– Мадам! Таки очень обидно выслушивать от красивой дамы, шо ты в ее понимании неупокоенный мертвец, когда на самом деле ты просто морская душа! – встрял то ли Григорий то ли Константин, я их уже не различала.
– Морские души?
– Да, миледи. Есть обычные души обычных людей, и их дороги – в ад или рай, соответственно прижизненному поведению. Но если ты родился моряком, если тебя грудью кормило море, а колыбельные пели пассаты и муссоны…
– Если морская соль пропитала тебя с ног до головы, и ты засыпал на вантах, умывался штормом, обнимал мачту, как любимую женщину, а твоя бригантина была для тебя домом, возлюбленной и гробом, – у тебя морская душа. И место тебе в этом Приюте!
– Но почему именно в Одессе?
– Мадам, вы таки спрашиваете, почему место морским душам именно в Одессе? А разве есть где-нибудь на земле еще один такой город, в котором даже вывешенные на просушку простыни кажутся парусами?! Попробуйте, покажите мне на карте, и я посмеюсь вместе с вами. Одесса! О, Одесса! Вслушайтесь, ведь имя этого города звучит как плеск волны о форштевень!
– Да вы поэты, господа…
– Как иначе, мадам? Все морские души – пираты и поэты! И одесситы! А хотите, мы вам откроем нашу страшную тайну?
Я изобразила предельное внимание. Муж ничего не изображал и не слышал. Он спал в блюде с персиками, на ворот рубашки к нему вскарабкался несъеденный краб. Бедный мой писатель-фантаст! На него это немыслимое вино подействовало еще сильней, чем на меня.
– Слушаю вас… Вашу страшную тайну.
– Вы думаете, тот самый «Летучий Голландец» таки был голландцем? Этот корабль с самого начала вел дальний родственник дюка Ришелье, контрабандист, пират и коренной одессит Сеня Арнаутский. Да, он любил голландский сыр и нечасто предъявлял портовым властям паспорт со своим настоящим именем! Потому и пошла легенда… А вы – голландец, голландец.
То ли вино подействовало, то ли мои страхи развеялись, но эти скелетики нравились мне все больше и больше. Гостеприимные, ироничные, с живым юморком! Таких и среди живых людей не найдешь, а тут – настоящая одесская экзотика…
Однако это была еще не вся экзотика, отпущенная на сегодняшнюю ночь. Когда скелеты (стоя) пили за «присутствующую здесь мадам», к столу вышел еще один их костлявый товарищ…
Скелет печального образа.
В рваных клешах, боцманской куртке и с черной повязкой через правую глазницу. Скелет прихрамывал, опираясь на костыль. На плече встряхивал остатками перьев покоцанный скелетик попугая.
– Добрый вечер, – грустно сказал скелет. – Приятного аппетита.
– А, боцман, вот и ты наконец! Представься даме и выпей с нами!
Означенный боцман отвесил мне поклон (шейные позвонки его при этом подозрительно хрустнули):
– Боцман Бецман.
– Очень приятно. Ведьма Викка.
– Такая молодая и уже ведьма, – пробормотал боцман.
…Если учесть, что скоро я буду со слезами на глазах праздновать свое сорокалетие, то из уст боцмана я получила скорее комплимент, чем осуждение моего Ремесла.
Боцман, покряхтывая, присел у краешка стола. К нему сунулись было с вином, но он осуждающе покачал головой и извлек из клешей бутылку воды «Аква минерале».
– А отчего это ваш боцман не пьет? – поинтересовалась я у Константина. – И сидит такой печальный, словно на похоронах.
– О мадам, наш друг Бецман – жертва врачебной практики. Так сказать, зримый укор всем работникам шприца и клизмы!
– Да что вы говорите!
– Уй, мадам! Если рассказать вам историю Бецмана, вы таки будете рыдать, как дитя!
– В таком случае, я слушаю.
…История боцмана Бецмана действительно навсегда запала в мою душу. И я часто вспоминаю ее.
Бесстрашный и жизнерадостный боцман Бецман не боялся ни штормов, ни штилей, ни пиратов, потому что сам состоял в храброй пиратской команде каравеллы «Строптивая бабенка», но однажды с ним приключилась простуда – просквозило нордом, когда вязал рифы. Едва корабль вошел в первый порт, чихающий и кашляющий боцман отправился не в таверну, а к доктору. Тот осмотрел Бецмана и обнаружил у него астигматизм, гипергликемию, псориаз, волчанку, болезнь Альцгеймера, климакс, гипогенитализм, перемежающуюся хромоту, отит и бородавки. Боцману выписали такое количество микстур, порошков, мазей, притираний, настоек и эликсиров, что их хватило бы заполнить целый вельбот! И с тех пор боцман принялся сражаться со своими болезнями. Он списался на берег, забыл про море и паруса, забыл славную пиратскую жизнь, а только ходил по врачам, выслушивал их наставления да сдавал анализы. И по прошествии некоторого времени так и не победивший всех своих хворей бывший бравый моряк скончался. Но и в могильной тиши души докторов не давали ему покоя! Они проколупывали дырочки в досках боцманского гроба и шептали длинные списки рецептов, вместе с земляными червями пытались передавать оживляющие микстуры и регенерирующие бальзамы… И боцман не вынес такой смерти. И пришел в Приют Забытых Капитанов, куда был строго воспрещен вход медицинскому персоналу!
Правда, характер у боцмана был безнадежно испорчен долгим лечением. Он отвергал вредные привычки, боялся ревматизма и анемии и грустил о тех безоблачных днях, когда он был живым бесстрашным морским волком, плюющим с фок-мачты на любую хворь…
Тут рассказ прервался, потому что боцман неожиданно запел. Голосок у него был слабенький, поэтому все мы затихли, чтобы расслышать слова его печальной песни:
Я спою вам пиратскую песню о главном,Абордажную песню с победною нотой.Не болят у пирата аппендикс и гланды,Он не может уйти на больничный с работы.
Он находится в центре бушующей схватки,Средь клинков и орудий, в разбуженном море…Если с печенью вдруг у него неполадки,То не может пират укатить в санаторий.
Мы гроза океанов, искатели кладов,И врагов мы пускаем на дно очень быстро…Но нам клада не надо и битвы не надо —Нам бы лучше сходить на прием к окулисту…
Боцман допел последний куплет и поправил повязку на глазнице. Скелет попугая, нахохлившись, дремал у него на плече.
Я отерла слезы платочком и ласково сказала:
– Боцман, хотите, я вам череп отполирую? А то он выглядит каким-то подплесневелым.
– Мерси, – поблагодарил боцман печального образа. – Вынужден отказаться от вашего лестного предложения, мадам, поскольку это не плесень, а медицинский линимент Флуцинара – Стрептоцидова. К сожалению, я навсегда получил привычку поддерживать с помощью лекарств свое бренное существование…
К этим словам боцмана Бецмана все сидевшие за столом прислушались с уважительной печалью. Молчание нарушил скелет с ермолкой на черепе:
– Я вам таки скажу, что доктора – это нечто! Единственные, кто умеет нас, моряков, мало-мальски лечить, так это судовые эскулапы, у которых на все болезни, от поноса до гангрены, есть одно вернейшее средство – пинта ямайского рома напополам со жгучим перцем. Вот такое лекарство подымет мертвого!
– Почтеннейшая публика, позвольте вам рассказать одну весьма поучительную историю, касаемую всякой медицины и прочих Гиппократов, – стуком фаланги указательного пальца о бокал призвал к вниманию скелет, доселе молчавший и представившийся нам как штурман Сведенборг. – Это было давно, еще в те славные времена, когда я топтал палубу барка «Святая Целестина». Служил с нами на барке матросом один парень – дюжий молодец, высокий, плечистый и такой силы, что мог одной рукой втугую крепить стаксель, когда судно ложилось в крутой бейдевинд и шло против штормового ветра… Но при такой силе этого парня не очень любили в команде, хотя уважали и никогда не задевали ни словом, ни кулаком. Да и не виноват он был в том, что родился с таким уродливым лицом! Как будто кожу на всей его физиономии зашивали парусной кривой иглой, чтоб не расползлась. Поглядишь на такое лицо и решишь, что перед тобой выходец из могилы и гнусный убийца, хотя на самом деле парень был кроток, как ягненок, добр, как ангел, чурался драк и в каждом порту при удобной оказии отправлял письма домой… Как-то я расспросил его о родителях и даже, набравшись храбрости, спросил, как получилось, что лицо у него напоминает плохо сшитый кожаный кошель, и парень, смущаясь, поведал мне историю своего рода. У меня даже дух захватило! Оказывается, отец парня не родился обычным для всех потомков Адама способом, а был создан из останков разных людей каким-то безумным доктором…
– Франкенштейн?! – изумилась я.
– Как, мадам, вы тоже знаете эту историю?
– Нет, нет, продолжайте…
– Так вот. Доктор Франкенштейн, вместо того чтоб лечить больных, задумал стать Творцом. Но поскольку был сей доктор недоучкой, часто прикладывался к пиву и плохо разбирался в анатомии, то и вышел у него этот человек до того уродливым, что даже волки в лесу его пугались. Доктор, подлец, бросил свое создание на произвол судьбы, даже не дал ему имени, и бедняга ушел в горы, озлобленный и мечтающий о мести. И кто знает, сколько несчастий человечеству принес бы этот «сын» Франкенштейна, если бы в горах ему не повстречалась прекрасная женщина. Ну, может, она не так уж и была прекрасна на лицо, зато была добра душой, и когда несчастный урод влюбился в нее, она ответила ему взаимностью и стала его женой. Они выстроили в горной луговине дом, обзавелись хозяйством и жили душа в душу. Урод назвал себя Франкензоннер – сын Франкенштейна, и эту фамилию потом стали носить пятеро его сыновей. Ребятишки рождались крепкими, только лицом были – вылитый отец, хотя характером – как их добрая мать. Франкензоннер, когда его сыновья подросли, разрешил им учиться любому ремеслу. Любому, кроме врачебного! «Посмотрите на меня, дети мои, – сказал он. – Я результат врачебной ошибки. Эта ошибка дорого мне стоила, хотя с тех пор как ваша мать стала моей верной подругой, жизнь моя превратилась в рай. Но я заклинаю вас: лучше учитесь, будьте подмастерьями у золотарей и дубильщиков кож, чем докторами! Никого так не клянет человечество, как их, хотя к ним же и идет за исцелением…»
