбежались все, чтобы мир увидел последнюю сцену этой недошекспировской трагедии?.. Но я всего лишь приказал им обоим убраться из комнаты, запер дверь, позвонил в похоронную контору и попросил их явиться незамедлительно, а потом спустился в мужской туалет, где меня долго выворачивало наизнанку, в итоге я стоял на четвереньках, свесив в унитаз голову, – алкаш алкашом.
Приехали люди из похоронной конторы. Они были рассержены – и совершенно справедливо, – но старались этого не проявлять. Если нужна была маска, спросили они, то почему не сказали им? Они умеют это делать. А чего я хочу от них теперь? Я взял себя в руки, хотя и знал, что выгляжу как последний забулдыга, и мне пришлось вести все необходимые переговоры. Дениза же заперлась наверху, чисто по-женски абстрагировавшись от последствий своих поступков, а дантист, как мне сказали, на целую неделю уехал из города.
