-- Отдайте половину этого мне, и я внесу гениальное рацпред-ложение.
-- Какое?
-- С Тобольцева довольно. Купите против него свидетеля. Очевидца и дешевле и надежней.
-- Откуда же очевидец? -- изумляется мать. -- Митя?
Митя задумывается.
-- Вообще-то... найти, пожалуй, можно.
-- Отец, ты слышишь?
-- Оставьте меня.
-- Но как умный человек...
-- Я не умный человек. Я не имею на это времени -- я делаю зубы. Кому вставить? Пожалуйста, хоть в три ряда, как у акулы. Дальше меня не касается.
-- Не сердись, семье нужен твой совет.
-- Сколько с меня причитается за право спокойно жить в своем доме?! -Он встает, уходит в свою комнату, и слышно, как запирает дверь.
Пока Холина провожает его взглядом, Вадим быстро выпивает рюмку коньяку и выскакивает в переднюю, закусывая пирожком. Дмитрий направляется следом. Вадим уже кинул на руку пальто, брат преграждает ему дорогу. Кажется, они готовы подраться. И тут раздается звонок в дверь. На площадке стоят Томин и два милиционера.
-- Добрый вечер, -- говорит Томин.
-- Здрасьте, -- автоматически откликается Дмитрий и пятится.
Вадим застывает с недоеденным пирожком.
-- Вадим Холин?
-- Д-да...
-- Старший инспектор уголовного розыска Томин.
Пятясь, Дмитрий кричит:
-- Мама, к вам пришли!
Кругленькой, растревоженной наседкой выбегает мать.
-- Вадик, что такое? Кто вы? В чем дело?! -- налетает она на Томина.
Вадим на мгновение приободряется:
-- Да, собственно, в чем дело?
-- О вас, Вадим, тюрьма плачет, -- доверительно сообщает Томин. -- В три ручья.
-- Опять?! -- Глаза Холиной мечут голубые молнии. -- Это провокация! Вам здесь нечего делать! Мы будем немедленно жаловаться прокурору!
-- Именно он подписал постановление на арест. Я только выполняю его поручение.
-- Вадик, не бойся!.. Не волнуйся... Мы все сделаем! Я послед-нюю рубашку!.. Митя!.. Отец!..
Но Митя скрылся в комнате, и отец не отзывается.
-- Вадик, мальчик мой! Мы спасем тебя! Любой ценой. Любой ценой!
x x x
Холина потом часами толклась в районной прокуратуре, в городской, в судах всех инстанций, в приемных мыслимого и немыслимого начальства. Она нанимала адвокатов, писала бесконечные кассации, жалобы и прошения; из года в год слала посыл-ки по далекому северному адресу; она поседела и сморщилась. Она перенесет все и останется любящей матерью.
Осуждать? Крутить пальцем у виска? Или снять шляпу перед такой верностью чувства?
